Офицеров Генерального штаба в их группе было много, а инженер он один. В штабе округа все любили и уважали его.

Сам Кондратенко, почувствовав особое отношение к себе со стороны сотоварищей и начальников, не возгордился, а наоборот, ощутил неловкость такого положения. Он откровенно стеснялся популярности.

Службой Роман Исидорович был доволен. Только командировки нарушали налаженный быт. Надежду Дмитриевну приходилось отправлять с детьми в Бобруйск, к родным. К этому времени у них было двое детей: мальчики-погодки, Николай и Андрей. И, как нарочно, именно в это время, девяносто третий и девяносто четвертый годы, пришлось ему больше всего бывать в командировках.

В июле 1893 года Кондратенко с группой офицеров штаба направили на осмотр Днепро-Бугского канала. Командировка была незапланированной: срочно потребовался офицер, хорошо разбирающийся в инженерном деле. Кондратенко только что вернулся с прусской границы, однако поехал не раздумывая. Предстояло внимательно обследовать сооружение, оценить его с оборонной точки зрения и подготовить доклад для созданной по этому поводу комиссии.

В этой поездке очень обрадовало Романа Исидоровича посещение Киева. На Крещатике подивился городской новинке: навстречу двигался вагон конки, но… без коней, вполне самостоятельно. Да, это был первый электрический трамвай! Скоро проехал еще один. А вдоль всего проспекта тянулся длинный ряд электрических фонарей, что тоже поражало воображение.

В Киев, как и во всю Россию, вместе с электричеством бурно врывался иностранный капитал, торопясь создать себе броскую рекламу. Но тут же, на Крещатике, по канавам текла зловонная грязь, с непривычки доводящая прохожих до тошноты. Неудивительно, что второй год подряд город становился источником холерной эпидемии.

Годом раньше Роман Исидорович был с женой в Киеве, но проездом, и тогда они просто не успели рассмотреть достопримечательности города. Сейчас, побывав в знаменитом Софийском соборе, Кондратенко подробно описывал свое посещение жене:

«…Около шести часов вечера я поехал в Софийский собор, где осмотрел части его, которые мы с тобой не успели видеть: притвор, где хранится гробница Ярослава Мудрого, мощи митрополита Киевского Макария, замученного татарами, верхние приделы, лестницы, стены, покрытые живописью, изображающей сцены из великокняжеской жизни (охота на медведей, волков, вид терема с княгиней и ее приближенными).

Как-то странно видеть подобные изображения на стенах храма, но это объясняется тем, что постройки эти составляли часть великокняжеского дворца…»

Едва вернувшись из Киева, Кондратенко получает предписание явиться в Ковно для участия в ночных маневрах в качестве посредника.

Здесь впервые он увидел действие прожекторных команд. Во время ночной атаки цепи атакующих осветили прожектором. Картина производила впечатление, но выглядела несколько театрально. На разборе за общими хвалебными речами только один Кондратенко указал на ошибки в применении прожекторов, обратив внимание на то, что для большей живучести они должны светить короткое время и освещать не противника, а ориентиры, по которым надо бить.

Маневры под Ковно проходили 20 августа, а через четыре дня Кондратенко участвовал в маневрах у крепости Осовей. Здесь ему пришлось командовать атакующей стороной, точнее — отрядом, штурмовавшим крепость. Бой продолжался всего час. В шесть вечера Осовей капитулировал. Тут же началось обсуждение штурма всем начальствующим составом. Оно оказалось весьма бурным и затянулось до полуночи. Комендант горячился, доказывая, что если бы не было вводной, запрещающей использовать все средства обороны, то крепость ни за что бы не пала. Кондратенко резонно возражал, что и он не использовал все средства, вел бой без предварительной подготовки, наскоком.

На следующий день осматривали крепость, мощное фортификационное сооружение. Роман Исидорович взмок от карт, измазался весь в грязи, но осмотрел все: валы, наполненные водой рвы, казематы, машины для дробления камней, землечерпалку, приборы, определяющие направление ветра. Очень заинтересовало его воздухоплавательное отделение, командиру которого он заявил, что готов хоть сейчас взлететь на воздушном шаре.

К началу сентября Кондратенко вернулся в Вильно, так как на две недели уезжал его непосредственный начальник генерал Плеве. К тому же с 1 сентября Роман Исидорович начинал читать курс в местном пехотном училище. Сразу набралось много канцелярской работы, переписки, которая утомляла его больше любых учений. Роман Исидорович воспользовался этим временем, чтобы закончить свои наброски к проекту мобилизационных работ, которые сделал еще пять лет назад в Минске.

В конце года Кондратенко был командирован по службе в Петербург. Воспользовавшись случаем, он представил свой проект по мобилизационным работам. Докладывал генералу Обручеву, затем Гюббенту и наконец добился, чтобы проект рассмотрели на заседании Главного штаба. На обсуждении присутствовали многие виленские офицеры. Они первыми поздравили Кондратенко с успешным докладом.

Перед отъездом домой полковник Кондратенко принял участие в праздновании Академией Генерального штаба тридцатипятилетнего юбилея преподавательской деятельности генерала Г. А. Леера. Возвратившись с торжеств, он получил письмо от жены. Она писала, что сейчас в Петербурге находится его брат Николай, недавно вернувшийся из-за границы и только что сообщивший ей об этом в Вильно. Роман не видел брата несколько лет. Знал, что тот по долгу службы часто бывает за границей, был женат, овдовел. Жену похоронил в Тифлисе, на том же кладбище, где брат Елисей похоронил жену Юлию и где покоились некоторые другие их родственники.

Братья встретились радушно. Вспоминали родных, прошлое. Николай, служивший в Главном штабе, был очень доволен, что младший брат уже догнал его чином.

В Петербург пришлось ездить еще не раз. Утвержденный проект мобилизационных работ проводился в жизнь с большим трудом. Хотя Кондратенко не впервые сталкивался с российским бюрократическим аппаратом, знал всю эту чиновничью волокиту, но все же не мог предположить, что дело затянется так надолго. Прямого отказа не было, хотя он чувствовал, что его усилия во службу Отечеству пропадают зазря. В итоге так ничего и не получилось. Несколько отвлекла его от бесполезных хлопот командировка в Сувалаки, где проходила штабная игра для офицеров Генерального штаба. Потом были командировки в небольшие польские местечки: Кильвария, Симна, Олита. И всюду нищета, невежество, не приносящий радости труд…

Зима вновь прошла в поездках в Петербург с докладами по работе окружной комиссии. Кондратенко упорно пытался выяснить судьбу своего проекта, но в Главном штабе о нем забыли или делали вид, что забыли. Чтобы оградить себя от настойчивого приезжего полковника, говорили, что скоро состоится назначение Кондратенко на должность начальника штаба одной из дивизий Уральской области. Говорили так авторитетно, что к концу зимы убедили и Романа Исидоровича.

Слухи эти скоро дошли и до Вильно. Однако начальник окружного штаба посоветовал Роману Исидоровичу не очень доверять слухам и предложил ему заняться реальным делом — возглавить комиссию по прокладке нового шоссе.

Кондратенко задание закончил раньше срока и, как всегда, сэкономил на изысканиях некоторую сумму, что, впрочем, никого не удивило. В Виленском округе уже давно привыкли к его бережливости по отношению к государственным деньгам.

Перед отъездом с докладом в Петербург Кондратенко зашел к своему начальнику, генералу Бунакову, посоветоваться. Говорили о структуре Уральского казачьего войска, о должности начальника штаба Уральской области, которую предложили занять Роману Исидоровичу. Кондратенко, хотя и жалел, что придется расставаться со старой службой, решил дать согласие. Бунаков поддержал его. И приняв окончательное решение, Роман Исидорович поехал в Петербург. Каково же было удивление Надежды Дмитриевны, когда через неделю она получила неожиданное письмо.