— Это и называется люминисценцией? — спросил я.

— Да, способность различных веществ светиться под действием ультрафиолетовых лучей называется фотолюминисценцией, — Продолжала Цветкова. — Это холодный свет, похожий на огоньки светлячков или стрелок и цифр на циферблате часов, только гораздо более яркий. А вещества, которые превращают ультрафиолетовые лучи в видимый свет, называются люминофорами, или же, по-русски, светоделателями. Вам случалось видеть лампы дневного света в виде длинных трубок, горящих бело-голубым светом?

— Как же, — ответил я. — В метро и в центральном универсальном магазине. Свет действительно мало отличается от дневного.

— А я видел их на текстильной фабрике. Они установлены в красильном отделении и в отделе контроля, где проверяют окраску. Значит, их свет — тоже люминисценция, — заметил студент.

— Да, — подтвердила Софья Николаевна. — Это лампы низкого давления, наполненные парами ртути. Они дают невидимые ультрафиолетовые лучи, но эти лучи падают на смесь люминофоров, которой покрыты изнутри стенки лампы. То, что мы видим, — это свечение люминофоров, а не свет самой лампы.

Новые лампы примерно втрое выгоднее, чем обычные, и дают гораздо более мягкий и приятный свет, при котором меньше утомляются глаза и все цвета мы видим такими, как днем. Поэтому эти лампы чисто устанавливают в тех местах, где важно хорошо различать цвета: на выставках картин; там, где красят ткани или подбирают цвета для раскраски; в магазинах, где продают разноцветные платья, костюмы и другие вещи. Устанавливают их и там, где должно быть сильное, мягкое и равномерное освещение — в операционных, в шахтах, в цехах заводов, на вокзалах…

— И вы, очевидно, будете рассматривать наши камни при свете таких ламп? — осведомился студент, которому не терпелось поскорей выяснить то, зачем мы сюда пришли.

— Совсем нет, — усмехнулась Софья Николаевна. — Мы будем исследовать ваши камни при черном свете. Тайну ваших камней нам откроет черный свет.

— Черный свет? — в недоумении переспросил я.

— Вы не ослышались. Черный свет — это те же самые ультрафиолетовые лучи, которыми мы обычно пользуемся. Их можно назвать так потому, что мы получаем этот свет от кварцевой ртутной лампы, закрытой специальным черным стеклом, чтобы ни один луч обычного света из лампы не выходил. Когда зажигается эта лампа, в лаборатории абсолютно темно, хотя она залита невидимыми ультрафиолетовыми лучами.

То, что я вам до сих пор рассказала, это только полдела, а на взгляд специалиста — даже четверть дела. Черный свет дал науке новое могущественное орудие исследования. Два одинаковых белых порошка под ультрафиолетовыми лучами зажигаются один красным, а другой зеленым светом. Два одинаковых чернила оказываются совсем разного цвета. Две бутылки на вид одинакового красного вина будут сильно отличаться одна от другой.

Ультрафиолетовые лучи могут обнаружить и показать то, чего не видно при дневном свете. При черном свете обнаруживается самая искусная фальсификация документов и пищевых продуктов, подделка денег или старинных картин. В камне становятся заметны мельчайшие следы различных горных пород, металлов, руд, минералов, органических веществ, о присутствии которых иначе и не догадаешься…

В лаборатории раздался звонок.

— Ну вот, там уже закончили, — сказала Цветкова. — Теперь мы сможем заняться вашими камешками. Однако, пока не уберут того, что осталось от предыдущего опыта, я бы хотела показать вам кое-что интересное…

С этими словами она открыла дверь и пригласила нас следовать за собой.

Перед нами была просторная комната с окнами, закрытыми тяжелыми занавесями, не пропускающими дневного света. Вверху, под потолком, горели обычные электрические лампочки. Над двумя длинными лабораторными столами висели продолговатые цилиндрические рефлекторы, закрытые блестящими стеклами. На столах, на подставках стояли ряды пробирок с прозрачными бесцветными жидкостями и лежали какие-то камни разных цветов и размеров.

— Начнем! — сказала Софья Николаевна молоденькой лаборантке, сидевшей за столом и рассматривавшей что-то в микроскоп.

— Начнем, — согласилась та и, поднявшись, защелкала выключателями.

Лаборатория погрузилась в темноту. Но сейчас же в этой темноте вдруг начали возникать какие-то яркие разноцветные точки: красные, оранжевые, зеленые, лиловые.

Сначала было невозможно понять, что это. Потом мы ориентировались и рассмотрели, что это по-разному светятся пробирки, камни и куски бумаги, лежащие на столе под ультрафиолетовым рефлектором.

Лаборантка включила еще одни рефлектор, висевший выше, и мы увидели друг друга и наших гостеприимных хозяев.

Что за удивительное и, я сказал бы, неприятное было это зрелище. Свежие, молодые лица студента и лаборантки приобрели какой-то серо-коричневый оттенок. Глаза у них ввалились, рты казались синими.

Белки глаз, волосы и зубы начали светиться. Софья Николаевна протянула руку над столом, и я заметил, что ногти у нее, да и у всех нас, светятся призрачным синевато-белым светом.

— Вы не ожидали такого эффекта, — засмеялась Цветкова. — Да, без привычки люди выглядят здесь довольно странно.

Она захватила своей сверкнувшей в темноте рукой несколько пробирок и положила их на стол под рефлектор.

Пробирки с бесцветной жидкостью заиграли цветами небывалой яркости и красоты. Когда было еще светло, я видел одну из них, самую длинную. По-моему, в ней была чистая вода. Теперь в ней светилась тяжелая, непрозрачная жидкость, красная, как кровь. В другой пробирке переливалась жидкость изумрудно-зеленого цвета, в третьей горела веселая синеголубая, в четвертой — темнокоричневая.

— Сок папоротника! — сказала заведующая, указывая на красную пробирку. — Глядите, какое интенсивное окрашивание.

— А это? — спросил я, перебирая остальные пробирки.

— Соки других растений.

Я с интересом рассматривал удивительную игру цветов и думал о том, каким могущественным средством анализа может оказаться ультрафиолетовый свет.

— А теперь давайте сюда ваши камешки. Постараемся разобраться в них, — сказала Софья Николаевна.

Студент с трепетом положил свои камни на стол. Цветкова взяла их и начала по очереди рассматривать под рефлектором.

Мы придвинулись поближе и с напряжением ждали, что она скажет. А она продолжала рассматривать камни с томительной неторопливостью.

— Светятся! Честное слово, они светятся! — прошептал студент.

Мне тоже показалось, что камни светились приятным светлокоричневым светом. Они казались какими-то бархатистыми и теплыми.

— Подозрительно. Право же, это подозрительно, — тихо сказала Софья Николаевна.

— Подозрительно? — как эхо, повторил студент.

— После скажу. Пока не мешайте мне. — Она взяла со стола бутылочку с какой-то легкой жидкостью, вроде хлороформа или эфира, набрала оттуда пипеткой немного жидкости и пустила по капельке на каждый из наших камешков.

На бархатистой коричневой поверхности двух камней возникли светящиеся голубоватые пятна. Они расползались легким призрачным светом, и уже нельзя было сказать, голубые в этом месте камни или коричневые.

— Я так и думала. Здесь, несомненно, есть нефть, — сказала Цветкова.

— Есть нефть? — в восторге воскликнул студент.

— Точнее говоря — была. Сейчас остались только незначительные следы. Очевидно, порода нефтеносна.

— Значит, охотник действительно нашел остатки древнего храма огнепоклонников и под этими развалинами можно найти нефть? — спросил студент радостно.

— Это сможет сказать только компетентная научная экспедиция, которая поедет в это место. Стоит ли говорить об этом всерьез, я скажу вам через неделю, когда проделаю еще кое-какие исследования и посоветуюсь с товарищами. А сейчас давайте включим обычный свет и запишем все, что вам известно относительно этих камней. Прошу вас быть точным и не упустить ни одной подробности.