— О Ли, Омаре и этом монголе, — ответил Д'Анкосс, пряча череп, который не выпускал из рук, в старую кожаную сумку.
— Они бы никогда так не сделали, — возмутилась Лейла, — правда, Влад?
Влад сплюнул на землю:
— Насчет Ли я ручаюсь. Но остальные…
— Надо подниматься! — отрезал Роман, обводя взглядом вертикальную стенку. — Потом будем спорить.
— Ты совершенно прав, дорогой Роман. Но как мы будем подниматься? — язвительно возразила Татьяна. — Разбежимся и подпрыгнем, оп-ля?
— Будем искать выступы и карабкаться, будто это тренировочная стена для скалолазов.
— У меня головокружение, — поморщилась она. — Я не смогу.
— Я за вами вернусь, — сказал ей Влад, хлопая по плечу. — Идемте, Роман. Ян, ты как?
Тот осматривал стену без энтузиазма, но, не желая показаться в глазах Лейлы трусом, выразил согласие.
Они принялись карабкаться эти пятнадцать метров по отвесной стене, медленно, цепляясь за каждую трещину, со сведенными судорогой руками и ногами, с мышцами, растягивающимися настолько, что, казалось, вот-вот порвутся. Пот заливал глаза, и Роман неоднократно чувствовал, что нога соскальзывает. Он слышал, как за его спиной ругается сквозь зубы Ян, меж тем как Влад, ловкий, как горная коза, поднимался впереди, мышцы бугрились на руках и спине, словно узловатые змеи. Он первым достиг развороченного отверстия, сквозь которое провалился Сальвани, и собирался уже вылезти наружу, когда Роман бросил ему «Стой!», заставив застыть на месте.
Разумеется, они не знали, что ждет их снаружи. Но, с другой стороны, они и не могли это узнать, не высунув из дыры голову. Так что же делать?
Он повернулся к Роману, который добрался до него и теперь старался привести в порядок дыхание.
— У нас нет выбора, Роман!
— Ты же понимаешь, что, вполне вероятно, не пройдет и десяти секунд, как нам раскроят черепа?
— Когда-нибудь все равно придется умереть. Я не хочу превратиться в слепую рыбу и жить до конца дней в этой вонючей пещере!
— Влад прав, — произнес Ян.
— О'кей. Тогда на всякий случай прощайте, парни.
На короткое мгновение взгляды всех троих встретились, потом, резко подтянувшись на руках, Влад высунулся из отверстия.
Ничего. Никого. Ни трейлера. Ни пикапа со стражами революции, направившими на них автоматы. Ни всадника, поднявшего лук, чтобы продырявить им черепа. Он повернулся, чтобы посмотреть назад. Только ослик рабочих, который меланхолично пережевывал каменную соль.
А еще двое рабочих и Омар, сидящие, прислонившись к скале. Наконец он выбрался из отверстия окончательно.
— Все в порядке! — бросил он двоим, которые тут же присоединились к нему.
Роман сделал долгий выдох. Нет, все отнюдь не было в порядке. И не только из-за уехавшего трейлера. А еще и из-за сидевших на земле людей, которые не говорили и не шевелились.
Он пробормотал «Омар!», шагнув по направлению к нему, но уже был уверен, что Омар ему не ответит. Хищная птица, кружившая в небе прямо над ними, тоже это знала, ее широко раскинутые крылья выражали радость от близкой крови и мертвой плоти, которая предназначалась ей.
— Черт побери! — бросил Ян.
Оба рабочих, с красным, зияющим горлом, казалось, внимательно смотрели на небо и на птицу, которая собиралась их сожрать. Голова Омара лежала на его крепко сжатых коленях, как будто он следил, как они приближаются. Колени, на которых покоилась его отрезанная голова, были пропитаны кровью, а черная блестящая борода подрагивала от легкого ветерка в какой-то зловещей иллюзии жизни.
— Но кто это сделал?! — воскликнул Ян. — Это ведь не могут быть Ли и Уул!
Влад пожал плечами и плюнул на пыльную землю. Что можно знать о человеке, пока он не нацелит ружье вам прямо между глаз? Сколько любящих братьев внезапно становились волками, готовыми разнести вам в клочья грудь, чтобы вырвать оттуда душу? Кто может знать, что скрывается под нашими улыбающимися масками?
Ослик поднял голову и издал оглушительный, протяжный крик, потом снова стал лизать соль.
— Может быть, их увезли силой? — начал было снова Ян.
— Может быть, — бросил Роман, не отрывая взгляда от облачка пыли, которое клубилось на противоположном склоне горы.
Газель? Дикий осел? Мотоцикл?
Он присел на корточки, чтобы глаза его оказались на уровне тусклых и неподвижных глаз Омара. Бедный мальчик, который так мечтал путешествовать, никогда не увидит моря. Рожден во прахе и умер во прахе. Кончиком пальца Роман начертил на песке «RIP»: «Requiescat in расе» [20]. Пусть покоится с миром.
— Мы их похороним? — спросил Влад, глядя на хищную птицу, выписывающую над ними круги.
— Мы прикроем их тела камнями, это лучшее, что можно сделать.
Роман размотал веревку и бросил один ее конец в отверстие, где она была встречена возгласами облегчения.
— Поднимайтесь! — крикнул он.
Появившаяся первой Лейла застыла на месте при виде трех трупов, но ничего не сказала. Потом, один за другим, вылезли остальные, задыхающийся Маттео выполз последним.
— Это уж слишком для моего возраста! — проворчал он, падая в изнеможении на землю. — Мамма миа, вы же не станете говорить мне, что эти люди мертвы?!
— К сожалению, это так, — ответил Роман, вновь скручивая веревку.
— Бедный Омар, он был таким милым!
— Нам угрожает опасность? — поинтересовался Д'Анкосс таким тоном, каким спрашивают: «Который час?»
— Не знаю. Все, что я знаю, так это то, что у нас больше нет ни съестных припасов, ни палаток, ни транспортных средств.
— Надо доверху наполнить водой фляги, — заявила Татьяна.
— Мм… какие фляги? — переспросил Ян.
Татьяна покраснела. Сама она фляга! Все осталось в трейлере. Стоп, а рабочие? У них на ремнях через плечо висели огромные кожаные фляги. И еще нелишним было посмотреть, что там в корзинах на ослике!
Роман согласился. Лейла нахмурилась. Всегда этой Татьяне удается привлечь к себе внимание. Она поспешила к Роману, чтобы помочь ему рыться в корзинах, а Ян с мрачным видом остался стоять в стороне. Маттео, который по-прежнему не вставал с земли, машинально перебирал камешки. Он думал о жене, тревожившейся всякий раз, когда он уезжал в экспедицию, о таблетках от гипертонии, которые остались в трейлере, при себе у него была только дневная доза. А дальше что? Так и подохнет здесь, на пороге пустыни? А если они все умрут, кто сообщит Анне? Она так и будет месяцами ждать новостей, застыв у телефона, не отрываясь от телевизора, сжимая в кулаке скомканный платок, в то время как хищники и насекомые добела отполируют их кости, а ветер разбросает их по пустыне.
Влад подсчитывал боеприпасы. Полная обойма для «Драгунова». Еще одна, для хорватского автомата HS2000, который он носил на поясе. Зачем Ли увел «Серебряный Рейнджер»? С тех пор как они были знакомы, Ли никогда ничего не крал. Ему нравилась такая жизнь, бродяжничество по дорогам. Он был безразличен к деньгам. И зачем увозить Уула и убивать Омара? Мальчишка был совершенно безобиден. Еще можно было понять, почему следовало избавиться от рабочих, — они, вернувшись домой, могли поднять тревогу, — но Омар? С какой стати убивать его и оставлять в живых других участников экспедиции? Нет, англичанин, безусловно, прав: их похитили, и сделали это, разумеется, те самые грязные макаки из пикапа и их начальник с физиономией землеройки.
Мысли Романа текли приблизительно в том же направлении, пока он раскладывал на земле содержимое ивовых корзин. Он тоже подумал о своем оружии: верном «Тимберлайне» и ноже, доставшемся ему накануне от незнакомца. Будет чем отбиваться, случись локальная партизанская война. Влад часто у него спрашивал, почему он не носит винтовку, и каждый раз он давал какой-нибудь уклончивый ответ. А правда заключалась в том, что, едва он касался огнестрельного оружия, его сотрясал неудержимый рвотный позыв. Его рука не хотела убивать. «Фобия, настоящая фобия», — сказал ему какой-то чешский психиатр, которого он встретил в одном из стамбульских баров. «Вы сможете выздороветь, лишь когда вам удастся примириться с самим собой», — добавил он, жадно глотая ракию. Оставалось верить, что этот день пока не настал.