Камилла Дюбо.

Музыка Лондона.

От автора.

Анна Савански вдохновила меня на этот роман, меня всегда очаровала магия любви Бетти Хомс и Фредди Менори, и я наконец-то решилась написать свой роман об этой любви. Я не хочу менять жизненные перипетии героев Анны, хочу лишь показать мир их отношений. Ведь их история лишь малая часть всего романа, я хочу обособить этих героев. Надеюсь Анне Савански и Вам очень понравиться, но я буду стараться не испортить те эмоции, которые я нашла на страницах «Английского сада». Не хочу отвлекаться на семейные хитросплетения Хомсов, ведь все это вы, наверняка, помните из романа «Английский сад».

Лето 1964.

Фредди.

Я возвращался домой окончательно, хотя не особо этого хотел. В пансионе у меня было своя жизнь, где я дышал свободно, совсем не думая о всяких условностях и соблюдение вековых устоев. Честно говоря, я был далек от этого всего. Теперь мне больше нравилось, когда меня называли Фредди. Имя Фаррух хоть и означало счастливый, не могло дать мне того счастья, которого я хотел, да и выговорить это имя парсов не каждый мог. Мне было семнадцать, и я уже имел диплом пансионата, все дороги были передо мной. Я уже не был тем непокорным мальчиком, родители которого после безрассудного поступка отправили набираться ума. Годы, проведенные вне дома, научили меня противостоять деспотичному характеру отца, и научили самостоятельно решать свои проблемы. В тот день, здорово напугав своих родителей, когда поехал кататься на лодке в шторм, я принимал ругань отца, которая была вполне оправдана.

Но даже пансионат не укротил мою страстную душу, мои наказания продолжились и там, наверное, веселье суть мой натуры, при этом всегда серьезно относился к учебе. Написав сотню писем за эти годы домой, я жаждал быть дома, но летом душа стремилась назад в пансион. Грустил о музыкальных концертах, что утраивали с друзьями, музыка стала страстью и любовью, я подражал всем западным музыкантам, при этом считая себя ничтожным по сравнению с ними. Чтобы меня не задирали, занялся боксом, и выигрывал кубки, считаясь одним из лучших бойцов. Я тянулся к свету, мечтая, навсегда вырваться из провинции, и оказаться на Западе, найти там свое счастье. Каждый вечер, смотря из своего окна на море, залитое оранжевым светом, сердце громко билось, а дыхание сбивалось. Там на другом береге ждала моя судьба, я это всегда знал.

Когда-то я был влюблен - ее звали Гита, она училась в соседней школе. Она приходила к нам на концерты, я пел для нее, бегал за ней как пес, а она меня игнорировала. Я всегда был уверен в себе, считая, что меня не любить невозможно. Но любовь быстро прошла, каждый раз мое сердце настойчиво говорило: «Нет, не она!». Позже ее глаза казались мне не такими прекрасными, а смуглая кожа не такой завораживающей. Потом моей любовью стала молоденькая учительница по французскому языку. Хотя тогда в нее были все влюблены. Я искал любви, так отчаянно, что иногда думал, что ее просто нет, что это просто миф, который придумали люди, чтобы успокоить свою совесть, для оправдания своих глупых поступков, которые они свершали ради любви. Ведь я тоже делал ошибки, когда писал стишки дамам своего сердца, когда присылал свои рисунки, но им не нужен был я, им не нужны были мои чувства.

Оказавшись на Занзибаре, я радовался, что осенью поеду в Англию к другу отца, но не хотел быть промышленником, я мечтал рисовать. Как-то на столе у отца я увидел фотографию: там была девочка лет восьми в греческой тунике с букетом георгин в руках, позади нее стояли другие девчонки, зал был оформлен, как греческий храм. Отец сказал, что она англичанка, и я женюсь на ней, когда она вырастет. Она была внучкой его друга. Это-то мне и претило, отец опять все решил за меня, нисколько не спросив моего мнения, решив, что брак с англичанкой будет лучшим достижением в моей жизни.

Я влюблялся, а мой остров стал свободен, но эйфория от вновь обретенной свободы длилась недолго - месяц спустя султана сместили, и в ходе кровавой революции к власти пришла партия «Афро-Ширази». В апреле президент подписал договор о союзе Занзибара с Танганьикой, новое государство получило название Объединенная Республика Танзания.

Это было жестокое время, девушек и юношей заставляли насильно заключать браки. Разъяренная толпа уничтожала потомков работорговцев везде, где только могла найти, Боми боялся отпускать нас на улицу. Власть нашла странное решение остановить этническую вражду. До революции любая девушка из арабской семьи могла взять себе в мужья чернокожего юношу – если сама девушка этого хотела, но ни при каких обстоятельствах юноша не мог добиться брака с арабкой - это было не принято. И тогда на Занзибаре организовали насильственные свадьбы. Было провозглашено, что любой чернокожий может взять в жены арабскую девушку. Юношей и девушек выстраивали двумя шеренгами лицом друг к другу. Юноша мог бросить в понравившуюся девушку камешек и жениться на ней. Таким необычным способом в жаркие дни 1964 года на островах совершались межэтнические браки. Эта кровавая революция унесла жизни десятки тысяч людей, и внесла несуразицу.

В один из дней, когда Боми увидел, как жестоко подавляли волнения на улицах, решился уехать отсюда навсегда. Он не мог больше смотреть на то, как принуждают девушек, и как убивают всех, кто не соответствует канонам революции. Нельзя больше было жить в страхе, позвонив своему другу, он согласился ехать на Запад. Мы бежали в Англию. Нас встретил сэр Виктор, как назвал его отец. Он явно был в летах, его холодные голубые глаза приводили в замешательство, в рыжих волосах блестела благородная седина. Всю дорогу мы с сестрой пытались выяснить, кто же такой сэр Виктор, мама лишь сдержано отвечала, что он друг отца, и брат Марии Трейндж, которую я лишь смутно помнил. От него веяло властью, он просто излучал ее, конечно же, он не просто сэр Виктор.

- Здравствуй, Боми, - Виктор обнял друга, - Нитта, - он поцеловал ей руку, - Кашмира, - перед ним стояла не маленькая девочка, какой он ее, наверное, запомнил, а двенадцатилетняя девушка, с пышными кудрявыми каштановыми волосами, - Фаррух…

- Фредди, - поправил я.

- Что ж, Фредди, - Виктор откашлянул.

- Дурацкая мода! – вставил отец.

- Ему идет, - защитил меня Виктор, и заговорщицки улыбнулся, - что поехали, смотреть новый дом. Кстати, даю вам неделю на отдых, через неделю мы с Дианой приедем к вам, и поговорим обо всем.

- Виктор, - начал было Боми, - мы сами…

- Раз я предложил приехать вам, то я должен помочь. Нам есть о чем говорить – о тебе и твоей работе, о будущем Фредди, - услышав свое новое имя из уст этого чудаковатого англичанина, я заулыбался, чувствуя, как во мне загорается симпатия к этому сэру Виктору.

Здесь и началась новая жизнь для меня и семьи, я влюбился в этот город, влюбился в эти улицы, не зная, что эти улицы вскоре подарят мне любовь и боль всей моей жизни.

***

Мама долго что-то готовила, а я только и делал, что ворчал, не королеву же мы будем принимать, мама не могла выбрать платье, считая их все не уместными. Чего они все так суетятся. Подумаешь, какой-то там Виктор. Ну, да он купил нам огромную квартиру, обставил ее по своему вкусу, безупречному вкусу, добавлял я, присылал свою машину, чтобы его водитель покупал все необходимое для нас, и явно имел власть над моим отцом. Это-то и приводило меня в восторг, но больше всего, то, что он звал меня по имени, имени, которое я сам хотел носить. Нитта открыла дверь, послышался голос Виктора, и мелодичный голос женщины, наверное, его дочка, но когда они вошли в гостиную я понял, что эта элегантная дама в изумрудном платье его жена. Боми пригласил всех к столу, Виктор протянул бутылку вина из роз, давая попробовать его всем даже нам с Кашмирой.

- Итак, дела, - Виктор отложил столовые приборы, - нужно многое обсудить.

- Виктор, ты не обязан, - возразил Боми.