«Они так любят меня, что не оставят в покое, – думала Дана о родителях. – Они не понимают, что своим участием делают только хуже. Я не хочу видеть их горе, мне хватает своего. Но они другие, они этого не поймут, никогда не поймут. Я знаю».

Они переживают горе сообща, поддерживая друг друга. Так было всегда. И они не понимают, что их дочь может чувствовать иначе. Это случается иногда: у вполне нормальных родителей появляется на свет странное потомство. Таких детей любят больше прочих, родители понимают, что их чадо отличается от других детей, что оно слишком уязвимо, но иногда желание защитить или оградить может навредить.

По дому разносится трель звонка. Сколько раз ей говорили, что этот звон не соответствует облику дома, что больше подошел бы звонок, имитирующий удары колокола или гонга, но ей всегда нравилась дурацкая птичья трель, и теперь она бьет по нервам, разливаясь в пустоте. Кто-то стоит у двери. «Надо открыть. Но я никого не хочу видеть. Никого. Я умерла. Это так легко – умереть. Аннушка, моя девочка, моя малышка, зачем я позволила им забрать ее? Она там совсем одна, ей холодно, я плохая мать».

Звонок никак не уймется. Она поднимает голову, вырвавшись из забытья. Золотистые глаза Кошки настороженно смотрят из ее зрачков. Кто-то упорно пытается добиться аудиенции. Кого это принесло? Кто бы это ни был, пусть катится к черту.

– Госпожа Ярош?

Звон в голове не умолкает. Высокий мужчина в сером костюме что-то говорит. Что? Что ему надо?

– Мы можем войти?

Мы? Ах да, рядом с ним женщина в синем платье. Она их обоих уже видела, но где? Какая разница? Визитеры входят в дом, а она идет к своему креслу. Там спасение. Пусть делают что хотят, пусть говорят что хотят, все равно, только бы поскорее убрались.

– Дана, вы помните меня? Я – полковник Панченко, мы с вами уже встречались, примите мои соболезнования, это страшная трагедия, мне очень жаль. Я… Что с вами?

Ничего. С ней ничего. Что может случиться с покойницей? Она смотрит на полковника, и он ежится под этим взглядом. Да, трупов он навидался.

– Дана, вы понимаете, что мы говорим?

Женщина в синем платье – смуглая и неприятная.

– Госпожа Ярош, вы понимаете, что происходит? Какой сегодня день?

«Господи, почему они не уходят? Ну пусть они уйдут, исчезнут, испарятся. Или они мне привиделись? Или я попала в ад, и теперь они явились мучить меня?» – мысли гудят где-то глубоко и невнятно.

– Вызывайте «Скорую», Дарья Андреевна. Мне кажется, она рехнулась.

«Идиот! Я рехнулась! Надо же такое придумать. Просто молчать – не больно. Моя малышка, моя девочка, совсем одна – там…»

– Нет. Вы сами понимаете, что это нежелательно. Нам надо попробовать своими силами привести ее в чувство. Я должна принести подписанные документы, и вы это знаете не хуже меня.

«Документы? Какие еще документы? Уходите. Все уходите. Я должна позаботиться о своей девочке…»

– Вы что, ослепли? Да вы посмотрите на нее! Боже, да она, похоже, все время так тут сидит – в этом платье она была на похоронах, я его отлично помню.

«Где мне еще сидеть, это же мой дом?»

– Вот именно в таком состоянии она все подпишет. А если в нее сейчас вцепятся врачи, это будет лишняя огласка, один бог знает, что она способна наговорить, да и вообще все может сорваться, а тогда и моя, и ваша карьера пойдут псу под хвост. ОН нам не простит. Вы готовы к этому? Вот и я не готова. Я принесу что-нибудь, надеюсь, удастся привести ее в чувство.

Дана их почти не слышит. Она умеет вот так не слышать. Она отгородилась от них стеной и утонула в себе. Ей хочется только одного: чтобы они поскорее ушли.

– Вот, кофе. Да держите же ей голову! Может, лучше водка или коньяк, как вы думаете?

– Дарья Андреевна, вы видите где-нибудь бар? Она жила здесь с детьми, к тому же она не пьет, иначе не сидела бы так, а напилась. Не знаю, правда, что хуже.

Горячий кофе льется на платье. Звон в ушах утихает. Двое. Мужчина – высокий, немолодой, в сером дорогом костюме. Женщина – смуглая, темноволосая, в синем платье. Его она покупала явно в дорогом бутике, но это не помогло, платье совершенно не идет ей. Неприятная дамочка. Дана морщится от яркого света, который заливает комнату – непрошеные гости раздвинули шторы.

– Кто вы и как сюда попали? Что вам надо? – спрашивает Дана.

– Ну, слава богу, вы нас здорово напугали. – Полковник облегченно вздыхает. – Дана, я не знаю, помните ли вы, но вы сами нас впустили. Мне очень жаль, что так случилось, пожалуйста, примите мои искренние соболезнования, я…

– Кто вы и что вам нужно от меня?

Полковник останавливается на полуслове и переглядывается со своей спутницей. За рассудок сидящей в кресле женщины он сейчас и гроша ломаного не дал бы, но она ему нужна. Он пришел в этот дом с совершенно определенной целью и полон решимости довести дело до конца. Сидящая в кресле хозяйка дома полностью сломлена, поэтому все должно получиться.

– Я вам сейчас объясню. – Женщина в синем достает какие-то бумаги.

«Что меня в ней так раздражает? – Дана недобро щурится. – Не могу понять, но она просто отвратительна. Почему?»

– Кто вы такая? – спрашивает Дана.

– Простите, я думала, вы меня запомнили, но… Извините. – Неприятная дама не привыкла извиняться, поэтому выглядит картонной куклой. – Я адвокат и сейчас представляю интересы своего клиента. Меня зовут Иванова Дарья Андреевна, вот моя визитка.

Белый прямоугольник соскальзывает на ковер и остается там. Дана понимает, что происходит что-то странное, но суть событий ускользает от нее. Впрочем, она несильно напрягается. Она уже все для себя решила. Вот сейчас они уйдут, и тогда можно попробовать исправить ошибку, допущенную судьбой. Она знает способ. Все равно она уже умерла.

– Что вам нужно? Я не собираюсь нанимать вас.

– Я знаю. – Адвокатесса морщится, и это не идет на пользу ее внешности. – Выслушайте меня, пожалуйста. Я действую от имени своего клиента. И уполномочена предложить вам следующее: мой клиент обязуется выплатить вам сумму в миллион долларов – незамедлительно. А вы, со своей стороны, подписываете бумаги, согласно которым отказываетесь от юридических претензий и ходом следствия интересоваться не станете.

– Что вы городите? У меня нет никаких юридических претензий, оставьте меня… о, нет! Вы не можете!..

Дана наконец ясно понимает, зачем эта парочка явилась в ее дом. Ей становится ясно, почему пожилой полицейский полковник неловко чувствует себя в ее гостиной и отводит глаза. И понимание это вырывает ее из состояния ступора.

– Мы изучили ваше досье. – Адвокатесса продолжает свой монолог, не обращая внимания на реакцию Даны. – И мой клиент осознает, каким страшным ударом стало для вас это… прискорбное происшествие. Поэтому сумму он назвал сам. И я думаю, она вполне достаточна, чтобы…

– Вы хотите сказать, что человек, убивший мою малышку, хочет заплатить мне за ее смерть?!

– Госпожа Ярош, не надо усугублять. Я понимаю, что вам трудно понять, но все же постарайтесь для вашего же собственного блага. В обычном порядке вы бы не получили ничего. И знаете, почему? Потому что мой клиент – очень влиятельная фигура. Очень. Но он потрясен случившимся настолько, что хочет хоть как-то загладить свою вину. Их уже не вернешь, госпожа Ярош. Это был просто несчастный случай. У вас растет сын. Вы молоды и красивы, у вас еще все впереди. Я советую вам согласиться.

– А если я откажусь?

– Это было бы неразумно. – Полковник сильно нервничает, Дана видит это. – Постарайтесь понять: клиент Дарьи Андреевны – очень влиятельный человек. Судебного разбирательства не будет. Вам лучше взять эти деньги, вы сможете уехать из страны…

– Я не хочу уезжать отсюда, чего ради?

– Чушь, все хотят уехать отсюда, но не все могут, а вам это удастся. Вы достаточно страдали – и сможете начать все сначала. Я глубоко сочувствую вашему горю, поверьте. Но все же советую взять эти деньги. Для вашего же блага.