Я стал гладить её по голове, и она отбросила в сторону полотенце. Подняла ко мне состарившееся, блестевшее от слёз лицо и хотела что-то спросить… Её вопросы читались в глазах, слова были не нужны, но и ответов у меня не было, и я молчал, все ближе придвигая её к себе.
Зазвонил телефон, мы оба вздрогнули и, не сговариваясь, уставились на аппарат. Он звонил несколько минут, без перерывов, как будто звонивший точно знал, что мы дома, и был уверен, что не ошибся номером.
— Это Катька, — прошептала Лика, и я остро осознал, что это не так и что она тоже прекрасно это понимает.
Телефон замолк на середине очередного звонка, и мы снова посмотрели друг на друга.
Её взгляд изменился, и я почувствовал, как сжалось моё сердце.
Потом мы сидели на кухне и пили чай. Было семь часов утра. За окном холодел рассвет, грохотали мимо дома электрички и хлопала входная дверь.
— Расскажи мне про гостиницу. Про ребят, которые по понедельникам собирают деньги.
— А зачем это тебе? Ты же…
— Рассказывай.
— Их трое. Водитель Реваз, грузин, он какой-то чемпион по автогонкам. Ему лет тридцать, среднего роста, худой. Машину водит здорово. Второй — Вадик. Здоровенный блондин, на Дольфа Лундгрена похож. Всё время жуёт резинку и молчит. Говорили, что он закончил какую-то крутую школу телохранителей, не у нас, а за границей, и несколько лет охранял какого-то мафиози, то ли в Африке, то ли в Южной Америке. У него всегда с собой две «беретты». Третий — Павлик. Невысокого роста, здоровенный, в ширину такой же, как и в длину. У него большие залысины, и стрижётся он наголо. Всегда носит блестящий чёрный костюм, жутко дорогой, и очки-хамелеоны. Это у него сестра в «Правобережной» работает, на третьем, кажется, этаже. И номер они всегда на этом этаже берут.
— А что, сестра у него каждый понедельник работает?
— Нет, конечно, но их там все знают, так что проблем не бывает. Они и не регистрируются никогда, отстегнут кому надо полташку и сидят, видик смотрят. Им же всего на пару часов и надо. По улице чемодан всегда носит Реваз.
— Какой чемодан?
— С деньгами. Белый кейс, бронированный и с кучей всяких шифров. Иногда Реваз пристёгивает его к руке цепочкой. У Реваза — «Макаров», у Павлика — два «кольта», а в машине всегда два помповика и гранаты.
— А сами они, наверное, ходят в «брониках» и касках?
— Нет, только Вадик надевает бронежилет. Такой лёгкий, под пиджаком не заметно.
— Какая у них машина?
— Какой-то джип. Я не знаю марки. Красного цвета, с синими полосами и мигалками, на боках эмблемы. Стекла чёрные, пуленепробиваемые.
— Они машину на улице бросают? Когда в гостиницу идут?
— Нет, там сзади стоянка есть платная. Там и оставляют, сторожа свои…
— Откуда ты все это знаешь?
— А не всё ли равно? Знаю…
— Нет, не всё равно. Откуда?
— Я была несколько раз с Павликом. Он пользовался нашей конторой. Вместе с Гороховым приезжал. Они, по-моему, какие-то братья, двоюродные или ещё как-то… Раз у них какой-то конфликт случился… Я имею в виду у Павлика, при перевозке денег. Не знаю, с кем там и как, но он в тот вечер был совсем нервный, хотел расслабиться и перебрал. Наболтал лишнего. А потом он меня как-то в гостиницу вызывал. У них тогда какая-то заморочка вышла, ждали часов шесть или семь, вот он и решил время не терять. Тогда Вадик на Пашу наехал, они здорово сцепились, но Павлик у них всё-таки старший. Мы ушли в другой номер… А потом Реваз этот меня на улице догнал и пообещал, если я ещё раз появлюсь… Не хочется вспоминать! У него глаза страшные, я таких ни у кого не видела, и говорит с таким жутким акцентом. Нож доставал. Знаешь, такой раскладной, с несколькими ручками?
— Бабочка?
— Да, по-моему. Сказал, если ещё раз увидит меня, кишки выпустит. Шубу на мне расстегнул, блузку задрал и давай ножом по животу голому водить. А сам мне в глаза смотрит и бормочет что-то по-своему, спокойно так… Недалеко у ларьков милиционер ходил. Реваз заметил его и улыбается, говорит, попробуй позови его! В общем, застращал меня и отпустил. Я потом Павлика ещё раз видела. Он сказал, что, если не буду язык за зубами держать, он обо мне позаботится. Или сам, или Ревазу отдаст… А что ты хочешь сделать?
— Сам не знаю…
Мы легли, и я забылся тревожным сном, а проснувшись, почувствовал себя абсолютно разбитым. Оказалось, что я простудился. Болело горло, и разламывалась голова. Готовя себе кофе, я вспомнил об Антоне, никак не ощущая, что я был участником ночных событий. Будто мне все это приснилось.
— Можно мне с тобой? — спросила Лика, не поднимая глаз, когда я уже собрался.
— Не надо. Я скоро вернусь.
— Я… Я не могу сидеть дома и ждать… Ждать неизвестно чего. Каждый день ждать, не зная, придёшь ты или нет, или вместо тебя придут…
Не договорив, она расплакалась и убежала в комнату. Я не пошёл её успокаивать. Я постоял в коридоре, перебирая в руках ключи, а потом тихо вышел на лестницу и закрыл дверь.
* * *
Я приехал к гостинице и заглянул на стоянку, располагавшуюся позади неё. Шлагбаум был поднят, и я прошёл на территорию. Площадка была небольшой, парковались на ней машины солидные, суточная плата была выше, чем у соседей. Считалось, что оставлять машину здесь безопасно.
Мне повезло. Сегодня дежурил сторож, с которым я хотел поговорить. Он сидел в будке за воротами направо, пил кефир со сладкой булочкой и смотрел чёрно-белый телевизор с выключенным звуком. Это был крепкий сорокапятилетний мужик с угрюмым лицом и коротко остриженными седыми волосами. Раньше он занимался карате и, когда этот вид спорта запретили, отсидел за незаконное обучение. Вернувшись с зоны, открыл спортивный кооператив, и всё шло хорошо до того момента, пока его девятнадцатилетний сын, студент какого-то математического вуза, не задумал заняться своим бизнесом. Он считал, что его жизненного опыта и нескольких поставленных отцом ударов вполне хватит для того, чтобы успешно вести дела. Не получилось. За пару месяцев он прогорел и нахватал жутких долгов, а расплачиваться не спешил. Кредиторы наняли бандитов. Таких же, как и он сам, им все дозволено. Сначала они накостыляли сыну. Потом папа, которому они решили напомнить о долгах отпрыска, накостылял им. На время всё затихло. Но сын продолжал болтаться по ресторанам и бл…м, не особо задумываясь о дне завтрашнем. До тех пор, пока не пропала его семилетняя сестра. Папа не любил милицию и за помощью не обратился, решив разобраться самостоятельно, с помощью друзей-спортсменов. Но тут им противостояли уже не двадцатилетние отморозки, а люди солидные. Папа и его друзья получили телесные повреждения различной степени тяжести, дочка осталась калекой, а сумма долга утроилась. Продав все, папа сумел расплатиться и вызволил своего ребёнка. Ему выдвинули новые требования. Он выполнил и их, через полгода ему напомнили о себе в третий раз. А чтобы он не думал слишком долго, однажды днём, когда его жена прогуливалась с дочкой по скверу недалеко от дома, на красивой машине подъехали те дяди, которые на всю жизнь сделали ребёнка инвалидом… Наутро папа отправился в отделение.
Мы связались с РУОПом. Группировка, «наехавшая» на бывшего спортсмена, оказалась каким-то новообразованием, ни разу не попадавшим в поле зрения оперативников. Поначалу всё шло нормально, но в вечер накануне финальной «стрелки» непутёвый сын, возвращаясь домой из очередного кабака, попал под машину и погиб. Водителя так и не нашли. Вымогатели больше ни разу не напомнили о себе. Я был уверен, что это совпадение, но понимал, что правду не узнаю никогда.
Я поднялся в будку, символически постучал в приоткрытую дверь и вошёл. Мужчина кивнул, не отрывая взгляда от телевизора и продолжая жевать булку.
— Здравствуйте.
— Привет, — отозвался он бесстрастным голосом.
— Как дела?
— В порядке.
Пауза. Я пожалел, что пришёл.
— Меня интересует одна машина. Она бывает здесь по понедельникам, под вечер, несколько часов.