Чтобы решить ее, надо искусственно ввести дополнительные члены в уравнения, добавив в них неопределенность. И тогда можно численно найти решение, которое удовлетворит врача или того же ракетчика.
Основная вопрос здесь в том, как ввести эту неопределенность, какой формы эти дополнительные члены. Фирмы-производители томографов именно эту часть и засекречивают. Сама железка здесь стоит недорого (относительно полной цены), программа, которая считает, — подороже. А самое дорогое — это как раз формульная часть, до которой конечный пользователь добраться никак не может. Это один из тех редких случаев, когда почти чистая математика дает чистые же деньги.
А теперь — основная часть.
В свое время СССР закупил две установки для томографии головы. Боюсь соврать, но, кажется, где-то в начале шестидесятых. Кажется, у Симменса. В те времена существовал запрет на поставку в СССР современных технологий, которые можно было бы использовать в военных целях. И, конечно, как только закупили, так одна установка поехала в какой-то медицинский институт для диагностики опухолей мозга, а другая прямым ходом направилась к воякам. И тут история разветвляется на две.
История номер один. Как великая военная наука обнаружила великие механические изменения в материалах
Поскольку в медицинский томограф ракету не засунешь, то его отдали гражданам, которые стали изучать изменения в разных материалах под воздействием взрывов. И тут запахло физическим открытием огромной важности. Оказалось, что поверхностный слой образцов после взрыва имеет двойную плотность по сравнению с плотностью первоначальной. Так говорили результаты томографии. И наука закрутилась. Особо допущенные к томографу граждане понаклепали разных диссертаций по техническим наукам, закрыто поназащищались и были счастливы. Пока кому-то не пришло в голову прикинуть, каким же давлениям надо подвергнуть эти самые образцы, чтобы получить такой эффект. Прикинули и получили, что надо давления, по крайней мере, в десятки тысяч раз выше, чем при ядерных испытаниях. Плюс такой бы поверхностный слой был бы чрезвычайно неустойчивым, так что все должно было бы рвануть к одной бабушке. Словом, что-то не то с этим томографом. А что?
Оказалось, что с таким же трюком сталкивались наши моряки до войны. У тех же немцев был закуплен военный корабль, не помню какого класса, и полные расчеты этого корабля. Надеялись, что смогут воспользоваться этими расчетами для построения кораблей и других классов и типов. Ан не тут-то было. Хитроумные немцы формулы все дали, естественно, без пояснений, но, например, всунули туда какие-то малозначительные коэффициенты типа чего-то, деленного на что-то. При этом когда ты берешь размер от именно этого корабля, то все в порядке. А стоит поменять размер — и этот коэффициент перекорежит все результаты так, что мать родная не признает. Но это самый простой путь, а есть из той же серии и похитрее. Так что найти, где «зашита» подобная бяка, никто не сможет. Проще самим разработать методику расчета.
Вот и хитроумный Симменс поставил какую-то такую бяку-анализатор на неоднородность или что-то вроде. Так что для однородных железок томограф что-то показывал, но это «что-то» не имело никакого отношения к реальности.
История два. Как в муках рождалась советская томография.
Итак, нужно было иметь, все-таки, томограф для ракет. Партия сказала — средства отпустили. И создали огромадный смешанный коллектив. Тут тебе и математики, специалисты-теоретики по обратным задачам, и физики, и инженеры-ракетчики. Работа кипела какое-то время, пока математики не сказали, что инженеры — полные идиоты. А инженеры сообщили это о своих математических коллегах. На самом деле эти два класса полезно трудящихся говорят на очень разных языках, мыслят в разных категориях и договариваются до взаимопонимания чрезвычайно редко. Математик, в лучшем случае, обычно, глядя на какую-то схему, вопрошает: «А что это за хреновина? А какое для нее уравнение?» А инженер ему начинает рассказывать о размерах хреновины, да о марках сталей, да еще о чем-нибудь таком конкретном. На что математик вопрошает снова: «А уравнение бы мне, а?» На что инженер отвечает, что он уравнение как раз и ожидал от математика. Словом, конь и трепетный медведь.
Разругались они, и каждая группа решила, что может и без лысых обойтись. И каждая из них родила по своему уродцу через n лет.
Только у математиков он был маленький, весь волосатенький, ножки кривенькие, но получил ленинскую премию. Поставили первую установочку в каком-то медучреждении, но возили в ответственных случаях на тот старенький симменсовский томограф. А этот что-то показывал, но как-то не того.
А ракетчики родили ублюдка-гиганта. Одним экземпляром его потом обзавелся ростовский университет. Туда уже можно было запихнуть корпус от сс-20, который, кстати, наматывался, вроде бы, западногерманской установкой в Подмосковье. Там результаты обрабатывались долго. Насколько успешно — не знаю. На фига такой томограф нужен был в Ростове — это еще одна загадка. Не нужно было, но достали.
Птичий язык
Был я комсомольским секретарем в школе. Хорошо тогда освоил птичий язык. Как на нем заговоришь с партийным начальством — срабатывало стопроцентно. Например, приехал я с женой молодым специалистом в Николаев на завод. Жена — филолог по диплому. Ткнулась в одну-другую школу — нет работы. В садик — то же самое. 110 рэ на двоих — не разгуляешься. Почесал затылок и пошел в горком. Прорвался ко второму секретарю. Вот, говорю, молодой специалист на важнейшем предприятии города. А жене, тоже молодому специалисту, филологу, работы нет. «Это не к нам, это в гороно, " — ответствует. Тут я ему: «Нет у них работы. А вы знаете, во сколько обходится подготовка молодого специалиста-филолога в год? Это же нерациональное расходование государственных средств!» Смотрю, секретарь на меня смотрит уже заинтересованно, однако произносит: «Это не ко мне. Это в отдел кадров.» Тут я его добиваю: «Если отдел кадров не справляет со своими обязанностями, то партия становится отделом кадров!» Секретарь аж крякнул, закрутил башкой и засмеялся. «Ладно, говорит, зайдите завтра, скажу, чтобы что-нибудь подыскали.» Стала пионервожатой в школе. С секретарем потом еще встречались, просто так разговаривали. Оказался неглупым мужиком.
Везде Советский Союз
Один инженер-приборист из нашего института эмигрировал в США. Нашел небольшую частную фирму, которая собиралась делать высокоточные электронные весы до 200 кг. Предложил принцип и начал морочить голову хозяину. Моего приятеля часами допрашивал по телефону, что и как, потому что готовые весы никак не хотели выдавать нужной точности. Принцип не работает. О чем ему приятель и сообщил. Тем не менее работа продолжалась годами. Из нашего института приглашал людей, ездили они на эту фирму дорабатывать весы. Естественно, без толку. Уже самой тупой работодатель мог бы понять, что дело дохлое. Денег туда вбухалось много сот тысяч долларов, за полмиллиона. И все продолжалось. Может, и сейчас продолжается, давно не спрашивал.
Владелец фирмы не такой уж и богатый. Деньги отмывать ему не нужно. Спрашивается, почему трата денег продолжалась? Единственное у меня предположение, что под это дело он мог получить какое-либо гос. финансирование. Списание налогов очень проблематично — в США с налогами не балуются (если только сумма не на сотни миллионов). Кто-нибудь может объяснить, в чем может быть фишка?
Технологии
В свое время были многочисленные анекдоты на тему отставания в электронике. В разных вариантах концовка их была «навсегда». А в обычных металлургических технологиях, считалось, что мы идем на равных: танки наши быстры, ракеты и самолеты летают не хуже. И все такое прочее. И вот в далеком очень году сбили гражданина Пауэрса. При этом его самолет шлепнулся так, что мотор сохранился в целости и сохранности. Естественно, что его начали изучать и приговаривать: а вот это надо использовать, а вот это, а вот то… Однако не использовали ничего. И через двадцать лет не могли воспроизвести ничего подобного. 200 кг мотор весил. Мощность на кило веса была просто фантастическая. И в каждом узле какая-либо штучка с ручкой. Самый простой пример. На валу имеется устройство, которое задерживает масло. На наших двигателях это довольно увесистая развесистая система с уплотнительными кольцами, съедающая определенную часть мощности. В том самолете это — графитовое колечко пол миллиметра толщиной. «Да ведь это гениально и просто,» — сказал некий начальник, — «сделать немедленно и внедрить!» Сделали колечко. А оно и секунды не простояло — хруп — и нету. Оказывается, у американского вала биения много меньше, чем у советского. То есть, с одной стороны, у него на порядок более точно выдержаны размеры, а с другой стороны имеются подшипники, в которых вал вращается. Если кто знает, подшипниковые заводы нумеровались по всей стране. Качество подшипников было весьма различное. Были танковые подшипники с низкой точностью изготовления, были авиационные. Эти были много точней. Но не дотягивали по точности до западных подшипников. Шарики там внутри имеются. Так размеры и эксцентриситет западных шариков выдерживались в сто раз более точно. Здесь 100 — это не для красного словца. а именно такого было соотношение в те времена. Сейчас, вроде, побольше. В итоге, у вала в самолете Пауэрса биение на поверхности было в пределах микрона. И графитовый диск выдерживал. А биение в десятую миллиметра его ломало.
