Что ж, возможно, мы склонны видеть во сне всяческие нехорошие вещи, и иногда беспокойные сны сбываются. А миллионы нейтральных ночных видений мы попросту игнорируем. Но как же статистические исследования Уильяма Кокса, который пришел к выводу, что в день катастроф людей в поездах было меньше?
— Дело в погоде, — не задумываясь, отвечает профессор. — Немногие любят путешествовать в плохую погоду, ведь именно тогда чаще всего происходят несчастные случаи.
Вайзмену пора уходить. Он встает и неторопливо идет к лифту, оставив меня наедине с запутанными и неопределенными мыслями. Я заказываю минералку с газом. Ему она определенно помогла. Я смотрю в лондонское небо, на строительные краны и силуэты недостроенных зданий и понимаю, что медиумы и люди, которые в них верят, борются как раз с разумным подходом профессора Вайзмена. Ему не надо быть грубым и агрессивным. Достаточно просто по кирпичику разбирать стену их веры.
Профессор, возможно, не хотел, но все же подарил мне надежду. Его вера в то, что нельзя отрицать талант медиума, не протестировав его, совпадает с моим намерением проверять медиумов, снова и снова выслушивая предсказания касательно моего будущего. Может, если я буду продолжать поиски достаточно, я найду то, что ищу: медиума, который верно предскажет грядущее.
Еще я кое-что понял о вере. Пусть профессор Вайзмен недооценивает предчувствия и предвидения, посещающие обычных людей, я с ним не согласен. Мне нравится идея, что у нас есть возможность чувствовать будущее, пусть даже мельком, подобно животным, чующим опасность.
Я направляюсь на улицу, размышляя о том, где найти необходимые доказательства, способные убедить такого скептика, как Вайзмен. Еще мне хочется понять, где найти могущественного и заслуживающего доверия медиума. Осознав, что мне еще многое предстоит, я направляюсь к Оксфордской площади, задаваясь вопросом, что же сейчас делает этот могущественный медиум.
6. Жизнь на другой планете
Никто не понимал, что призрак Джанни Гандольфи болтается по парикмахерской «Дж и К» вот уже более двух лет, кричит во весь голос, но никак не может привлечь внимание. Гандольфи был владельцем заведения, но все вели себя так, словно его нет. До смерти Джанни был громогласным и эмоциональным мужчиной. Типичный итальянец, как говорили люди. Его невероятная жизненная сила, казалось, просочилась сквозь барьер, разделяющий жизнь и смерть. И неудивительно, что его разочарование возрастало с каждым днем — парикмахеры работали, не замечая того, как он машет руками и кричит. Ему было о чем кричать. Он страдал. Страдал оттого, что умер внезапно, оставив свою подругу и совладелицу парикмахерской Клоди в горестях, по уши в долгах и без малейшего представления о том, что делать с документацией, которую он оставил в таком беспорядке.
Иногда Джанни стоял рядом с ней, пока она стригла постоянного клиента, и кричал об особой бумаге, которую должен составить юрист, чтобы их совместное дело полностью перешло к ней. Они не были женаты, поэтому в завещании тоже были моменты, с которыми надо было разобраться.
Джанни ходил туда-сюда по парикмахерской так, словно до сих пор был жив, проверял стрижки, пытался подмести остриженные волосы, следил, чтобы в кассе всегда хватало сдачи. Но как бы он ни пытался, ему ни на что не удавалось повлиять.
Однажды утром отчаяние переполнило его, и он прокричал, что Клоди за все это время ни разу не посетила медиума. А ведь если бы Клоди проявила инициативу и пришла к ясновидящей, последняя смогла бы установить с ним связь и Джанни вновь поговорил бы с любовью всей своей жизни и исправил многие ошибки.
Тем же прохладным майским утром медиум Анджела Донован прибыла к дверям парикмахерской. Она пришла не для того, чтобы связаться с духом Джанни, ей просто надо было постричься. Анджела пренебрегла защитными ритуалами, которые совершают все медиумы, прежде чем связаться с умершими. Таким образом ясновидящие защищаются от энергии духов, словно это провода высокого напряжения.
Ничего не подозревая, Анджела Донован вошла в парикмахерскую, чтобы сделать долгожданную стрижку, и столкнулась с невероятными яростью и отчаянием, которые с трудом сдерживал Джанни. Сказать, что в парикмахерской «Дж и К» в тот день произошло нечто необычное, значит не сказать ничего. Все в ужасе наблюдали за Анджелой — она остановилась как вкопанная и без слов попыталась отразить накопившуюся за два года ярость Джанни, словно джедай, отражающий выстрелы лазерным мечом.
— Что за мужчина стоит рядом с вами и машет руками? — спросила посетительница у Клоди.
Клоди не знала. Она никого не видела. Но, так или иначе, это ее напугало. В салоне давным-давно не случалось такой драмы. Ножницы со звоном упали на пол, а парикмахеры в ужасе разинули рты.
— Он так зол, — объясняла Анджела Клоди. — Он пытается сообщить вам что-то. Почему же вы ни к кому не обратились?
Клоди не знала, как на это ответить, и, пытаясь скрыть свое беспокойство, сделала то, что умела делать лучше всего, — помогла Анджеле усесться в кресло и начала стричь посетительницу. Но это не помогло. Атакуемая штормом духовной энергетики Джанни, Анджела сбежала еще до того, как Клоди закончила стричь.
Я сижу с Клоди неподалеку от парикмахерской «Дж и К» в Найтсбридже, райском уголке Лондона, захваченный историей, произошедшей в тот майский день. Этим солнечным июньским вечером я собирался проверить утверждения профессора Ричарда Вайзмена о том, что медиумы могут быть хорошими психологами. Я и не подозревал, что столкнусь с удивительной историей, которая способна в клочья разнести все научные теории профессора. Конечно, случаи из жизни не могут служить научным обоснованием и их невозможно проверить в иных условиях, но они способны заинтриговать и кажутся убедительней любого взвешенного исследования. Трудно не питать надежду, что история Клоди окажется правдой.
Клоди — серьезная деловая женщина, но складывается впечатление, что она слишком много работает. Как и другие люди, с которыми я беседовал, она не кажется человеком, готовым поверить в сверхъестественные способности предсказателей. Ей около пятидесяти, у нее светлые волосы, и она носит куда более модные вещи, чем бо́льшая часть моих знакомых женщин. Ей это идет. Клоди производит впечатление дамы, способной легко справляться с жизненными неурядицами. И в то же время визит Анджелы Донован не просто распугал всех ее клиентов. Клоди верит, что от него зависело ее счастье.
— Все в жизни складывалось замечательно. Мы с Джанни были бесконечно счастливы. А потом вдруг он умер, — говорит Клоди, не отводя взгляда. Мы сидим неподалеку от парикмахерской и пытаемся не обращать внимания на беспощадные порывы ветра. — Все случилось так неожиданно. Меня будто бы по стенке размазало. Я осталась одна, без любимого. Все было по-настоящему плохо.
Прошло три года, и Клоди встретила Анджелу Донован, медиума с хорошей репутацией. Клоди говорит, что все эти годы она была как «зомби» — отчаянно пыталась удержать парикмахерскую на плаву, сражаясь с кучей долгов и так и не сумев забыть Джанни.
— Об Анджеле мне рассказала близкая подруга. Я сходила к ней в книжную лавку и пригласила в салон на стрижку. Раньше я ни разу не обращалась к медиумам — такого рода вещи мало для меня значили, — объясняет Клоди.
Ветер треплет ее волосы — Клоди погружена в воспоминания о том весеннем дне. Она вздрагивает.
— Анджела точно описала его, и, знаете, он ведь и в самом деле часто кричал. Он все-таки был итальянцем. Я испытала потрясение. Анджела сказала, что мне нужно будет прийти к ней.
Когда Анджела выбежала из парикмахерской, Клоди показалось, что она умирает.
— Я чуть в обморок не упала. Все потому, что энергетическое поле было разорвано, — объясняет она.
В тот день в салоне царила драматичная атмосфера. Сами решайте, верить или нет. Не это важно. Став свидетелем столь выдающегося события, Клоди решила отправиться на сеанс к Анджеле. Для нее было важно, что этот случай вернул ей веру в будущее и дал силы жить дальше — впервые с момента смерти Джанни.
