– Я не собираюсь устраивать дуэль взглядов, Дэриэлл. Просто скажи, что тебя на самом деле беспокоит. Пожалуйста.

Травинка в пальцах замерла и выскользнула на землю. Я не смотрела в его лицо, но знала, что сейчас он закрывает глаза и запрокидывает голову к небу. Дэйр всегда так делал, когда пытался совладать с эмоциями. Но никогда раньше он не сердился из-за меня – даже если я без спросу забиралась в лабораторию.

– Расскажи мне о нём.

Очень тихо это прозвучало. Очень неуверенно.

– О ком? – в первую секунду растерялась я.

– О своём шакаи-ар. Ты любишь его? Действительно любишь?

– Дэйр!

– Не торопись, подумай.

– Это важно для тебя?

– Да.

Что-то в его голосе заставило меня отнестись к этой просьбе серьёзно. Честно говоря, в последние месяцы я много копалась в себе, по полочкам раскладывая события прошедшего года. Размышляла о звезде, о статусе эстаминиэль – номинальном, пока только номинальном… и о Максимилиане. Не раз и не два мне казалось, что от чувств не осталось и следа, что вся эта любовь приключилась со мной только потому, что он так захотел, потому, что я была ему нужна. Да и ситуация располагала к романтике. Опасный, но красивый спутник, приключения, временная изоляция от общества, вынужденные совместные ночёвки… Странно было бы, если я после этого не стала заглядываться на него. И насколько проще сложилось всё, если бы я забыла о нём на следующий же день, как оказалась дома. Нет, такое вынужденное, навязанное чувство не может быть серьёзным, но…

Но, но, но.

Я помнила его до сих пор – до малейших черт лица, тончайших оттенков запаха, невесомых интонаций голоса. Нам всё ещё снились общие сны… и после одного из таких снов, в котором Максимилиану угрожала опасность, я не успокоилась, пока не связалась с Тантаэ и не вывалила все свои страхи скопом.

Несерьёзно? А что тогда называть серьёзным чувством?!

– Я люблю его, Дэриэлл. Ответ – да. Это не помешательство, не увлечение и не фантазия. Это данность.

Лицо Дэриэлла не выражало абсолютно ничего.

– Понятно.

В мысли закралось невероятное, невозможное подозрение.

– Дэйр… Ты что, ревнуешь?

Глаза целителя удивлённо-насмешливо распахнулись. Губы изогнулись в недоверчивой улыбке – так, словно он сейчас рассмеётся.

– Ревную? Я? – Он вздохнул, помолчал, а потом вдруг продолжил, почти до неестественного беспечно и легко: – Конечно, я ревную, Нэй. Посуди сама: долгие годы я занимал главное место в твоём сердце. А тут приходит незнакомец, коварный и беспринципный, и просит подвинуться, потому что это место теперь его.

Щёки вспыхнули жаром.

Значит, он ещё не устал от своей глупой ученицы…

– Прекрати городить ерунду, Дэйр. Он вовсе не посягает на твоё место. Знаешь, есть семь человек, которые мне безумно дороги. Те, без кого я не мыслю своей жизни. Элен, Хэл, моя звезда, ты, наконец… И знаешь что? Как бы сильно я не любила Максимилиана, он всегда будет только восьмым.

На лице Дэриэлла расцвела блаженная улыбка:

– Похоже, это ему надо беспокоиться.

– Ты только что это понял? Чёрствый, невосприимчивый, грубый аллиец! – Я ткнула его пальцем в бок. Дэйр шутливо пихнул меня в ответ. Через минуту мы уже боролись, пытаясь защекотать друг друга и не захлебнуться смехом. Я чувствовала себя так, словно вернулась в детство.

Или не уходила из него?

– Всё, хватит, я задыхаюсь уже… – Я со стоном растянулась на траве. Дэйр развалился рядом больше из солидарности, чем по необходимости. Сбить щекоткой дыхание аллийцу – это надо постараться. Я на такой подвиг не способна.

– Вечереет, – невпопад отозвался Дэриэлл.

– Угу.

Весна в Дальних Пределах – странное время. На календаре ещё февраль, а яблони уже покрываются бело-розовым цветом. Ночи наступают рано, по-зимнему длинные, но тёплые. Ещё два месяца – и в Кентал Савал вернётся тот самый оттенок нереальности, отпечаток аллийского бытия. Но сейчас это место словно застыло на границе между миром человеческим и иным.

– Домой?

– Пожалуй…

Заснула я быстро. Утомительный переход, долгая прогулка на свежем воздухе, мятный чай, тёплая ванна – устоять было невозможно. К тому же маленькая тёмная спальня – а в доме Дэриэлла все комнаты, кроме гостиной и лаборатории, были небольшими – навевала столько приятных воспоминаний… Кровать Хэла, стоявшая раньше напротив, куда-то исчезла, вместо неё появилось кресло и книжный шкаф. В нём разместились украденные из Академии книги и записи разработок – завтра покажу Дэриэллу.

…Да, комната была уютной и до боли знакомой, но когда я проснулась посреди ночи, то не сразу поняла, где нахожусь. В воздухе витало неприятное чувство безнадёжности. Такое впечатление, будто нити вызванивали рваную печальную мелодию. Раньше я не была столь чувствительна к изменению фона, но в последнее время… Эх, легче сказать, что не поменялось в последнее время. И, как правило, перемены приносили сплошные неприятности.

«Заглянуть, что ли, к Дэриэллу, попросить снотворное?» – отстранённо подумала я.

Вряд ли он обрадовался бы ночному визиту, но сам вид безмятежного целителя мог подействовать как лучшее лекарство.

Я одёрнула безразмерную футболку, служившую мне ночной сорочкой, и пошлёпала босыми ногами по коридору. «Не буду будить его, просто загляну внутрь и выйду», – уговаривала я себя. Так часто случалось раньше – почему бы не продолжить традицию?

Как ни удивительно, в спальне Дэриэлла не оказалось. Я поколебалась недолго, но потом всё же спустилась по лестнице. В гостиной окна были распахнуты настежь, и сырой сквозняк шевелил задёрнутые занавески. На столе в кухне догорала зажжённая около часа назад тонкая свеча и остывал в глиняной кружке недопитый отвар. В купальне тихо капала вода из незакрытого умывальника, резко пахло мятой и яблоком – точнее, дезинфицирующим составом, который добавляли аллийцы в воду вместо того, чтобы использовать мыло.

Вниз, в лабораторию, вели мокрые следы – отпечаток ладони на стене, потом на перилах, и ещё один…

«Опять полуночничает», – обречённо подумала я и начала спускаться. Осторожно, чтобы ни одна ступенька не скрипнула. Лестницы в этом доме были ворчливые, с норовом – не так наступишь, и перебудишь всю округу.

Ну, гипотетически. Ближайшие соседи Дэриэлла жили в четырёх километрах к западу.

Дверь была прикрыта, но не заперта, к счастью. Стоило переступить порог, как ударил по нервам контраст: гладкий камень вместо тёплого дерева, едкий запах препаратов вместо аромата яблоневого сада, и яркий, безжалостный свет. Дэриэлл сгорбился на высоком стуле, похожем на барный. Рукава белого халата были закатаны до локтей, но небрежно, словно впопыхах. Дэйр медленно перелистывал потрёпанный справочник, но, кажется, смотрел сквозь него. Тонкие губы шевелились, как будто целитель напевал что-то или перечислял себе под нос.

Мне стало неловко.

– Эй… – Я осторожно дотронулась до плеча Дэйри и отдёрнула руку – он был холоден, как лёд. Замёрз? Сколько же он простоял там, в гостиной, у открытого окна? – Ты что?

Дэриэлл неопределённо качнул головой. Волосы перетекли через плечо с сухим деревянным шелестом, тусклые и невзрачные в синеватом лабораторном освещении. Словно стена между мной и целителем… Я наклонилась, бережно отвела в сторону часть прядей, гладких и тяжёлых, как атлас – и отпрянула.

Глаза у Дэйра были не тёмно-зелёные – чёрные из-за расширившихся зрачков. При таком-то ярком освещении!

Расширенные зрачки, пониженная температура тела, замедленные реакции… Признаки приёма сильного успокоительного на вытяжке из сон-травы. Дэриэлл, как и все целители, крепко недолюбливал лекарства, а седативные средства применял только в одном случае.

Если его накрывал приступ.

Бездна!

Ничего удивительного, если задуматься. Дэйру туго пришлось в последние дни. Лиссэ с её навязчивыми советами кого угодно могла довести до могилы… Наверняка всё началось ещё вечером, во время разговора о Максимилиане. Мне надо было внимательнее отнестись к целителю, вовремя заметить…