— Нарочно говорил? Чтобы заманить меня в ловушку?

— Как у тебя язык повернулся? Что за грязные подозрения?

— А откуда у тебя грязные подозрения?

— Не заставляй меня оправдываться! Номер не пройдет. Он пришел с тобой повидаться — это раз. Ты соврала мне — это два! Вот они, голые факты. Выводы очевидны.

— Я не врала! Я просто не подумала, что об этом стоит упоминать.

— Почему?

— Почему?.. — Она запнулась. — Потому что это ничего не значащая встреча. Самая обыкновенная. Я же не показываю тебе по вечерам список людей, которых мне случилось встретить за день.

— «Случилось встретить»! — передразнил Джозеф. — Хорошенький случай! Ты, наверное, встречаешь Пола Вернера каждый день, как почтальона или разносчика молока. Кто я, по-твоему? Осел, да? Хотя… погоди, — медленно проговорил он. — Может быть, ты действительно встречаешь его каждый день? И ничего необычного в этом нет?

— Какая чудовищная глупость! Ты что, не в своем уме?

— Нет, в своем! И мыслю вполне четко. И желаю знать, зачем он приходил и о чем вы говорили? Ну? Я жду.

Она много раз наблюдала вспышки его гнева по самым разным поводам: из-за детей, из-за бытовых мелочей. Но ни разу не видела такой холодной, глухой ярости. Надо сосредоточиться, собраться с мыслями. На карту поставлено все.

— О чем мы говорили? Дай-ка припомню… Об опере, разумеется. О молодом теноре. Потом он, как всякий воспитанный человек, справлялся о здоровье моих домашних… Да ни о чем серьезном, если разобраться.

Джозеф изо всей силы треснул вечерней газетой по спинке стула.

— Нет! Так дело не пойдет! Он схватил тебя за руку! Ты вырвалась! Я все видел! Я видел твое лицо, когда ты уходила в зал. И его лицо тоже. Так о новом теноре не разговаривают. Анна, чего он хотел от тебя? Отвечай, чего он хотел?!

Она опустила голову. Перед глазами все плыло, будто она вот-вот потеряет сознание.

— Мне плохо, — пробормотала она.

— Если плохо — сядь. Или ложись в постель. Но ты все равно ответишь, не отвертишься.

Она села, сжав голову руками. Селеста включила на кухне радио, как всегда чересчур громко. Анна расслышала несколько тактов старинной музыки. Потом Селеста, видно, опомнилась и убавила звук. Во дворе напротив просигналила машина. В спальне стояла звенящая тишина. Джозеф замер, ожидая ответа. Сколько прошло времени, она не знала. Минута? Пять минут? Она подняла голову.

— Ну? — произнес Джозеф.

Захотелось крикнуть: сжалься! оставь меня в покое! я больше не могу, я не выдержу!

Она молчала.

— Ну? — повторил он.

Она поняла, что все бесполезно. Облизнула пересохшие губы, вздохнула и заговорила:

— Он приглашал меня пообедать с ним в ресторане. Я не хотела рассказывать, потому что знала, как ты рассердишься. У тебя ведь с ним какие-то деловые переговоры. Короче, я поняла, что всем в результате будет очень неловко, и решила справиться с этим сама. — Она умолкла. Ее била дрожь.

— Ну и как ты справилась?

— Разумеется, отказалась. И попросила его никогда впредь не обращаться ко мне с подобными приглашениями.

Она подняла голову, встретила взгляд Джозефа. И не отвела глаз. Прошла минута. Другая. Он отвернулся.

— Сукин сын, — тихо выругался он. — Благовоспитанный, рафинированный сукин сын. Заводит шашни с женой… за спиной у мужа…

Он прошелся по комнате. Подошел к окну. Отодвинул штору и выглянул в темноту. Потом снова повернулся к Анне:

— Значит, он в тебя влюблен?

— Почему? Оттого, что пригласил меня в ресторан?

— Господи! Как ты глупа! Или наивна? В твоем-то возрасте! А что, по-твоему, ему было нужно?

— Он просто пригласил меня в ресторан.

— В городе полно женщин помоложе, которых можно пригласить в ресторан и далее, куда ему надо. Нет, тут концы с концами не сходятся.

— Но ведь некоторые мужчины… так и поступают. Он увидел меня на ужине, я ему… просто понравилась. Разве так не бывает?

— Ухажер нашелся! Волокита! За чужой женой! После того ужина ты его еще видела?

— Нет.

Джозеф провел рукой по вспотевшему лбу:

— Странно… Знаешь, я тебе не говорил, но на ужине он так на тебя смотрел. Я еще тогда почувствовал, что дело нечисто. Но решил не делать из мухи слона и выбросил из головы все подозрения. Убедил себя, что это ерунда.

— Но это действительно ерунда, — тихонько сказала Анна. — Мало ли ловеласов на свете. Возможно, я показалась ему интересной, оттого что он знает меня так давно.

Как же отвратителен этот обман, эта вкрадчивая, пошлая ложь. Говорить о Поле такие гадости! Но у нее нет выбора. Она защищает не только себя. Все они зависят от слов, которые она скажет. В которые Джозеф поверит.

Внизу хлопнула дверь. Из кухни донеслись голоса. После тренировки Эрик всегда безумно голоден и не может дотерпеть до ужина. Если Джозеф ей не поверит, жизнь Эрика поломается в третий раз!

Как сплетены, как нерасторжимо связаны наши жизни. Зло вползло точно змея и, свернувшись кольцами, коснулось всех: Джозефа, меня, Эрика, Айрис и ее детей. И Пола. Да-да, Пола. Мы, сами того не желая, причиняем друг другу столько страданий. Никого не уберечь.

— Анна, ответь мне. Я должен знать. Я уже задавал тебе этот вопрос, и ты всегда отрицала, но теперь я спрашиваю тебя еще раз: тогда, давным-давно, вы любили друг друга?

— Нет. Никогда.

— И между вами никогда ничего не было?

Она почувствовала, что кулаки у нее крепко сжаты и ногти впиваются в кожу. Разжав руки, она вдохнула поглубже.

— Ничего и никогда.

— Ты можешь поклясться?

— Джозеф, тебе мало честного ответа?

— Пускай это глупо, но мне станет легче, если ты поклянешься. Здоровьем Эрика, Айрис и детей. Тогда я поверю, что это правда.

Все. Она загнана в угол. Она в самом деле очутилась в углу комнаты, и ей померещилось, что стены не расходятся под прямым углом, а сужаются, вот-вот сомкнутся, и ей из этой ловушки не выбраться.

— Я не буду клясться. Я не могу клясться их жизнью.

— Почему? Анна, прошу тебя!

— Во-первых, это оскорбительно. Выходит, так ты мне не веришь?

— Я не думал тебя оскорблять, просто…

— А во-вторых, можешь считать меня суеверной, но здоровьем клясться опасно.

— Почему? Боишься, что с ними что-нибудь случится? Скажешь правду — не случится!

— Джозеф, оставь их в покое.

— Тогда просто поклянись. Скажи: клянусь, что между мною и Полом Вернером никогда не было отношений, в которых мне было бы стыдно признаться мужу.

В глубинах объятой ужасом души неожиданно пробудилась и воспрянула ожесточенная сила. Она снова пошла в атаку:

— Знаешь, Джозеф, теперь мой черед рассердиться. Почему ты меня унижаешь? Что это за семья, где муж и жена не доверяют друг другу?!

— Я хочу верить… — Джозефа смутил ее внезапный гнев.

— Так верь!

В его глазах блеснули слезы.

— Анна, я не вынесу, если… Мир и без того зыбкое, ненадежное место: не знаешь, куда ступить. Рядом должен быть человек, опора, незыблемая опора… Если я утрачу эту опору… Ты знаешь, что я пережил, через что прошел — и не сломался, но если окажется, что ты… — Голос его прервался, он судорожно сглотнул. — Тогда мне лучше умереть на этом месте. Да поможет мне Бог.

— Ты не утратил опору, — тихо сказала она. — И никогда не утратишь.

— Я… я знаю, что мне повезло. Такая женщина, как ты, могла получить любого, кого захочет.

Господи, как его жаль. Как жаль нас всех. Напряжение спало. Она заплакала.

— Анна, не надо. Ну не плачь, слышишь. Я уже не сержусь. Я все понял.

Он совершенно не выносил слез. Айрис пользовалась этим еще в раннем детстве. Папа все для тебя сделает, только перестань плакать.

— Сволочь! Сукин сын! — бормотал Джозеф. — Поставил тебя в такое положение! Пускай лучше не показывается мне на глаза!

— Не покажется.

В дверь постучали.

— Это я, Эрик. Селеста зовет ужинать.

— Мы сейчас спустимся, — ответил Джозеф.

— Я не хочу есть, — сказала Анна. — Иди, поужинай с Эриком.