Калли опустила плечи, позволив себе расслабиться, но только чуточку. Имоджин заметит, потом греха не оберешься, подумала она. Заставит балансировать с трехтомником «Гордости и предубеждения» на голове, а второй цикл упражнений она вряд ли вынесет.

— Арман, я уже совершенно запуталась в этих планах.

— Я представляю, Калли. С другой стороны, лично я никогда еще так не веселился. Ну а теперь, после того как мы достаточно долго избегали главной темы, может, мы к ней вернемся? Так вы влюблены в моего лучшего друга, виконта Броктона?

Девушка заморгала, прогоняя внезапно выступившие слезы.

— Вы не должны спрашивать меня о подобных вещах.

— В какой-то степени вы правы. Но сегодня вечером мы с вами были полностью откровенны, не так ли? Я задал вам вопрос. У вас есть ответ, Калли?

Она вымученно улыбнулась, вспоминая, что происходило в этот день несколькими часами раньше и как Саймон отверг ее.

— Да. Я люблю его. Люблю всем сердцем. Люблю за все добро, что он для меня делает.

Если до этой минуты Арман отвечал очень быстро, то сейчас он медлил. Поэтому Калли повернулась к нему, чтобы удостовериться, что он ее слушает. — Я знаю, что он меня не любит, — продолжала она. — Это так, Арман. Я абсолютно права.

— Конечно, вы абсолютно правы, Калли, — сказал Арман, похлопывая ее по руке. — А Саймон — осел.

— Нет! — воскликнула Калли. — Он замечательный человек. Лучший из всех.

У Армана прикрылись глаза, когда он зевнул в кулак.

— Знаю, знаю. Саймон — самый добрый парень на свете. Прямой, честный, высоконравственный. Всех этих качеств напрочь лишен я. Вас, вероятно, привлекают в нем его примерное отношение к матери, помощь бедным, благотворительность и забота о своих товарищах?

— Да, — призналась Калли, смутившись. — Я полагаю, это важные вещи.

Арман встал и подал ей руку, улыбаясь и делая вид, что не замечает слез в ее глазах.

— Странно. Похоже, на вас совершенно не произвели впечатления другие, более существенные качества Саймона. Что-нибудь еще вам в нем нравится?

Калли встала и, просунув руку под локоть Армана, последовала за ним. Они пошли по краю зала, обходя все еще вальсирующие там и здесь пары, к томящейся — и поникшей — Имоджин. И вдруг Калли вспомнила, что ей однажды сказала эта удивительная, любимая ею женщина.

— Да, Арман, — сказала Калли. — В нем есть нечто, что неизмеримо выше прочих его замечательных качеств. Он восхитительный, — добавила она с грустью, взглянув на откровенно удивленное лицо своего спутника и не замечая, как у нее по щеке скатилась одинокая слеза. — Саймон — совершенно восхитительный.

Арман Готье потерял дар речи, впервые в жизни. Но Калли этого не заметила. Не заметила по двум причинам. Во-первых, он довольно быстро совладал с собой и сказал, что тоже должен бежать в «Уайтс», чтобы помочь Саймону в случае необходимости. И во-вторых, потому что с их приближением Имоджин начала что-то торопливо и сердито говорить, хлопая веером и махая своими перьями. Лицо ее выражало одновременно тревогу и глубокое отвращение.

— Он старый, Калли, — сказала она, хватая девушку за руку и таща ее в соседнее кресло. — Ужасно старый… и, как оказалось, ниже меня ростом. Так и должно быть в его древнем возрасте. Царица небесная, приехал сюда пристраивать свою внучку! Ну скажите мне, что в нем осталось, в старом поседевшем псе? Я уже собралась симулировать обморок, только бы избавиться от этой скрипучей развалины.

— О ком вы говорите, Имоджин? — спросила Калли, едва успев попрощаться с Арманом Готье, прежде чем он направился к леди Джерси. Арман извинился перед хозяйкой вечера и вышел, оставив ее крутить руки. Завидные женихи покидали зал, как вода, вытекающая из дырявого ведра.

— О ком я говорю? О Фредди, разумеется. Он приехал сюда, как я и ожидала. Ха! Ему понадобится иметь при себе стремянку, чтобы дотянуться до моего носа. Если бы я только знала! И он толстый, Калли. Невысокий и… и коренастый, как пень! Нет уж, спасибо, лучше я буду спать одна. О, давно я не испытывала такого разочарования, разве когда последний раз видела Принни. Он ужасно располнел и ухаживал за такими старыми женщинами, что они годились ему в матери. Ну, я полагаю, можно спокойно уходить. Теперь, когда Фредди вычеркнут из списка, больше меня никто не интересует. Нам обеим здесь нечего делать. Вы дважды танцевали с Готье и дали пищу для сплетен. Завтра вас уже повенчают. Мне это совсем не нравится, должна сказать. А Саймон сбежал. Неблагодарный сын, вот он кто! Посмотрите, не видно ли где-нибудь Лестера, так как ему придется взять на себя труд отвезти нас на Портленд-плейс. Я видела мальчика не более двух раз за весь этот длинный вечер. Как вы думаете, Калли, он не спустился в столовую? Пища ужасная, насколько я помню, так что ему не стоило туда идти.

— Что касается еды, Лестер не очень разборчив, — ответила Калли. — Горячая, холодная, жесткая или вязкая — для него никогда не имело значения. — Она высмотрела своего друга на противоположной стороне зала. Лестер притаился за пальмой, словно прячась от кого-то. Калли сделала знак, чтобы он шел к ним, потому что сама была не прочь покинуть «Олмэкс». — Имоджин, — сказала она, — мне очень жаль, что вечер пропал для вас даром.

— Так же как, вероятно, и для вас, — засопела виконтесса. — Я совершенно измоталась, все беспокоилась за вас. Последние несколько ночей вообще глаз не сомкнула. Кэтлин удалось замаскировать эти синяки под глазами, как вы находите? Впрочем, теперь это никому не нужно. Я старая и никчемная, поэтому не важно, как я выгляжу и что я могу умереть от недостатка сна. Уже за полночь, а я все в «Олмэксе». Проклятый тюрбан приклеился к голове, пока я здесь подпираю стены, как некоторые почтенные седовласые дамы. И никакой надежды, что в постели у меня когда-нибудь снова появится мужчина. Вы должны мне сочувствовать, Калли. Я видеть не могу это скопище мопсов. Правда, не могу.

— Вы начинаете слишком сильно волноваться, — предупредила девушка, опасаясь, как бы обещанный притворный обморок не стал настоящим. Она поморщилась, когда виконтесса схватила ее за предплечье, так что сильные пальцы пожилой леди впились ей в кожу через высокую перчатку. — Что? Что-то не так, Имоджин?

— Не так?! Не то слово! Это просто мерзко! Взгляните вон туда. Это леди Ллойд, бесстыдное существо. И посмотрите на того крепкого парня, который только что оторвался от ее руки. Если она посмеет подойти сюда, мне ничего не останется, кроме как устроить ей грандиозный разнос. Клянусь, я сделаю это, Калли, я завистлива. Она и моложе-то меня не более чем на двадцать лет. Хотя нет, возможно, немного больше. Правильно. Пожалуй, на тридцать.

— Леди Ллойд? — повторила Калли, чувствуя, как кровь леденеет в жилах. — Имоджин, так это, должно быть, Шейла Ллойд?

— Она самая! — От энергичного кивка перья на голове виконтессы зашатались, словно пьяные. — И в ее постели мужчины не переводятся. Правда, ее супругу исполнилось столько, что мало кто из ныне живущих вспомнит. — Имоджин шумно вздохнула. — Как бы я хотела походить на нее и не беспокоиться об этом марьяжном бизнесе! Заводит себе нового любовника через каждые несколько месяцев — и хоть бы что! Ее по-прежнему везде привечают. Я, правда, ее не люблю, но надо отдать ей должное, как вы считаете?

Калли посмотрела туда, куда незаметно указала Имоджин — спасибо, что проявила сдержанность! — и увидела красивую темноволосую леди лет тридцати, высокую и грациозную, как кошка. У нее была безупречно чистая кожа и ослепительная улыбка, а бюст производил неизгладимое впечатление.

Бросив взгляд вниз, на свою более чем скромную грудь, и вторя траурному вздоху виконтессы, Калли тихо сказала:

— Имоджин, разве Саймон не входит в число поклонников леди Ллойд? Мне помнится, я слышала ее имя в первый день моего пребывания на Портленд-плейс.

Виконтесса поперхнулась и закашлялась, словно перед тем пыталась говорить и глотать одновременно.

— Вы запомнили? Да нет, вы не могли, потому что я не говорила ничего подобного. Нет! Несомненно, вы ошибаетесь.