Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Проблему «антиобщественных элементов» нужно было как–то решать. В 1972 г. Политбюро решило наконец определиться, что делать с разрастающимся «островом свободы».

Испытание на прочность (1972–1974)

30 марта 1972 г. Политбюро обсуждало вопрос о диссидентском движении. Заседание началось с доклада Андропова, который был всецело поддержан Брежневым: «Разумеется, мы не можем себе представить все это иначе, как одну из форм классовой борьбы. А борьба эта остается и в международном масштабе, и, благодаря воздействию на некоторую отсталую часть людей, — внутри нашей страны»[804]. Брежнев призвал пресекать эти явления в корне, не позволять подонкам человеческого общества отравлять атмосферу советского общества[805]. Казалось, после этого диссидентское движение должно было в полном составе перекочевать за решетку.

К этому моменту предварительные согласования уже склонили чашу весов в пользу главы КГБ.

Но нет, после столь грозных заявлений брежневский подход оказался дифференцированным. Брежнев сосредоточился на тех «отщепенцах» (интересно возрождение этого термина XIX века, которым характеризовалась в свое время революционная молодежь), которые идут в открытый бой. К ним Брежнев отнес не Сахарова и Солженицына, а «бравирующего своей безнаказанностью» Якира и украинского писателя–диссидента И. Дзюбу. Последний оказался весьма кстати в связи с борьбой против национального уклона в руководстве ЦК КП Украины, то есть против П. Шелеста. Ведь Дзюба выступил со своим трактатом «Интернационализм или русификация» еще в 1966 г., а украинское руководство тогда не принял мер[806]. Может, сочувствовало? А теперь текст Дзюбы опубликован за границей, и он открыто борется за национальную самостоятельность Украины[807].

То, что Сахаров и Солженицын также вполне открыто отстаивали враждебные взгляды и бравировали своей безнаказанностью, Брежнев говорить не стал. Было решено нанести для начала удар по авангарду, а не по штабам диссидентства.

И. Дзюба писал свою книгу «Интернационализм или русификация» с марксистско–ленинских позиций, собрав многочисленные высказывания классиков против шовинизма. Проверив марксистко–ленинское определение нации на примере процессов, происходящих с украинцами, автор пришел к выводу, что украинская нация переживает не расцвет, а кризис — украинцы не живут на одной территории, на Украине живут не только украинцы. То есть речь идет о процессах размывания жестких национальных рамок, вообще характерном для ХХ века – и в капиталистическом мире тоже. Но для Дзюбы это – не естественный процесс, а следствие «сомнительности суверенитета правительства Украинской ССР на территории Украины»[808]. А такая фраза – уже криминал, «клевета на советских строй».

Его книга имела хождение среди украинских руководителей, которые также не прочь были покритиковать русификацию. Но когда над первым секретарем ЦК КПУ П. Шелестом развезлись громы и молнии – в том числе и за национализм – Дзюба оказался крайним. Он продолжал критиковать советскую национальную политику, его сочинение уже гуляло в самиздате – налицо агитация. В 1972 г. И. Дзюбе дали 5 лет[809], но после опубликования его покаянного письма – выпустили в 1973 г. Дело было сделано, национальный уклон Шелеста был увязан с диссидентской националистической угрозой. 24 мая Шелест потерял пост первого секретаря ЦК КПУ. 22 февраля 1973 г. в постановлении ЦК КПУ «О книге П.Е. Шелеста «Украина наша Советская»» бывший первый секретарь ЦК КПУ был обвинен в серьезных националистических ошибках.

* * *

Но на заседании 30 марта 1972 г. члены Политбюро все же подняли вопрос о вождях оппозиции. Арестовать Якира и Дзюбу – это конечно, хорошо. Давно пора. Но что делать с Сахаровым и Солженицыным? Гришин поставил вопрос, который обошел Брежнев: «Я думаю, что надо с Якиром и с Солженицыным просто кончать». Нет, Гришин не был кровожаден, просто он хотел решить назревшую проблему: «Другое дело, как кончать. Надо внести конкретные предложения, но из Москвы их надо удалить. То же самое и с Сахаровым. Может быть, с ним надо побеседовать, я не знаю, но надо тоже кончать как–то с этим делом, потому что он группирует вокруг себя людей».

Посетовав на Хрущева, который поднял на щит этих «подонков», члены Политбюро стали обсуждать возможность отправить диссидентов в ссылку. Правда, закон требовал суда для любого наказания – не сталинские времена. А судебный процесс – это новый скандал. Проблема.

И тут вскрылось разногласие по поводу отношения к самим диссидентским вождям. Суслов считал, что «агитировать Сахарова, просить его – время прошло». Подгорный, обрушившись на Солженицына, на счет Сахарова не согласился: «Что касается Сахарова, то я считаю, что за этого человека нам нужно бороться» (Подгорный повторил формулировку более либерального Щелокова, употребленную в отношении более «вредного» Солженицына). Его поддержал и Косыгин, который предложил к тому же упирать не на карательную, а на политико–воспитательную работу, и в итоге сделал «крайним» Андропова: «с этими лицами должен решать вопрос сам т. Андропов в соответствии с теми законами, которые у нас есть. А мы посмотрим, как он этот вопрос решит. Если неправильно решит, то мы поправим его». Андропов никак не хотел быть крайним: «Поэтому я и советуюсь с Политбюро». В итоге инициативу взял в свои руки Подгорный, который претендовал в это время на роль главного специалиста в Политбюро по вопросам законодательства и законности: («надо поручить мне, т. Андропову… еще раз разобраться»)[810]. Андропов был рад прикрыться авторитетом Подгорного от других вождей. Если Якира и Дзюбу вскоре арестовали, то вопрос с Солженицыным опять «завис».

Через год Сахаров «допек» уже и Косыгина, и он просил Андропова продумать, какие можно принять в отношении академика «более строгие меры». Но предварительно Косыгин хотел все же поговорить с Сахаровым[811] (затем эту миссию поручили Суслову). Но то члены Политбюро были заняты, то Сахаров делал очередное выступление, которое исключало встречу. Так она и не состоялась.

* * *

«Апогеем репрессий стало так называемое Дело № 24 — следствие над ведущими деятелями Московской инициативной группы по защите прав человека в СССР П. Якиром и В. Красиным, арестованными летом 1972 г. Дело Якира и Красина задумывалось органами безопасности как процесс против ХТС, поскольку не составляло секрета, что квартира Якира служила главным пунктом сбора информации для «Хроники»»[812].

На суде 27 августа П. Якир и В. Красин, как довольно рассказывал коллегам Андропов, «полностью признали себя виновными, в своих выступлениях разоблачили многих иностранных деятелей, выступили против Сахарова»[813]. Якир и Красин выдали известную им часть сети распространения ХТС. Раскаявшихся вождей наказали мягко – 1 сентября присудили их к трем годам ссылки. 5 сентября Якир и Красин выступили с раскаянием по телевидению.

Почему следователям удалось сломать Якира, который в 1969–1972 гг. был первым среди равных лидеров движения, превосходя по влиянию Сахарова? Говорят о нежелании возвращаться в лагерь, где Якир провел 17 лет жизни. Но это не останавливало многих других. Возможно, они были готовы сесть (об этом задумывался каждый диссидент). Якиру и Красину угрожали расстрельной статьей, а это было уже слишком. Здесь КГБ применил сталинский метод, но честно. Раскаялся – получи мягкое наказание. Сахаров напоминает об алкоголизме Якира[814]. Эта слабость создавала дополнительную уязвимость. У других лидеров были свои слабости, но они оборачивались силой в борьбе с режимом. Сахаров был «подкаблучником», но его жена была еще радикальнее его самого. Солженицын страдал мессианством, и пока вокруг него кипели страсти – готов был взойти на Голгофу (когда страсти стали кипеть в стороне от него, он не рискнул вернуться в горящую страну в 1991 г.). Якир и Красин были рациональны, разумны, им не хватало сумасшедшинки других «закоперщиков», и следователи рационально объяснили вождям, почему их дело обречено на неудачу. Просчитав ходы вперед, они сдались.

вернуться

804

Там же. С.205.

вернуться

805

Там же. Современные либеральные историки, стремящиеся теперь уйти от «диссидентоцентризма», обуявшего историографию в первой половине 90–х гг., оценивают движение диссидентов крайне скептически: «Обложенная со всех сторон органами государственной безопасности, затравленная систематическими идеологическими проработками, изолированная от народа интеллигентская оппозиция пыталась вдохнуть новые силы в угасавшее движение, но лидеры были «под колпаком» КГБ, а потенциальных «новобранцев» и сочувствующих немедленно «профилактировали» и «отрезали» от верхушки» (Крамола. Инакомыслящие в СССР при Хрущеве и Брежневе. С.53). Политбюро, как видим, воспринимало диссидентов куда серьезнее.

вернуться

806

«В оправдание» П. Шелеста отметим, что в 1965–1967 гг. на Украине прошли посадки диссидентов–националистов. 22 мая 1967 г. в Киеве произошел разгон несанкционированного митинга памяти Т. Шевченко.

вернуться

807

Кремлевский самосуд. Секретные документы Политбюро… С.203–206.

вернуться

808

Антология самиздата. Т.1 Кн.2. С.282.

вернуться

809

«За кампанию» посадили еще несколько диссидентов. В. Чорновил получил 6 лет (для сравнения – в 1967 г. – полтора года).

вернуться

810

Кремлевский самосуд. Секретные документы Политбюро… С.208–216.

вернуться

811

Там же. С.245–246.

вернуться

812

Безбородов А.Б., Мейер М.М., Пивовар Е.И. Материалы по истории диссидентского и правозащитного движения в СССР 50–х – 80–х годов. М., 1994. С.34

вернуться

813

Кремлевский самосуд. Секретные документы Политбюро… С.246.

вернуться

814

Сахаров А.Д. Воспоминания. Т.1. С.524.

96
{"b":"185080","o":1}