- Именно, что не в этом! – воскликнул Поволоцкий, словно все мысли, долго и трудно обдумываемые, разом прорвали некую внутреннюю плотину. – Это внешнее, это результат! И все так думают – если подвезти побольше того и этого, то все вернется как было. Но настоящая, корневая беда не в том, что просто «мало». Вся наша система не работает! Уже не работает.

Он перевел дух, сделал огромный глоток остывшего настоя.

- Вся наша военная медицина рассчитана на две вещи, - продолжил хирург. – На ограниченность конфликта и соблюдение неких правил. Сражаются батальоны, полки, самое большее – бригады, а дивизии вообще чисто тыловая формация, для снабжения, ну не мне тебе рассказывать. Красный крест – святое. Можно резаться уже на ножах до последнего бойца, жрать траву и лизать росу, но раненых – извольте в тыл. А того, кто их тронет, сам же противник отправит под трибунал. «Законы и обычаи войны»!

Зимников внимательно слушал, подперев голову крюками, металлические штыри врезались в кожу, словно медицинские штифты на постпереломной растяжке.

- Что получается – раненых мало, и им почти всегда гарантировано наилучшее обхождение. Это было. А что теперь? Теперь за неделю, да что там, за день-два госпиталь получает столько пациентов, сколько раньше и за год не поступало. Я сам стоял со скальпелем под Саарлуи – чертов конвейер, по десять человек в час! Врачи сходили с ума у меня на глазах, потому что это я тренирован штопать в любых условиях, хоть бритвами и швейными иглами, а они в большинстве - кабинетные медики. Белый кафель, электричество, дистиллированная вода из специального крана, сколько нужно, подогретый физраствор из другого крана, доноры крови… Нет лекарства – снял трубку и гироплан доставит все требуемое. Сейчас гребут всех, кто может держать скальпель, но они не умеют! Врачи из резервистов читали Пирогова как один! И копируют его один в один!

Поволоцкий рубанул ребром ладони по столу с такой силой, что подпрыгнули чашки.

- Перевязочный пункт – полверсты от передовой! Уставные четыре километра до полкового лазарета - нормативы времен Ольги и Мировой! Как будто нет ничего серьезнее трехдюймовок! Как будто красный крест хоть что-то значит для этих тварей! – он яростно махнул в сторону окна. – Десять километров от фронта – это самое ближнее для медпункта, иначе их на раз накрывает артиллерия. Но как быстро таскать туда раненых? На чем? И так во всем…

Он сник, опустил руки на колени, склонив голову.

- Вот так во всем, - негромко повторил хирург. – Беда не в том, что чего-то не хватает и надо больше подвезти. Беда в том, что вся наша военная медицина рассчитана на одну войну, по четким правилам. А мы ведем совсем другую, и в ней правил нет вообще. Действующая система не плоха и не мала, она просто не годится – устарела, как трехшереножный строй и кавалерия. Сейчас идет индустриальная мясорубка, это эпидемия смертности, какая Пирогову и в кошмаре бы не приснилась! А мы все пытаемся лечить чуму примочками, и никто меня не слушает. Те, кто сталкивается со всем этим лично – у них нет времени и сил, те, кто выше – затыкают дыры… Насколько я могу судить, у нас некомплект хирургов - процентов семьдесят.

- Се... семьдесят? - переспросил майор.

- Именно так. На дивизию в пятнадцать тысяч человек требуется двадцать пять врачей, из них хирургов семнадцать — а в мирное время нормой считается один хирург на пять тысяч. Так что, с возвратом в строй у нас, боюсь, очень кисло. Лучше Мировой войны, но - и только. Вся надежда на то, что нормально будут готовить пополнения…

- Пополнения! – рявкнул Зимников, майор вскочил со стула и закружил по кухне, яростно жестикулируя. В свободной пижаме, с руками-крюками он очень сильно смахивал на ожившее пугало. – Пополнения! Был я вчера в тренировочном лагере, здесь под Железноводском тренируют мотопехоту. Мать их! Я пишу доклады о том, как мой батальон выбили в ноль в три приема! Как мы не смогли даже удержаться за естественную преграду. Я вытаскиваю Таланова чуть ли не из операционной – у бедолаги трещина в черепе - чтобы он расписал технику пехотного штурма Рюгена. Мы - десантники, элитная часть, лучшие войска Империи. Но из двухсот пятидесяти осталось семнадцать, лишь семнадцать, считая нас с тобой! И половина – инвалиды. Это о чем-нибудь да говорит! И что я вижу?!

Безрукий солдат с лязгом скрестил крючья, словно поражая невидимого противника.

- Они воспитаны на фильмах о первом годе Великой Войны! Пехота на манерах подравнивает цепь. «Примкнуть штыки!» - любимая команда молодых добровольцев. Говорю им, что я в пятнадцать лет тоже писался кипятком от Эйзенштейна и штык-атаки! Но это не прусская кампания, то было семьдесят лет назад! А что в ответ? В ответ мне цитируют мой же обзор – ведь Таланов удержал приют и вырезал штурмовую команду в штыковом бою! Я спрашиваю – и сколько наших осталось после? А это уже не важно – отвечают мне, у тварей силы надломились. Погоним ссаными тряпками!

Шумно выдохнув, майор рухнул на стул, вытирая рукавом пижамы раскрасневшееся лицо.

Поволоцкий молча покопался в шкафчике, решительно отодвигая в сторону банки с натурмедициной. Достал из дальнего угла пузатую склянку темно-коричневого стекла с притертой пробкой, прихваченной дополнительно пергаментным листком и суровой нитью.

- По паре капель не повредит, - пояснил он, впрочем, густой и пряно-тяжелый запах, поплывший по кухне, можно было не комментировать.

- Есть мысль… - произнес, наконец, майор, и хирург понял, что Зимников зашел отнюдь не просто так, не только для того, чтобы проведать боевого товарища.

- Внемато… - начал было Поволоцкий, но спохватился, решив, что грубоватая традиционная шутка здесь неуместна. – Внимательно.

- Вот это все, что ты говорил, изложить внятно смог бы? С толком, разбивкой и по пунктам?

- Давно уже.

Зимников посмотрел прямо в глаза медику, строго и внушительно.

- Не обещаю, но… У меня еще с училища есть пара знакомых, они сейчас при больших звездах. Еще Таланов звякнул по связям отца, царствие ему небесное, - майор размашисто перекрестился, этот жест, проделанный металлической «граблей» выглядел жутковато. – «Стучите и откроют», может быть удастся сойтись с тем, кто нас выслушает.

Глава 3

Первые недели после возвращения в Россию Терентьев до сих пор вспоминал едва ли не с ужасом – непрерывные собеседования, почти допросы, по пятнадцать-двадцать часов в сутки. В весомую практическую пользу своих откровений Иван не очень верил, но добросовестно вспоминал все, что мог, от системы званий Красной Армии до формы и назначения «щучьего носа» на танках ИС. Как и ожидалось, большая часть свежевыжатой информации действительно оказалась бесполезной. Попаданец мог нарисовать истребитель МиГ, но ничего не знал о реактивных двигателях. Детально зарисовывал внешний вид танка, но компоновку расписывал уже «на пальцах» и не разбирался в дизелях. Иван достаточно подробно обрисовал строение автомата Калашникова и пулемета Дегтярева, но местные пулеметы оказались лучше, а воспроизвести АК в обозримые сроки не представлялось возможным. Поэтому тульские оружейники взяли за основу вражеские образцы и постарались «перепилить» имперские разработки. В общем и целом его познания в технике были не то, чтобы совсем бесполезны, но и на откровения совершенно не тянули. Как подозревал Иван, изучение немногочисленных образцов вражеской техники, захваченной в боях, дало гораздо больше, чем все его заметки.

Гораздо лучше дело обстояло с организационными вопросами. Терентьев, конечно же, не забыл организацию армии времен Отечественной, хорошо разбирался и в общей системе государственного управления СССР. Но и эти сведения очень плохо приживались на чужой почве - наркоматы и министерства Союза слабо коррелировали с государственной машиной Империи. Терентьев хорошо помнил недоуменное выражение Лимасова, крутившего в широких ладонях подробную схему развития госбезопасности, от ОГПУ до МГБ и финальный вопрос главы Особого Департамента – «зачем такая сложная эволюция?». Иван немного подумал и в свою очередь поинтересовался – почему цивильная контрразведка формально входит в состав Канцелярии Его Величества, но подчиняется не канцлеру, а напрямую императору? Теперь задумался уже Лимасов, для которого такое положение вещей было естественным и не нуждалось в каких-либо комментариях.