Президент обнял генерала, потом похлопал по плечу и, улыбнувшись, — добрая примета, когда с улыбкой провожают в дорогу, — повел его к выходу.

— Будь осторожен, мой друг. Береги себя и своих солдат.

Генерал чувствовал тихую грусть и радость. Ему подумалось, как вместе с президентом пройдут они когда-нибудь по улицам Сайгона…

Никому не дано в этом мире бросить взгляд сквозь время и узнать, что случится в будущем. Через шесть лет на перевале Иен Нгыа — Лошадиное седло — в провинции Куангчи генерал погибнет от осколка американской бомбы, а через два года после него уйдет из жизни президент Хо Ши Мин, оставив боевым соратникам свою мечту и боевое задание: освободить Юг и объединить Родину.

Как-то сразу погрузневшей походкой генерал прошел по веранде, думая о делах наступающего дня, и, хотя бамбуковый настил все так же скрипуче пел под ногами, он уже, задумавшись, ничего не замечал. Вошел в комнату, остановился перед топографической картой. За каждым значком, нанесенным на нее, он видел селенья, реки, дамбы, аэродромы и укрепленные позиции противника. Опытным глазом военачальника он оценивал позиции свои и вражеские, видел их достоинства и недостатки.

Легкая дверца комнаты чуть слышно скрипнула, генерал оторвался от карты и увидел вошедшего — стройного, подтянутого человека с тонкими чертами лица, с седым ежиком волос — председателя Национального фронта освобождения.

— Не помешал? — вежливо спросил председатель.

— Сам уже собирался к тебе идти, — сказал генерал, пожимая протянутую руку. — У тебя есть что-нибудь радующее?

— Не столько радующее, сколько занимательное. Американцы вплотную приступают к программе «революционного развития».

— Какого развития? — удивился генерал, думая, что не расслышал.

— Революционного — ни больше ни меньше, товарищ командующий. Сейчас открыта первая школа подготовки канбо  ^[8]для выполнения нового плана умиротворения деревень.

— А кого набирают в эту новую школу?

— Как всегда — сброд. Правда, есть один нюанс. Сейчас американцы делают упор на беженцев и попавших в плен партизан или перебежчиков, которые лучше знают обстановку в освобожденных районах и методы нашей работы. Вот бы нам воспользоваться этим и заслать в школу несколько «перебежчиков».

— Хорошая мысль, — согласился генерал. — Надо поговорить с Фам Ланем. Ему это предложение может понравиться. Оставим до его прихода.

— Есть еще одно, соприкасающееся с предыдущим предложение. Понимаешь, мы получаем сведения, что американская разведка хотела бы завести дружбу с людьми, которых они называют левыми. Предлагают выгодные посты, поездки за рубеж, приглашают на специальные конференции. И не жалеют денег.

— И что, по-твоему, за этим кроется?

— Желание найти охотников проникнуть в наши ряды и получать информацию из первых рук, навербовать сторонников.

— Разрешите войти? — послышалось на веранде.

— Входи, товарищ Лань, входи, — пригласил генерал.

Офицер в форме, но без знаков различия перешагнул порог комнаты. Это был среднего роста человек, с открытым лицом, на котором отражались все настроения: огорчен ли он, доволен, расстроен, мечтает.

— Я прибыл, товарищ командующий, доложить о положении на наших позициях и о том, что делается у противника.

— Хорошо, — г-сказал генерал, — садитесь за стол, карту мы хорошо представляем.

Разведчик стал докладывать с такими подробностями, как будто успел побывать и вблизи 17-й параллели, и на Центральном плато Тэйнгуен, и в окрестностях Сайгона, и в дельте Меконга.

Его слушали, не перебивая. Генерал лишь изредка делал краткие пометки в своей записной книжке.

— Обстановка складывается так, — сказал в заключение Фам Лань, — что следует ожидать наступления противника в разных районах. Я не думаю, что это будет крупное наступление — к этому противник сегодня не готов, — но на отдельных участках оно будет довольно массированным, с применением всех видов воздушной и наземной техники. На некоторых базах в дельте Меконга, в провинциях Тхининь и Шонгбе наблюдается концентрация танковых подразделений и артиллерийских батарей. Особенно, как мне кажется, нам следует обратить внимание на район военной базы Лайкхе. Здесь появились американские военные советники самого высокого ранга.

Генерал вышел из-за стола, приблизился к карте.

— Ну что ж, товарищ Лань, нам придется признать, что противник действует логично, а его разведка поработала неплохо. Она узнала, что недалеко находятся и штаб командования, и значительные наши силы. Не так ли?

— Совершенно верно, товарищ генерал. Им бы очень хотелось разгромить нас. Потому и выбрали район Лай-кхе как один из основных, — в голосе офицера генерал услышал нотки тревоги.

— Что тебя беспокоит, товарищ Лань?

— Беспокоит одно: быстрое наращивание сил и огневой мощи. Нам, видимо, предстоят тяжелые бои с мотомеханизированными подразделениями противника, которые к тому же будут иметь эффективное прикрытие с воздуха. Выдержит ли их наша оборона? Понимаю, что удар будет нанесен не только на этом, но и на других участках фронта, но только мне кажется, что наиболее сильный придется на нас. Недаром генерал Лэнсдейл зачастил сюда. Насколько мне известно, он ваш старый знакомый, товарищ генерал?

— Сказать, что мы близко знакомы, я бы не решился, — улыбнулся генерал, — но Лэнсдейла мы знаем хорошо. Когда ты еще учился в академии, он уже занимался умиротворением Южного Вьетнама. «Стратегические деревни»— это его дело. Прогорел Лэнсдейл с ними, теперь, как говорит наш председатель, — генерал повернулся лицом к председателю Фронта освобождения, — американцы придумали новую форму — «революционное развитие деревни». Кстати, Лань, надо бы заняться этим, особенно школой.

— Хорошо, товарищ генерал, займемся.

— Так вот о Лэнсдейле, Лань. Мы его знаем еще по тому, как он работал на Филиппинах. Это противник сильный. Думаю, французской разведке во Вьетнаме досталось от него. Лэнсдейл перекупал ее агентов, ставил, где только возможно, подножку, устраивал ловушки. Хитрый, коварный и беспощадный враг, — сказал генерал. — Французы называли его громилой, но как профессионалы уважали за мертвую хватку и умение работать в Азии. Поэтому, когда Лэнсдейл приехал в Сайгон, они как бы оказались в гипнозе, от которого с трудом освобождались. А ты, наверное, про его работу на Филиппинах и не слышал, а, Лань?

— Откуда, товарищ генерал? Это когда было-то…

— Вот видишь, товарищ Тхо, для него это уже далекая история. А ведь было-то всего чуть больше пятнадцати лет назад, сразу после нашей революции.

— Товарищ генерал, — сказал Фам Лань, — я только в сорок девятом поступил в военную школу. Под Дьен-бьенфу был лейтенантом. Я тогда Филиппины и на кар-те-то не сразу бы нашел.

— Но что же все-таки думает предпринять здесь наш противник?

Фам Лань подошел к карте.

— Я, конечно, не стратег, — сказал он, — но наши разведданные позволяют предположить, что район, где мы находимся, американцы постараются взять в клещи.

— Резонное и грамотное мышление за противника, — похвалил генерал Фам Ланя. — За себя мы это сделаем на военном совете, наметим свою тактику. У нас тоже найдутся люди, знающие, когда сажать рис, а когда убирать батат. Посмотрим, кто кого. Ведь отступать нам нельзя?

— Никак нельзя, товарищ командующий, — горячо отозвался Фам Лань. — Мы отвоевали такие важные позиции не для того, чтобы отдавать их.

— Верно, — поддержал его генерал, — отдавать нельзя. Но ты постарайся поточнее, поподробнее узнать, что замышляют американцы. Ведь это их первая собственная, без маскировки военная акция. Вряд ли они захотят остаться ни с чем. Хотя мы и предполагаем, как они будут себя вести, но это все-таки предположения, противник может поступить как раз по-другому. Чтобы не ошибиться, не попасть в его сети нам нужны абсолютно надежные данные. Понимаешь, Лань?

— Понимаю, товарищ командующий.

— По-моему, — сказал генерал после долгого молчания, — тут есть одна важная сторона дела. Американцы верят, что они выиграют сражение, и тогда у них будет больше оснований требовать от сайгонской армии активности. Видите, мол, какого успеха мы добились уже в первой самостоятельной операции. А ваши полки и батальоны из каждого боя возвращаются как потрепанные курицы. Но если мы сумеем дать американцам по зубам, то между союзниками начнется еще больший разлад. Потому-то нам надо хорошо знать замысел противника.