А Виталий небрежно приподнял край маленькой фотографии, но надписи там не оказалось. И Виталий стал рассматривать третью фотографию. Она была сделана, очевидно, в парке, на открытой площадке, возле отрады какого-то огромного аттракциона, фантастические конструкции которого отрубались верхним срезом карточки. Витька стоял, прислонясь спиной к ограде из металлической сетки, с папиросой в зубах, а возле него, шутовски изогнувшись, стояли ещё двое парней. И Витька, и парни были явно выпивши и, глядя в объектив, глупо и нагло ухмылялись. Рядом с фотографией счастливых футболистов эта выглядела как пародия на веселье. Оба парня рядом с Витькой производили неприятное впечатление, хотя одеты были весьма щеголевато, особенно один из них, с копной светлых волос. На нём были дорогие, в кожаных нашлёпках, джинсы и явно заморская матроска с полосатым отложным воротом и косыми звёздами на животе. Второй парень был безобразно толст и неповоротлив. Виталий приподнял и эту фотографию. На обороте было написано: «Гопа, Жопа и я у печатного станка. Сзади главная борода, сволочь». Виталий снова посмотрел на фотографию и в самом деле заметил среди людей за оградой невысокого бородатого человека в тёмном костюме, с портфелем, который сердито оглянулся на снимавшихся парней. Виталий разглядывал эту фотографию с особым вниманием.
В этот момент в передней стукнула входная дверь, и сразу же в комнату вошла женщина в лёгком сером пальто нараспашку и пёстром платье. В руке она держала тяжёлую сумку. Виталий обратил внимание, как привлекательно и молодо она выглядит, как легки и порывисты её движения, какая у этой женщины тонкая, прямо-таки девичья фигура. Совсем светлые, крашеные волосы были распущены по плечам, пухлые губы подкрашены, а тёмные, горячие глаза смотрели насмешливо и дерзко на незнакомого долговязого парня, неведомо как оказавшегося здесь.
— А вам чего тут надо? — спросила она, вешая сумку на спинку стула.
— Он тебя ждёт, ждёт, ждёт, — лукаво сообщила Лялька.
— Марш в коридор, живо! — скомандовала мать.
— Рано ещё в коридор, — дерзко ответила Лялька, обеими руками хватая банку с джемом. — Может, он штрафовать тебя пришёл.
— Ах ты, дрянь! — обозлилась женщина, и лицо её сразу подурнело. — Ах ты, горе моё! Пошла вон, пока не наподдала! Вот ты у меня сейчас…
Лялька, прижав к себе банку, стремглав метнулась к двери, крикнув на бегу:
— Подавись дядькой! Подавись!
Женщина устало стянула с себя пальто, губы у неё дрожали.
— Здравствуйте, Вера Игнатьевна, — сказал Лосев участливо. — Трудно вам с девочкой, я гляжу. Извините, может, я не вовремя пришёл.
— А! Ко мне всегда не вовремя, если сама не зову. — Женщина быстро и внимательно взглянула на него исподлобья. — Вас что-то не помню, хоть и видный мужчина, — усмехнулась она.
Твёрдой походкой она прошла в свою спаленку и стала перед зеркалом, вделанным в створку шкафа, оглаживая своё туго обтянутое платьем тело и поправляя волосы. Причём стояла она так, чтобы Виталий мог вполне полюбоваться ею.
— Вы меня помнить не можете, — сказал Виталий. — Встречаться нам до сих пор не приходилось. А к вам я насчёт Виктора.
— Взрослый он, сам за себя отвечает, — равнодушно произнесла Вера Игнатьевна, продолжая внимательно разглядывать себя в зеркало и разглаживать, одёргивать платье на животе и бёдрах.
— Плохо с ним, — сказал Виталий. — Помочь ему надо.
— Сам виноват, раз так. Я, что могла, всё для него сделала. Без отца растила. Пора и для себя пожить. А то скоро и не взглянет никто, как считаете?
Она игриво наклонила голову и посмотрела на Виталия.
— А вы с дядей Севой ему передачи носить будете? — не сдержавшись, сердито спросил Виталий. — Или тоже не будете?
— А-а, вот вы откуда заходите, понятно. — Она гневно обернулась к нему, упёршись руками в бёдра. — В мою жизнь собираетесь влезть, да? Соседи дорогие небось настучали? Знаю, знаю, у вас тут каждый второй стукач! А вот не выйдет!
— Да не про вас речь, — возразил Лосев. — Я пришёл…
— Знаю, зачем пришли! Витька только для подхода. А потом на Ляльку, эту заразу, свернёте. Плохо воспитываю подрастающее поколение, — с издёвкой произнесла она. — И всё на меня сведёте. Мать плохая, жена никакая! Зато любовница я какая, не знаешь? И не узнаешь, не подбирайся лучше. Ишь гладенький какой нашёлся.
— Подождите, Вера Игнатьевна, — попробовал успокоить её Лосев. — Я вам сейчас всё объясню. Нам посоветоваться с вами надо, как…
— Все вы сначала советуетесь, а потом под подол! Знаю! Учёная!
— Ладно, — усмехнулся Лосев. — Тогда я сначала вам представлюсь. А то вы сразу так на меня напали, что мы и познакомиться не успели.
Но женщина задобрить себя не дала.
— А мне и знакомиться с тобой не надо. Сдался ты мне! Где ты меня только засёк, не знаю. Что, приглянулась? Только не с той стороны подъезжаешь, миленький. В душу-то мне не лезь, в постель — это другое дело. Понял?
— Я-то понял. Вы не хотите понять.
— И я поняла. Будь спокоен. Я таких кобелей…
— Я к вам, Вера Игнатьевна, из милиции.
— Ха, напугал! А там что, не мужики? Знаешь, за мной какие оттуда бегали? А я…
Виталию стало ясно, что он ничего не добьётся. Это был разговор глухих, каждый вёл свою тему.
— До свидания, Вера Игнатьевна, — сказал Лосев. — К сожалению, разговора у нас пока не получилось. Перенесём его на другой раз.
В коридоре он увидел Ляльку и возле неё какую-то женщину, видимо, соседку, которая вытирала полотенцем лицо и руки девочки. Посмотрев на Лосева, женщина зло сказала:
— Хоть бы ребёнка постеснялись. Калечите ведь девочку.
— Ага, калечат, — охотно подтвердила Лялька. — А как гулять идти? Так можно, тётя Маруся?
Виталий не нашёлся что оказать и поспешно вышел на лестницу.
Он приехал к себе в отдел уже в конце дня. К счастью, Шухмин оказался на месте, иначе пришлось бы откладывать операцию.
Пётр сразу понял замысел Лосева и с обычным своим шумным энтузиазмом включился в разработку плана предстоящей операции. Прежде всего от него требовалось вспомнить в мельчайших подробностях весь путь их с Ниной в тот вечер по парку.
— Ну всё, — кивнул Виталий, когда Пётр закончил свой рассказ. — Мне пора. Будь здоров.
— Это уж ты будь здоров, — озабоченно ответил Шухмин.
Теперь путь Виталия лежал снова в парк.
Туда он приехал приблизительно в то же время, как накануне Петя Шухмин со своей девушкой.
Пройдя через центральный вход, Виталий замедлил шаг, гуляющей походкой обогнул высокую переливчатую стену фонтана и двинулся по аллее в сторону набережной. При этом он лениво поглядывал по сторонам и даже что-то безмятежно насвистывал сквозь зубы. Но уже через минуту ему пришла в голову мысль, что он ведёт себя неправильно. Он притворяется гуляющим без дела человеком, самым обычным и совсем безобидным. А вдруг ему поверят? Правда, Шухмин даже не притворялся, а в самом деле был в тот вечер таким обычным, отдыхающим человеком, и всё-таки за ним пошли. Возможно, за ним пошли случайно или он мог в какой-то момент вести себя не так уж обычно. Как Витька сказал? «Торчал, где не надо, и лупил зенки». Да, вот в этот момент Шухмин, видимо, вёл себя необычно. Но Виталий этого момента не знает. Да и сам Шухмин его не заметил. Значит, Виталию сейчас надо вести себя всё время необычно, чтобы на него обратили внимание.
Лосев постепенно из лениво гуляющего человека превратился в какого-то насторожённо-любопытного и весьма настырного типа, который на ходу ко всему подозрительно приглядывался и что-то вынюхивал, при этом неуклюже стараясь всего этого не показывать.
Таким манером он прошёл всю аллею, и на этом пути никто за ним не увязался. Виталий вышел на набережную, где на обширной площадке расположились четыре причудливых заграничных аттракциона и, как всегда, толпился народ. Среди этих четырёх аттракционов Виталий сразу узнал тот, возле которого фотографировался Витька с двумя приятелями. Наверно, его он назвал в подписи к фотографии печатным станком. Почему это он так странно его назвал, интересно знать?