Калли посмотрела на него долгим пристальным взглядом — время, в течение которого он ощутил, уже не в первый раз, ее необычную, присущую ей одной красоту, — и покачала головой:

— Не стоит. Я полагаю, что прощу вас в любом случае. Я считаю, что мы с вами одинаково виноваты. Мы оба чуть что моментально забываем, для чего заключен наш альянс, поэтому до сих пор не можем запустить план в действие. Как вы думаете, нам удастся убедить мистера Пинэйбла вернуться?

— О да, он вернется, — уверенно сказал Саймон и полез в карман, чтобы достать свалявшийся черный ком, подобранный в вестибюле. — Вернется хотя бы для того, чтобы забрать это. Бедняга так спешил, что не заметил пропажи.

Калли протянула руку и осторожно потрогала одним пальцем комок, который Саймон втайне считал состоящим из конских волос.

— Что… что это? О Боже, я уже их видела! Это же волосы мистера Пинэйбла!

Саймон нацепил парик на кончик пальца и держал так, чтобы она могла лучше разглядеть вещь.

— Туго, видно, ему пришлось, когда напудренные парики вышли из моды, — задумчиво сказал он и начал сдавленно хихикать, невзирая на предполагаемую серьезность беседы, которую он собирался вести.

— Позвольте мне посмотреть! — Калли выхватила у него собственность мистера Пинэйбла и, соскочив с кровати, подбежала к трюмо. Она нахлобучила парик на голову и, глядя на свое отражение в зеркале, поклонилась в пояс. — Раз-два-три! Раз-два-три! Нет, мишш, это прошто ужашно! — Приговаривая, она корчила смешные рожицы и поворачивалась так и сяк, прежде чем снять фальшивые волосы. — О, это восхитительно! — сказала она, возвращаясь к виконту. — Интересно, его бровь тоже из конского волоса? Как вы думаете, он действительно лысый, как арбуз?

— Об этом можно только догадываться, если у кого-то есть желание. Лично у меня нет охоты. — Саймон старался выглядеть как можно серьезнее, но все же не удержался от улыбки. — Ну ладно, ребенок, забудьте о нем. Бедняге нельзя сюда возвращаться, потому что, видя его, я постоянно стану вспоминать, как вы смотрели на его волосы, а мне нужно беречь репутацию. Что подумают люди, если узнают, что я падаю со смеху на пол, держась за живот? Это не приведет ни к чему хорошему.

Калли усмехнулась и вернула Саймону парик, прежде чем снова усесться на кровать.

— Боюсь, тогда у меня не будет учителя, — сказала она, следя за ним краешком глаза. — Может, мистер Готье вызвался бы научить меня танцевать? Вы не хотите его попросить?

— Скорее дьявол станет конькобежцем, — тихо пробормотал виконт, сердито заталкивая странный предмет обратно в карман. — Ребенок, вы опять флиртуете, — сказал он, когда Калли захихикала в ответ на его предыдущее высказывание. — И вы это знаете, не так ли?

— О, наипрекраснейшим образом, Саймон, — сказала она, заставив его почувствовать, как отрадно слышать свое имя из ее уст. — Я хотела посмотреть, как вы будете реагировать на упоминание о мистере Готье. Я нахожу его довольно притягательным, раздражающим в некотором роде. Такое впечатление, что он во всем сообразуется только с собственным мнением и считает, что все остальное в мире создано для его персонального ублажения. И он кажется довольно таинственным, словно владеет какими-то трюками, никому другому не ведомыми.

— Неплохое описание, надо признать, — сказал Саймон. — И он выгодно пользуется этими трюками в общении с женщинами. Так что берегитесь.

Калли хмыкнула

— Я не думаю, что вы искренне считаете, будто его следует воспринимать всерьез, — сказала она, качая головой. — Ну кто поверит мужчине, который говорит, что влюблен, если он видит тебя только второй раз?

— Он это говорил? — спросил Саймон, пристально глядя на нее и в глубине души радуясь, что эта неопытная женщина-ребенок рассмотрела Армана за всеми его уловками. Многим искушенным дамам это не удавалось. — Когда?

— Не важно, — отмахнулась Калли. — Вы же знаете, это только шутка. Вы сами точно так же подсмеивались надо мной этим утром в парке.

Саймон задумчиво опустил глаза, рассматривая розовые узоры на ковре. Конечно, строго говоря, он вел себя не как бесстрастный учитель, когда поцеловал ее в ладонь во время первого урока флирта. Однако Калли предпочла не углубляться в мотивы столь интимного акта. И это при том, что Армана она видела насквозь. Зато Саймон, к несчастью, хорошо знал причины своего поступка. Он вдруг ощутил еще большее неудобство, чем раньше. Теперь он уже не был так уверен в своем плане и ее участии в оном.

— У мистера Готье очень необычный акцент, — продолжала девушка, покачивая взад-вперед ногами. Наблюдая за ней, Саймон вдруг заметил, что она не обута. Была и остается ребенком, несмотря на свою умудренность и внешние перемены. — Иногда кажется, что он француз, иногда — англичанин. Временами даже американец. Эмери немного рассказывал мне о нем, хотя в большинство тех историй трудно поверить.

— Арман вырос в Америке, в Новом Орлеане, — рассеянно сказал Саймон, занятый созерцанием обтянутых чулками пальцев и тонких лодыжек. Он живо представил себе длинные стройные ноги, вспомнив тот день, когда Калли переоделась молодым человеком. — Во всяком случае, он так говорит.

— Он так говорит? — повторила она. — Вы хотите сказать, что не верите ему?

— Я был бы тупоголовым бараном, если бы верил, — ответил Саймон. — Надо видеть, с каким восторгом он рассказывает совершенно дикие вещи. Большинство светских леди находят их занимательными.

— А зачем мистер Готье все это выдумывает? С каким-то умыслом?

— Я полагаю, Арман просто забавляется. Действительно, ему доставляет удовольствие обыгрывать слабости своих собратьев, хотя обычно он довольствуется ролью наблюдателя, а не участника. Обычно.

— Но не сейчас? — заметила Калли, вновь обнаруживая живость ума. — Он не просто стоит в стороне и слушает, как мы обсуждаем наши планы. Он их не одобряет, не так ли?

— Да, пожалуй, он бывает более благодушен, — согласился Саймон, переведя взгляд на свой рукав, когда Калли непроизвольно положила руку ему на локоть. — Я думаю, он видит в этом некоторую опасность для вас.

— Ну, это уже верх глупости! — возразила Калли. Она, несомненно, не усматривала никакой опасности в планах Саймона, как и в его присутствии в этой спальне. — Я хочу посещать балы, рауты и представления. Хочу танцевать, флиртовать и размахивать моим мнимым приданым перед носом графа Филтона. Хочу, чтобы он, ослепленный страстью, проиграл вам все свое состояние. Каким образом это может мне навредить? Нет ничего проще и безопаснее!

— Вы можете влюбиться в Армана, — предположил Саймон, внимательно за ней Наблюдая.

— Влюбиться? Для этого вы и пришли? Предостеречь меня, чтобы я держалась подальше от мистера Готье? Я не так наивна, как те мисс, которые верят вашему другу, с его напускной таинственностью. Она настолько очевидна — дальше некуда!

— Арман богат, красив, умен, покладист… Словом, он очень выгодное приобретение, Калли.

Она закатила глаза к потолку.

— А еще неискренен и самовлюблен. И вообще слишком обтекаем, чтобы мне нравиться. Ну, теперь все? Или я должна убеждать вас, чтобы вы успокоились?

— Или, чего доброго, можете влюбиться в меня, — продолжил Саймон, не слыша ее от сознания, как близко друг от друга они сидят на этой кровати. Так близко, что он касается бедром ее бедра и ощущает аромат ее юности, придающий ей такое обаяние. Ту самую притягательность, с которой он был вынужден бороться с тех пор, как впервые обнаружил это дерзкое создание в своей карете. Если сейчас его сравнят с Арманом или Джастином, а то еще, чего доброго, с лучшим другом Лестером, таким уютным, он, пожалуй, — у Саймона екнуло сердце, когда он подумал об этом, — впадет в глубокое уныние. Он наблюдал за Калли — за тем, как она сжимает губы и увлажняет их кончиком языка.

— Это мечта Имоджин, но не моя, — сказала она и отвела глаза, когда Саймон взял ее за руку и погладил большим пальцем по тыльной стороне кисти, прилагая все усилия, чтобы не замечать, как гулко бьется сердце. — Вы действительно мне не верите? Я стараюсь делать все это только для того, чтобы понравиться вашей матушке, которую я просто обожаю.