Шли дожди и снег, вяла трава и зацветала снова. Из той бесконечной череды дней Ферро запоминал немногие события. Он помнит, как в прошлом году, поздним вечером, пришли стражи барона и забрали все, что у них было. И так каждый год. Иногда они еще спускали собак, тогда приходилось прятаться в лесу. Как там сказал дед? Пошли вон с моего луга, червяки?

Краем глаза Ферро увидел, что старый кабан был уже при смерти и хрипел кровью, отчаянно дрыгая толстыми ножками. Стрела торчала у него за лопаткой. Льется кровь. И смеющиеся господа. Смеющиеся над ним и его мертвым глупым дедом.

Как часто слышал он ловкие слова менестрелей, что защищали их лучше всяких щитов, и ему бы теперь остановить благородных господ хитрым словесным уговором.

- Деда не глупый... - отчего то сказал он. А потом повторил так громко и уверенно, что поразился сам себе:

- Деда не глупый!

"Гррх!" - такой звук издают грязные орки в своей безумной атаке, что сметала благородных господ вместе с их блестящими начищенными доспехами, говорили менестрели. Вместе с лошадьми сметала, и со всеми их гремящими пушками. Гррх! Глаза Ферро медленно наливались кровью. Каждая умершая господская свинья - это десять ударов плети по спине отца. Ферро терял контроль над собой, руки его затряслись от злобы, все кругом поплыло красным. Ферро зарычал, как бойцовый пес, скаля зубы, и вытягивая невидимые когти. За что вы убили деда? Гррх! Ферро почуял кровь. За что вы убили маму? Гррх!

И тут произошло нечто невообразимое, мир на секунду замедлился, застыл как изваяние в гипсе. Сколь много слабостей у его противника, неожиданно для себя вдруг понял он своим абсолютно холодным, как зимний снег, рассудком: открытое колено, что выдвинулось слишком далеко вперед, сама поза, что оставляла открытым живот, неверный хват меча, - кисть не выдержит нагрузки, коль скоро ударить лезвие сверху.

Юноша никогда не думал о том, чтобы стать воином, но...

Гррх! И Ферро ударил. Сразу во все места. Во все слабые места противника. Ребро ноги настигло колено барона. Замок из его рук обрушился на ударную кисть, а колено настигло уязвимый живот. Барон зашатался, чуть не выронив меч, заплетая ногами, словно деревенский пьяница. "Пошел вон с моего луга, червяк!" - так сказал его глупый дед.

Гррх?

И тут все пропало. Так же как наступило. Ферро испугался того, кем только что был. Его руки стали снова его руками. Ноги, которые только что разили врага, стали всего лишь подпорками для тела, а не боевыми инструментами. И он трусливо завопил: "Прошу вас не надо, великий Господин Орлейль!".

Но Орлейль бил его железной палкой, чем, по сути, и являлся тренировочный меч. Он в бешенстве бил его по голове и телу, считая удар от простолюдина, да еще и при леди, высшим оскорблением.

Лицо Ферро наполнялось синевой. Перебитый нос испускал прямо таки фонтаны крови. Кажется, хрустнуло одно из ребер.

Паж Орлейля подзуживал и насмехался: "Правильно, Сэр, проучите как следует эту свинью!".

Ферро же стоял, как истукан, поняв, что жалостливые просьбы не заставят барона остановиться. "Уж лучше его, чем свиней".

Бывали вечера, наведывался сам Барон, припоминая злосчастный укус. Становился напротив отца и принимался выбивать из крестьянина дикость. "Смотри, по-волчьи то как глаза горят" - приговаривал он. Барон одинаковых ошибок дважды не совершал - рядом и арбалетчики стояли со взведенными болтами, так что и связывать было без надобности. Папка тоже сначала глупый был, стоял без звуков, пока барон об него палки ломал; приговаривал про себя: "мы то все в роду крепкие растем, авось у старого господина нога полегчает". Потом папка поумнел - научился корчить рожи, издавать жалостливые стоны, и господин стал приезжать намного реже.

Дыхание молодого барона тем временем становилось все тяжелее и тяжелее, а удары все слабее. Ферро стоически терпел.

Окончательно выдохнувшись, барон чуть ли не свалился на свинопаса и толкнул его в грязь. Ферро бы не упал никогда от такого слабого удара, но он сделал вид, что упал под действием барона. Так еще папка учил: благородным нравится ощущать свою силу.

Барон положил ему ногу на голову и вдавил ее в грязь. Он пошутил что-то про свиней и публика, конечно, засмеялась. Ферро был готов заплакать от обиды. Но он терпел и кинул взгляд на леди Нелль. Она смотрела на него молча, как прекрасное облако в форме лепестка. От этого почему-то стало легче. Ферро потерял сознание.

Избитый Ферро очнулся через пару часов. Свиньи разбежались. Он обнаружил еще несколько мертвых поросят, забитыми на смерть великими господами. Ферро еле дополз до дома. Сразу на крыльце его ждал отец.

Становилось еще хуже от мысли, что свиньи даже не были отцовскими. Все в наделе принадлежало барону Орлейлю старшему. Отца изобьют плетьми, так случалось всегда, когда пропадала хоть одна свинка. Сегодня их померло больше десяти. Никакая спина не выдержит столько ударов. А если и выдержит, то они отберут последнее, чтобы покрыть расходы великого барона.

Но в глазах отца не было злости или досады, там застыло какое-то другое чувство.

- Быстрее, собирайся, - крикнул он еще издалека.

Заплывшими глазами Ферро мало что видел. Слова отца, носившегося по дому и собиравшего вещи, доносились до него, как в бреду.

"Что же ты наделал... Дурак... Младший барон как доехал до замка, так и свалился с лошади... Рука, говорят, перебита, колено опухло, ребра сломаны... Хрипит кровью. Лежит при смерти".

- Што ты говришь, папка, - прошамкал разбитыми губами Ферро, - он же в латах был. Какие ребра?

- Какие ребра? Баронская кираса погнулась, как оловянная ложка! Его верно тараном ударило... Что уж теперь. Посадят тебя в подземелья, как убивца, - сражаться благородным на потеху, а то и вздернут дурака...

Мысли Ферро судорожно заметались.

- Папка, это не я!

Отец его как будто и не услышал. Он кидал в дорожную сумку что ни попадя. Складное удило, подкову, самописное перо, старый масляный светильник, вяленое мясо и чайник.

- Зачем мне чайник?

- Продашь, дурак!

Он подбежал к дальней стене и буквально сорвал замок с облезлого сундука. Там хранились семейные сокровища.

- Вот, - протянул он ему старый дедовский ржавый двуручник, сгибаясь от тяжести.

Дедушка еще на столетней войне воевал, от него и осталось. Лицо деда он почти не помнил. А то, что видел во сне, на утро забывалось. Помнил разве что фигуру его - огромную, широкую, высокую, как столб. Такую же, как этот меч. Странно, что отец до сих пор хранил тяжелый клинок. Крестьянам хранить, а тем более использовать оружие - строго запрещалось.

Пока Ферро глупо улыбался необычному подарку, отец успел вытолкать его за дверь.

Он буквально затащил сына на единственную старую лошадку.

- Папка, как же ты без лошади то?

- Все-все, поехал-поехал, - прикрикнул отец.

- Я вернусь, Папка. Обязательно, - сжимая меч, твердо произнес Ферро. - Пусть только попробуют тронуть тебя.

- Беги уже. Доедешь до Рейнгарда. Оттуда беги на восток. Не пропадешь там, - отвернулся он.

- Папка, я знаю что делать. Гррх! Я стану рыцарем и смогу защитить тебя от барона! - зажглись глаза юноши.

- Ферро свинопас рыцарь? Дурак ты. Найди добрых людей, Ферро, устройся по хозяйству. Научил я тебя всему. Возвращаться тебе сюда не зачем. Прощай, Ферро. Глупый ты, как твой дед, - крикнул отец напоследок, шлепнув лошадь по крупу.

Сын успел обернуться. Кажется, он понял, что застыло в глазах удаляющегося отца. Помимо слез, там было еще что-то.

Что-то вроде гордости.

Ферро крепче сжал эфес меча. Собирались тучи, сверкнула молния, глубже в нору забился лесной кот. У юноши защемило в груди, будто эти места он видит последний раз.

***