Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Остановитесь, я могу умереть от смеха! — воскликнул Винкель. — Его поэзия обошлась мне в десятки тысяч марок! Как вам нравится такая поэзия, господа? Это скорее похоже на мелодраму! Разрешите мне уйти!

— Вам придётся подождать, пока будет готов протокол, — ответил Малинин.

— Протокол? Я терпеть не могу протоколов, господа.

— Вы подпишете протокол как свидетель, — сказал Малинин.

— Свидетель? Господа, есть слова, от которых я бегу, как от чумы. Например: “наш великий фюрер”, “дранг нах остен”, “мировое господство” и “реванш”… Слово “национализация” тоже не украшает жизнь, между нами говоря… но слово “протокол” безусловно укорачивает её, как я давно заметил.

— Но вы свидетель, вам придётся подписать, — улыбнулся Малинин.

Винкель подошёл к Грейвуду:

— Вот видите, мистер Грейвуд, из-за того, что вы, американский полковник, морочите головы этим советским полковникам, вашим бывшим союзникам, мне, вашему бывшему противнику, приходится подписывать протокол… как свидетелю… Я далёк от политики, господа, но хочу на прощанье дать вам один совет, мистер Грейвуд, как ваш бывший компаньон…

— Я не был вашим компаньоном! — закричал Грейвуд.

— Нет, фактически были, но уже не будете, судя по протоколу, который мне предстоит подписать. История опять повторяется, мистер Грейвуд! Гитлер полез в Россию, и это кончилось протоколом о капитуляции Германии. Теперь полезли вы, и это кончается протоколом, который я подпишу как свидетель. Не пора ли прекратить эту дурацкую погоню за протоколами?.. Не пора ли всем подписать единственный и последний протокол — ни за что и ни к кому не лезть, особенно не лезть в Россию, поскольку это всегда кончается протоколом… Я буду ждать в приёмной, господа.

Когда Винкель вышел, Малинин обратился к Грейвуду:

— Ну, что вы скажете о свидетеле-мужчине?

Грейвуд снял с головы феску, бросил её на стол и, встав, произнёс подчёркнуто твёрдо:

— Господа, мы все — седые люди, полковники. Мы отлично понимаем друг друга. Если даже сам американский президент опознает меня как Грейвуда, я буду это отрицать! Бессмысленно тратить время на эти очные ставки, джентльмены!

— Да, я тоже так думаю, Грейвуд, — сказал Ларцев. — Мы действительно с первого момента прекрасно понимаем друг друга. Вот только одного я не могу понять: у вас в Чикаго семья — мать, жена, двое детей. Через несколько дней после того, как вас арестовали в Москве, в американских газетах был опубликован некролог.

— Некролог? — удивился Грейвуд. — О ком?

— О полковнике Джеймсе Грейвуде, погибшем при авиационной катастрофе. Вот американские газеты с этим некрологом, Грейвуд.

И Ларцев протянул Грейвуду газету.

Грейвуд с улыбкой прочёл некролог.

— Даже семьи вашей не пожалели, Грейвуд, — заметил Малинин.

— Вы любите свою мать? — спросил Ларцев.

— Очень, — ответил Грейвуд.

— Тогда прочтите: этот некролог убил вашу мать… — и Ларцев протянул Грейвуду другую американскую газету, в которой было опубликовано траурное извещение о смерти его матери.

Грейвуд судорожно схватил газету, прочёл извещение. Лицо его исказилось, он опустил голову.

В комнате было очень тихо, и только низкий бой башенных часов неожиданно донёсся с улицы и медленно расходился под потолком.

— Проклятье!.. Мерзавцы!.. — пролепетал Грейвуд.

— Я понимаю вас: мать есть мать, — тихо сказал Ларцев.

— Негодяи! Изверги! — с полными слёз глазами бормотал Грейвуд.

В этот момент в кабинет вошёл адъютант Малинина и шепнул ему:

— С прощальным визитом приехал генерал Маккензи.

Ларцев и Малинин переглянулись, а потом Ларцев снова обратился к Грейвуду:

— Среди лиц, подписавших некролог, ваш старый друг генерал Маккензи.

— Друг, будь он проклят! — воскликнул Грейвуд. — С каким наслаждением я плюнул бы ему в лицо!.. Ведь это он послал меня в Москву… Он!.. Я не хотел, поверьте…

— Я знаю, я всё знаю, Грейвуд, — ответил Ларцев. — Кстати, генерал Маккензи сейчас явился сюда с прощальным визитом. Он возвращается в Америку. Я могу устроить вам встречу с ним, если вы этого, конечно, хотите.

— Хочу!..

— В таком случае, сначала пройдём в другую комнату, — сказал Ларцев.

Грейвуд встал и вместе с Ларцевым вышел из кабинета.

Вслед за ними, в другую дверь, вышел Малинин, чтобы встретить Маккензи. Через минуту Маккензи и Малинин вошли в кабинет. Маккензи был в парадной форме, при всех регалиях.

Адъютант вкатил вслед за ними столик с вином и закусками. И в этот момент из другой двери в кабинет вошёл Ларцев.

— Здравствуйте, джентльмены! — весело сказал Маккензи. — Я всегда рад вас видеть.

— Мы тоже, генерал Маккензи, — ответил Малинин. — Прошу садиться.

— Если НКВД говорит — садитесь, как-то неудобно стоять… — усмехнулся Маккензи и сел к столу. — Коллеги, друзья, я хочу сегодня, под этим серым берлинским небом, видевшим нашу общую победу, выпить за братство по оружию, за дружбу, господа!

— Прекрасный тост, — произнёс Лардев.

Все выпили.

После небольшой паузы Малинин сказал:

— Генерал, самые лучшие тосты не могут ответить на ряд вопросов, возникших в последнее время.

— Какие вопросы, полковник? — насторожился Маккензи.

— Вы ссылались на то, что юноши и девушки, которые содержатся в Ротенбургском лагере, будто бы не хотят возвращаться домой.

— А что делать — они действительно не хотят, — ответил Маккензи.

— Однако некоторое время тому назад несколько юношей и девушек из Ротенбургского лагеря бежали и явились к нам, — продолжал Малинин. — Правда, по их показаниям, последнее время они находились под арестом в подвале какой-то виллы в Нюрнберге по приказанию полковника Грейвуда. И вот они удостоверяют, что заявление американских властей о нежелании заключённых Ротенбургского лагеря возвратиться на Родину не соответствует истине.

— Сомневаюсь, — протянул Маккензи. — Что же касается упомянутого вами полковника Грейвуда, то он скончался совсем недавно.

— Как вы сказали? — спросил Малинин.

— Я сказал, что он скончался. Умер в результате несчастного случая, о чём я весьма скорблю. Это был мой старый друг…

— Я могу вас утешить, генерал Маккензи, — улыбнулся Ларцев. — Полковник Грейвуд жив и здоров. Он арестован нашими органами безопасности в Москве.

— К сожалению, вы заблуждаетесь, — возразил Маккензи.

— Это вы заблуждаетесь, генерал Маккензи, — снова улыбнулся Ларцев. — Грейвуд арестован за шпионаж. Он приехал в Москву под именем иранского филолога, доктора Али Хаджара, и даже выступал на конгрессе хайямоведов с докладом о творчестве Омара Хайяма.

Маккензи покачал головой.

— Насколько я знал полковника Грейвуда, он был весьма далёк от поэзии вообще, и персидской в частности, — сказал он.

— Да, но иранский доктор Али Хаджар сам признался в том, что он — полковник американской разведки Грейвуд, и он, кроме того, утверждает, что в Москву его направили именно вы со специальным шпионским заданием…

Маккензи весело расхохотался:

— Этот доктор с равным основанием может утверждать, что он — последний русский царь и что в Москву его послал наш покойный президент Вильсон, ха-ха! Господа, меня, признаться, гораздо больше занимает другой вопрос…

— Именно? — спросил Малинин.

— Я хотел бы выпить ещё одну рюмку этой превосходной водки, джентльмены.

— О, пожалуйста, — радушно ответил Малинин. — На этой почве между нами не возникнет недоразумений. — И он снова налил в рюмки вино.

Маккензи встал.

— Я пью за то, чтобы у нас вообще не было никаких недоразумений, — произнёс он. — Господа, я обещаю вам срочно разобраться в вопросе об этих перемещённых лицах.

— Принимаем ваше обещание к сведенью, — сказал Малинин.

— Вернёмся, однако, к полковнику Грейвуду, — продолжал Ларцев. — По нашим законам всякий арестованный имеет право на защиту.

— По нашим тоже, — заметил Маккензи.

— Тем лучше. Мы хотим дать вам возможность встретиться, — и Ларцев нажал кнопку звонка.

148
{"b":"184911","o":1}