Сереге отдохнуть не дали. Появления воеводы Глухаря он никак не ожидал.

Это случилось под вечер. Дверь распахнулась, словно ее никто не охранял снаружи, и в комнату заглянул порученец воеводы с причудливым именем Ключ. Он увидел Одинцова, лежащего на кровати, хмыкнул удовлетворенно и скрылся из виду. В следующую минуту появился Глухарь, в тяжелой соболиной шубе и шапке, надвинутой на глаза. Решительным шагом он вошел в комнату, захлопнул за собой дверь, осмотрелся по сторонам и, найдя свободный табурет, приземлился на него.

Одинцов поднялся с постели, но был остановлен властным взмахом руки.

– Сиди. Куда рыпаешься? Я к тебе с поручением пришел.

Удивлению Сереги не было предела, но он постарался скрыть его. Нехорошо перед начальством с открытым ртом сидеть. Глупо выглядит.

– Что сказать хочу, Волк. Не ошибся я в тебе. Ой не ошибся. Сразу в тебе разглядел эту волчью хватку и оказался прав.

Это предисловие Сереге не понравилось. Начальство просто так хвалить не будет. Может после такой вступительной речи и гадость какую-нибудь подсунуть. Например, отправить не знаю куда, с поручением привезти не знаю что. Помнится, в сказках об этом часто сказывают.

– Война закончена. А ты умудрился прославиться, Волк. Вести о твоих подвигах давно ходят по городам и весям. И как ты могехаров в одиночку валил, и как князю Боркичу потроха выпустил. Ты теперь личность известная. Но большая слава это еще и большая ответственность. Да и врагов у тебя теперь прибавится. Твой бывший командир сотник Джеро очень к тебе неровно дышит, после того как ты отличился при осаде замка Дерри. Спит и видит, как бы тебя на кожаные ремни пустить. Так что будь осторожен.

Серега недоумевал. Зачем воевода все это ему говорит. Неужели ради прочувствованной речи он потащился на ночь глядя к одному из своих сотников, пускай и набравшему во время войны популярности. Бред какой-то. Что-то тут не так.

Меж тем воевода нахмурился и замолчал. Он стянул с себя шапку, скомкал в руках, шмыгнул громко носом и произнес:

– Но я к тебе не с этим пришел. Дело у меня такое. Только что срочная депеша поступила из Краснограда. Наш князь Георг Третий хочет видеть тебя. Он уже наслышан о подвигах сотника Волка. Решил вот познакомиться лично.

Глухарь пристально посмотрел на Серегу, словно пытался проверить – достоин ли тот встречи с князем, не подведет ли, не опозорится.

– Так что завтра с утра берешь свою сотню и в спешном порядке выступаешь к столице. Нельзя заставлять князя ждать.

С этими словами воевода поднялся, развернулся и вышел из комнаты, нахлобучивая на голову шапку.

Одинцов новостью был настолько ошарашен, что еще долго не мог уснуть. Ворочался с боку на бок. Наконец, плюнул на это бесполезное дело. Поднялся, наспех оделся, прицепил меч к поясу и направился в кабак…

Лех Шустрик вернулся довольный, словно выторговал луну и солнце по сходной цене и теперь намерен обложить всех жителей земли непомерным налогом. Свободных комнат на постоялом дворе не было, заверил хозяин, но после неоспоримых аргументов, которые привел Шустрик, комнаты все же нашлись, причем лучшие во всей гостинице.

– Волшебство, да и только, – сказал пройдоха, потирая кулаки.

Одинцов усмехнулся в усы, но промолчал.

– Что пить будешь, маг и волшебник? Клянусь мошной Соррена, я сегодня точно напьюсь. Мне кажется, что даже сердце у меня льдом покрылось. Никак согреться не могу, – громко заявил Клод.

– Я бы сейчас не отказался от жареного поросенка. Жрать очень хочется, – плотоядно облизнулся Бобер, растирая замерзшие руки.

Серега оглядел друзей. Все, кто выжил из Волчьего отряда, сидели за столом: Жар и Лодий, Клод и Вихрь, Хорст и Бобер, Черноус и Крушила. Костяк его маленькой армии. Остальные воины Волчей сотни прибудут в Красноград через пару дней. Одинцов решил оставить армию и маленьким отрядом скакать вперед, не щадя коней. Нельзя заставлять государя ждать. За старшего он оставил Берта Рукера, по прозвищу Старик. В битве на Красных полях он показал себя во всей красе, за что был произведен в десятники. Черноус очень благоволил к бойцу, оказавшемуся его земляком, и во всем старался ему помочь, всему научить. Берту Рукеру было немногим за тридцать, а Стариком его прозвали из-за того, что даже усы у него были седыми, словно у прошедшего через горнила сотни битв ветерана, да глаза тусклые, точно у живого мертвеца. И поворчать он любил по поводу и без повода, так что спасу от него не было.

Возле столика появились две пышные женщины с подносами, уставленными едой. Расставляя тарелки перед солдатами, они столь низко наклонялись к столу, выставляя напоказ полные груди, выглядывавшие из выреза платья, что мужики волей-неволей не могли отвести глаз от соблазнительного зрелища.

Одинцов ухмыльнулся, наполнил себе кружку пивом и жадно отхлебнул. Оголодали мужики. Вроде бы дорога вымотала всех, высосала последние силы, ан нет… вон как на девчонок смотрят с азартным огоньком в глазах.

Расставив тарелки, женщины удалились под долгими провожающими взглядами воинов.

– Хороши бабенки, – оценил Вихрь, припадая к кружке.

– Это точно, – согласился Жар. – Железно.

Некоторое время они ели и пили молча. Каждый думал о своем.

Серега размышлял о словах воеводы Глухаря. Они все никак не шли у него из головы. Он сражался за страх и за совесть, не думая о том, что каждый новый подвиг только плодит его врагов. Сколько их теперь, готовых при удобном случае пырнуть его ножом или насадить на копье? Хорошо, что с самым главным врагом покончено. Князь Болеслав Боркич мертв. Интересно, Тихое Братство, гильдия наемных убийц, отменила заказ на его голову, или после вылазки в их Логово количество убийц, посланных по его следу, только увеличилось? В последнее время что-то о Тихих ни слуху ни духу. Что не могло не радовать.

– Жаль, что Армира с собой не взяли. Сейчас бы он нас песней потешил, – с сожалением произнес Жар.

Бард-сказитель Армир прибился к их сотне в Вышеграде. Его песни пришлись по душе Одинцову и его ребятам, так что Волк предложил ему следовать вместе с ними. Всегда сыт, в тепле, да и в безопасности. После войны по дорогам княжеств путешествовать в одиночку было небезопасно, слишком много разбойников из числа бывших, а ныне разоренных крестьян развелось. Повыползали на большую дорогу вершить справедливость по своему разумению. Но на большее чем грабить одиноких путников силенок у них не хватало. Правда, людская молва рассказывала о Лесном братстве, возглавляемом Твердиславом Праведником. Атаман вместе со своими людьми грабил зажиточных купцов и землевладельцев, а все добро раздаривал беднякам. Это робингудство очень напоминало сладкую сказку, в которую хотели верить обездоленные. Она вселяла в них веру в справедливость, но мало походила на правду.

Армир с радостью согласился с предложением сотника Волка. Он и сам хотел набиться в попутчики, да только храбрости не набрался попросить. Теперь ехал вместе с остальным отрядом, предпочтя спокойное размеренное передвижение бешеной скачке по лесам и полям.

– Через пару дней встретитесь. Вот он тебе и даст концерт, потерпи, – хлопнул Жара по плечу Хорст. – А пока не судьба…

Лех Шустрик придвинулся поближе к Одинцову и зашептал:

– Я сейчас в город уйду. Надо понять, чем люди дышат, о чем думают. Да загляну в замок, договорюсь об аудиенции с князем. А ты пока отдыхай, силы копи.

– Я бы тоже прогулялся. Не хочу штаны просиживать, – сделав глубокий глоток, сказал Серега.

– Ишь ты какой Одинец-молодец, на месте ему не сидится. Завтра князь захочет увидеть тебя, а ты будешь глазами хлопать да зевать во всю глотку. Это не дело. Выспаться в любом разе надо. Так что ешь-пей. На меня не оглядывайся. Завтра нагуляешься.

Лех Шустрик допил пиво, отставил кружку в сторону, поднялся со скамьи, кивнул друзьям и направился к выходу. Ребята проводили его долгим взглядом и вернулись к неспешной беседе под хорошую закуску и выпивку.