— Если хочешь, приходи сегодня вечером. Там все свои будут. Только с собой никого не тащи.

Предложение могло трактоваться только с одной стороны, как готовность предоставить для ночлега кусок грязного пола в одной из комнат ее квартиры. Несмотря на то, что ей было только двадцать два года, Толина собеседница давно уже напоминала ходячий шприц, а не молодую девушку, и некоторые, довольно актуальные для большинства сверстниц вопросы, ее голову давно уже не тревожили.

Толя кивнул, делая вид, что у него были свои планы и он раздумывает.

— Ладно, я побежала. Надумаешь — приходи. Пока!

Наркоманка, с которой он сейчас разговаривал, жила совсем недалеко, но уже на территории другого района, всего в нескольких метрах от разделяющей два городских участка невидимой черты. Это обстоятельство, по мнению Толи, несколько снижало шансы на скорое свидание с «родным» 14-м отделением, да и все равно, податься ему больше было некуда. Звонить Озимову он не стал, а сразу пошел к нему домой. Саша открыл дверь с теми же, что и днем, предосторожностями, получил деньги и тщательно пересчитал. Одна тысячная купюра оказалась совсем ветхой. Саша недовольно поморщился и протянул ее обратно.

— Поменяй, мне с солидными людьми рассчитываться.

Толя безропотно обменял одну банкноту на другую, и Саша, согнув пачку пополам, засунул ее в задний карман брюк.

— Завтра еще возьмешь? — деловито спросил он.

— Да я и сегодня могу…

— Сегодня не надо. Ты же все равно ночью не торгуешь. Подходи завтра, только пораньше, а то я в одиннадцать уже уеду. Я тебе еще столько же дам.

— Приду.

Коротко кивнув на прощание, Саша закрыл дверь и прошел в комнату досматривать по видику боевик и пить «Мартини». После недавних арестов «коллег», каждый вечер у него портилось настроение, а по ночам, когда у дома останавливались машины, он просыпался и с замирающим сердцем прислушивался к гудению лифта и шагам на лестнице. В такой обстановке у многих торговцев наркотой окончательно сдают нервы, и они сами начинают потреблять свой товар. Озимов пока еще держался, но алкоголь употреблял все чаще и чаще, отдавая предпочтение отборным ликерам и дорогам винам.

Толя начал спускаться по лестнице и на нижней площадке столкнулся с шустрым остроносым пареньком. Кольнув Толю взглядом, остроносый побежал наверх, оставив после себя залах клубничной жевательной резинки. Толя вышел на улицу, вспоминая, где мог видеть его раньше. Долго копаться в памяти не пришлось. С остроносым он несколько часов просидел в одной камере ИВС Правобережного района, и тот тоже был задержан по 224-й «наркоманской» статье. Было очевидно, что сейчас он тоже шел к Озимову.

Толя неторопливо пересек двор и зашел в подъезд противоположного дома. Высоко подниматься он не стал, остановился на площадке второго этажа, у окна. Несмотря на удачно прошедшую дневную торговлю, ощущался дефицит бюджета, и Толя стал внимательно наблюдать за домом Озимова.

Вскоре вышел и быстро удалился остроносый, а за последующие полчаса промелькнули еще двое молодых людей с клеймом тяжкой первой части статьи 224 Уголовного кодекса на лбу[1]. Толя терпеливо ждал. Наконец его терпение было вознаграждено. Из-за угла дома вынырнул и бодро двинулся к подъезду Озимова Стас Ослов — невысокий, белобрысый, всегда готовый впасть в истерику по малейшему поводу или без такового. Ослов был известным наркоманом и с отчаянным упорством торговал наркотой, а заодно скупал ворованные вещи и иногда, по мелочи, воровал сам. Стаса частенько били. Поводов к этому он давал немало. Реализуя, например, раствор «черного»[2] и являясь посредником между изготовителем и страждущим клиентом, он по дороге неминуемо заруливал к себе домой, сцеживал часть раствора и разбавлял обыкновенной водой. Все об этом знали, но все равно продолжали у него покупать, а Стас, несмотря на частые побои и угрозы применения более действенных мер, с тем же несокрушимым упорством обреченного продолжал отчаянно «бодяжить». Толя знал, что в ночное время приобрести готовый раствор или «травку» можно у Стаса и еще пары человек. Видимо, сейчас Ослов летел за новой партией товара.

Толя вышел из подъезда, обошел дом и стал дожидаться Стаса на пустыре. Получив «травку», он наверняка пойдет к себе домой, и тогда неминуемо выйдет прямо на Толю.

Уже стемнело, но фонари еще не включали, а свет из окон ближайших домов почти не достигал пустыря. Толя присел на обломки детских качелей и закурил, прикрывая огонек сигареты ладонью. На другом конце пустыря прогуливались двое мужиков с собаками, но Толя не сомневался, что они не станут вмешиваться, что бы ни случилось.

Расчет оправдался, и ждать пришлось совсем недолго. Ослов стремительно вывернул из-за угла, как обычно, сильно наклоняясь вперед и сжимая в кармане потной рукой дюжину конвертиков с «травкой». Когда расстояние сократилось до десяти метров, Толя, швырнув окурок, вылетел из кустов и бросился к Стасу, рявкнув:

— Стоять, милиция!

Привыкший к подобным передрягам Ослов реагировал мгновенно. Каблуки впились в землю, гася движение вперед. Одновременно Стас прыгнул высоко вверх, в прыжке разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и испуганно вращая зрачками. Разворот не был завершен и тело еще парило в воздухе, когда левая рука Стаса совершила единственное полезное дело, которому была научена: вынырнула из кармана и откинула далеко в сторону полиэтиленовый пакет, в котором лежали конверты с наркотой. Толя отследил взглядом траекторию полета пакета, запомнил место его падения и заорал еще громче:

— Стоять, сука, милиция!

Еще находясь в воздухе, Стас начал судорожно перебирать ногами, а только коснувшись подошвами земли, стартовал с необыкновенной быстротой.

— Стой, стрелять буду! — крикнул Толя, когда белая рубашка Стаса мелькала уже около угла дома, и остановился сам.

Вожделенный пакет отыскался быстро. Спрятав его в куртку, Толя двинулся в противоположном направлении. Мужики с собаками исчезли сразу, как только поняли, что начинаются какие-то события, и Толя благополучно вышел на проспект и сел в трамвай.

Стас Ослов продолжал убегать, хрипло дыша и боясь обернуться. Благополучно избавившись от наркотиков, он теперь, в принципе, мог не бояться задержания, но убегал, подчиняясь въевшейся в кровь привычке. Пока ноги терпеливо делали привычную работу, мозг искал выход из финансового кризиса. «Кинули» тебя — «кинь» других. И пробегая мимо своего родного детского садика, Стас уже знал, что завтра будет разбавлять раствор сильнее обычного.

Наркоманка, которая купила у Толи последние пакеты, сначала собиралась разнести их по домам своих обычных клиентов. Но первый отказался брать, сказав, что уже успел затариться, а второго не оказалось дома. На улице она встретила своего старого знакомого, и он уговорил ее продать ему пару пакетов.

Они зашли в подъезд. Парень отсчитал деньги, а она дала два конверта с «травкой». Несколько минут они стояли и разговаривали, а потом наркоманка ушла. Парень спрятал конверты в носки и тоже вышел на улицу. Ему не повезло. Как раз в эту минуту подъехал наряд 14-го отделения милиции, вызванный кем-то из бдительных жильцов, недовольных присутствием в своем подъезде посторонних.

Носить наркотики в носках не очень удобно и не более безопасно, чем просто в кармане. Конверты очень быстро нашли и изъяли, а спустя час неудачник сидел в кабинете опера Карева и давал сбивчивые объяснения.

Он очень огорчился, когда узнал, что, если количество изъятого у него наркотика превосходит определенную норму, то в отношении него будет возбуждено уголовное дело и потом его даже будут судить.

— Я не могу, — говорил он. — Я же в институте учусь. Мне нельзя пропускать занятия. А если мама узнает, что меня милиция поймала, то… Понимаете, ей нельзя волноваться! У нее инфаркт может быть.