Посреди лога была выкопана, тянущаяся в обоих направлениях, канава примерно полметра шириной и столько же глубиной. Ее края обрамлены частоколом из колышков в два пальца толщиной. Поперек канавы на плотно утрамбованный грунт укладывались дубовые бревна полутораметровой длинны, тесанные с верхней стороны. Частота их укладки напоминала железнодорожные шпалы. У Дениса даже мелькнула мысль, что турки строят железную дорогу. Но рядом с выработкой уже имелся полусотметровый участок застеленный дощатым настилом. Посреди настила оставалась щель, шириной немногим меньше находившейся под ней канавы. По краям щели сделана невысокая деревянная отбортовка. Как позже понял Денис, отбортовка служила ограничителем для колес телеги, установленной на мостовую. Устроен ограничитель внутри, вероятно, для того, чтобы легче было сметать мусор с дороги, не забивая им канаву.

Северный склон вырублен уже метров на десять вверх. Гдето, чуть выше вырубки, находился вход в подземелье. Парень попытался определить то место, но его грубо толкнули. Один турок чтото говорил, уперев ему в грудь ствол ружья. Второй схватил за руки и разрезал стягивающую их веревку. Только теперь попаданец заметил, как занемели перетянутые кисти. Восстанавливающееся кровообращение наполнило пальцы будто бы уколами сотен маленьких иголочек. Чтобы ускорить процесс, Денис заработал кистями, сжимая их и разжимая. На ум пришла дурацкая прибаутка: "мы писали, мы писали, наши пальчики устали..." Очередной тычок в спину направил его к выработке.

Высота вырубаемого проема более трех метров. Поэтому грунт выбирали в два приема. Сперва долбили мел вверху, затем, углубившись метра на два вглубь, срубали оставшуюся внизу породу. Два человека постоянно нагружали подставляемые корзины.

Надсмотрщик указал Денису стволом ружья на прислоненную к меловой стене кирку, затем ткнул в сторону верхнего яруса выработки. Попаданец взял орудие и поднялся по приставной лестнице, связанной из тонких стволов акации. Здесь два человека долбили мел кирками, один сгребал его вниз заступом.

Давай, Дионис, присоединяйся, тихо сказал один из махавших кирками. Не то, пристрелят. Пороха они не жалеют.

Будто подтверждая эти слова и не дав ему удивиться, снизу заорал турок, целясь в него из ружья. Денис поспешно присоединился к товарищам по несчастью, бросив взгляд на того, кто окликнул его по имени. Рядом с ним, пыхтя, махал киркой младший интендант из Масловки. Судя по его обвисшим щекам и малость постройневшему телу, он уже не первый день осваивал шахтерскую профессию.

Не стучи так дробно, советовал тот. Выдохнешься пристрелят. Тюкай так, чтобы сильно не устать. Но не останавливайся.

Больше интендант ничего не говорил. Дыхания и на тяжелый труд, и на разговоры, не хватало. К тому же, приходилось постоянно отплевываться от летящих во все стороны меловых крошек. Хорошо еще, что порода в глубине была слегка влажной и не пылила.

Как только углубились настолько, что скрылись с глаз надзирателей, те подняли крик, из которого ясно было только одно русское слово: "вниз". Каторжане тут же спустились и начали выкрашивать тот слой, что оставался под ногами.

К вечеру, почти отупев от тяжелой работы до состояния скотины, Денис понял, что еще день максимум два, и он не выдержит подобных нагрузок. Лучше броситься на надсмотрщика с киркой и погибнуть от пули, чем уподобляться безропотной скотине, которую в итоге все равно пристрелит тот же надсмотрщик. Однако сегодня сил на подобный подвиг уже не было, и он решил отложить героическую смерть на утро.

С наступлением сумерек, работы остановили и каторжан погнали вниз по руслу балки. Примерно через полмили из жердей было устроено нечто вроде загона для скота. Снаружи по всему периметру уже горели костры, освещая подступы к загону. У каждого костра находились два вооруженных турка. На входе маленький человек, под охраной солдата, чтото загребал рукой из стоящего рядом мешка и сыпал в протянутые ладони проходивших мимо пленников. Денис тоже подставил сложенные лодочкой ладони в них плюхнулась горсть отсыревших, пахнущих плесенью сушеных абрикосов.

Но измученный каторжным трудом попаданец даже не посмотрел на них. Он машинально, рассоединив ладони, разделил паек на две горсти и сунул их в карманы.

Жри давай, раздался рядом чавкающий голос интенданта. Ослабнешь пристрелят сразу.

Не успею. Питьто здесь дают?

Что не успеешь? не понял тот. А пить, вон, пей сколько угодно.

Толстяк показал на два больших деревянных корыта, у которых на четвереньках стояли несколько человек. Ктото зачерпывал воду ладонями, ктото пил прямо из корыта. Денис втиснулся между двумя пленниками. Сперва зачерпнул, было, ладошкой, но потом, по примеру соседей, наклонился и припал к воде губами. Напившись, поднялся и побрел, выглядывая место, где устроиться на ночь. В воздухе стоял смрад, словно от общественного туалета.

Эй, Дионис, ложись здесь, снова окликнул его толстяк. Или по нужде собрался?

Денис молча опустился рядом с ним.

Если хочешь по нужде, то иди щас, продолжал инструктировать тот. Ночью могут и пальнуть. И пить ночью не ходи. Вообще ночью ходить нельзя. И разговаривать нельзя. Могут стрельнуть на голос. Один тут во сне кричать начал, так басурмане пятерых человек положили. Троих сразу, а двум раненым поутру саблями головы снесли. Зато тот, кто кричал, живой остался. Правда, не долго. Ему сегодня утром голову срубили, когда подняться не смог.

Ты тут, я смотрю, долгожитель. Зватьто тебя как?

Георгий я, Юдин. Не менее неделя здесь уже. Но я крепкий. Выдюжу и еще.

Как попалсято? Чего не ушел за реку?

А как я мог попастьсято? переспросил бывший интендант и тут же сам себе ответил: Дык, знамо как. Пьяный с девкой в том бараке на сборном пункте забавлялся, там и уснул. Утром очнулся, когда меня уже по песочку волокли привязанного к татарской лошади. Сперва думал, шайка крымчаков просочилась и озорует, а оказалось, тут целое турецкое войско к городу подошло. А крымчаки при них. Ты чего лыбишься?

Да так, Денис не мог погасить непроизвольную улыбку, растягивающую его губы. Мы с тобой, оказывается, одного поля ягоды. У меня тоже все беды от баб.

Аа, протянул Георгий, вспомнив поведанную попаданцем историю. Это да. Во всем они виноваты, бесовские порождения.

Чего тут так воняетто? Уборная, что ли, рядом?

Ага, рядом. Идешь в центр этого загона и делаешь там все дела. Сядешь у забора пристрелят.

Ясно. А бежать ты как думаешь?

А я об этом думаю? удивился толстяк.

Если у тебя голова на плечах есть, значит, ты обязан о чемто думать. А о чем еще можно думать, находясь здесь? Денис сам удивился своим словам.

Шустрый ты, я погляжу. И как ты предлагаешь бежать с этими украшениями? Георгий звякнул кандальной цепью. Нет, брат, это верная смерть. Надо продержаться, пока наше войско разобьет чертовых басурман.

Не думаю, что это скоро случится.

Это почему это? Всегда били, и сейчас побьем! повысил голос собеседник и вдруг, пригнув пониже голову, зашептал: Потише надо. Не то, пальнут.

Да побьем, побьем. Да только, скоро ли? Денис тоже перешел на шепот. Увидев, как вновь вскинулся бывший интендант, поспешил продолжить: Ты, Жор, сам посуди, отчего это турки так основательно здесь строятся? Ты, кстати, не знаешь, чего это они тут затеяли? Нет? Но все ж согласись, для того, чтобы развертывать такие работы, нужно иметь основательную уверенность в том, что пришли надолго. Или я не прав? Для чего они копают эти ангары? Для чего строят такую основательную мостовую? Вот ты бы стал так основательно устраиваться, не будучи уверенным в том, что пришел всерьез и надолго? А?

Может, ты и прав, Дионис, после некоторого раздумья, ответил толстяк. Но не может того быть.

Факты вещь упрямая.

Ась?

Бежать, говорю, надо, пока силы есть. Я сегоднято еле живой. А завтра от такой работы и вовсе загнуться могу. Лучше уж пусть пристрелят на бегу, чем зарубят саблей, как скотину, когда выбьюсь из сил.