Луш внимательно посмотрел сперва на Шани, потом на Вальчика, и его взгляд не сулил ничего хорошего. Подбодренный этим взглядом Торн сурово произнес:
— Что касается моей родословной, то семейство Торнов известно в Аальхарне еще со времен Первого Государя. Таша — дочь моей единственной сестры Ирри Торн, в замужестве Балай. А ты — упырь и грязный извращенец, и ответишь за то, что ее покалечил. Государь, я все сказал.
— Идите, господин Торн, — произнес государь, и Шани вместе с девчонкой и двумя охранцами вышел из допросной, задрав нос с видом оскорбленной добродетели. Вальчик запрокинул голову, чтобы остановилась кровь и гнусаво произнес:
— Сир, неужели вы верите во все эти еретические измышления? — разбери Гремучая Бездна этого Торна, похоже, нос придется серьезно лечить. — Девку доставили по обвинению в насылании вредоносной порчи на благородных граждан поселка При. И уж простите меня, но все эти разговоры про родственников Торна — вранье и трижды вранье.
— И об этом поговорим, — заверил его государь. — Но в основном о том, что ты подверг не предусмотренным Положением о наказаниях пыткам благородную гражданку Аальхарна, будучи осведомленным о ее невиновности.
И Вальчик понял, что лично для него все кончено.
Через сутки Крунч Вальчик был освобожден от занимаемой должности и заключен в тюрьму. До открытого суда он не дожил — постарался, кстати, Таракан, вовремя переметнувшийся на сторону победителей в игре против своего хозяина.
Шани Торн вернулся на прежнее место службы в прежнем чине. Столица вздохнула с облегчением.
А Таша Балай осталась вполне довольна вознаграждением, полученным от новоявленного дядюшки. В делах подобного рода Шани никогда не экономил на мелочах.
Глава 15. Костер
— Вставай!
Удар в область печени вырвал Андрея из недолгого сна. Он открыл глаза — над ним обнаружился охранец инквизиционной тюрьмы. После дерзкого и успешного побега Шани (из этой же, кстати, камеры) тюремный караул был изрядно усилен: еще двое мордоворотов стояли за решеткой, небрежно поигрывая дубинками и ожидая сопротивления, которого, впрочем, Андрей не собирался оказывать — после пыток и голода он был слишком слаб.
— Вставай, еретик! Ишь, развалился.
Андрей со вздохом поднялся с лежака, ежась от холода. Если не костер, то пневмония, подумалось ему, но от пневмонии хотя бы есть средства… Из соседней камеры уже выводили Нессу, кутавшуюся в рваный платок.
— Давай-давай, падаль, двигай ногами. Его бдительность ждать не будет.
Поднимаясь вслед за охранцами по волглой лестнице, Андрей думал о том, что какие бы повороты ни проходила его судьба, итог все равно был один — зал суда и приговор. И вся жизнь по большому счету помещается в дорогу от тюремной камеры до места казни. Конечно, это все банальная философия, но когда еще ей предаваться? Лучше времени и места, чем дорога в зал пыток, не придумаешь…
Конечно, поначалу Андрей не верил. Обвинения в ереси, в злостном колдовстве, насылании мора на страну — все это выглядело бредом и попросту не могло иметь отношения к реальности. Это было сном. В конце концов, он же лечил всех этих людей, он попросту схватил столицу за шкирку и выволок из отверстой могилы. Но потом его приволокли в допросную и растянули на дыбе, Андрей увидел избитую здоровенными охранцами Нессу, подвешенную к крюкам за большие пальцы рук, а затем в допросную вошел Шани: не земляк, которого Андрей спас от смерти в заснеженном поле и вытаскивал из глубин отчаяния потом, нет — местный шеф-инквизитор, непробиваемо спокойный, циничный и не верящий ни единому слову.
— Я буду задавать тебе вопросы, еретик, — с усталым равнодушием произнес шеф-инквизитор, — и жду самых подробных ответов на них. Твою душу очень трудно спасти, но я постараюсь.
И Андрей понял, что это не сон.
— Гремучая Бездна, Коваш! Да не крутите вы так!
Андрею казалось, что он сходит с ума от боли. Зрение застилало красным, и помещение допросной расплывалось и дробилось на части — Андрей орал во все горло от боли и готов был немедленно сознаться абсолютно во всем — в продаже души Змеедушцу, в ереси, шпионаже в пользу Амье и заморских сулифатов — да хоть в чем, лишь бы боль прекратилась.
— Слабый еретик нынче пошел, — посетовал откуда-то издали Коваш. — Я и болтов завернуть не успел, а он уже скуксился…
— Знаю я, как ты закручиваешь, — из пелены боли выплыла рука с инквизиторским перстнем, державшая флакон нюхательной соли; резкая вонь, прояснила сознание, но боль только усилилась. — Он нужен живым, понимаешь?
— Еще бы не понимать, ваша бдительность, — угрюмо прогудел Коваш. — Я уж стараюсь.
— Старайся, — холодно промолвил Шани и обратился уже к Андрею: — Что, еретик, готов?
— Не надо… — прошептал Андрей. Разбитые губы едва слушались. — Я все скажу…
Но Шани сделал вид, что не услышал, и, повинуясь небрежному жесту его руки, пыточные механизмы снова пришли в движение.
Когда еще размышлять о превратностях судьбы, кроме как по пути на очередной допрос… Несса брела рядом, едва переставляя ноги; по возрасту к ней нельзя применять пытки, но обвинение в наведении мора было достаточно серьезным — и теперь Несса отлично знает, что такое дыба. Андрею стало стыдно и горько.
— Шагай давай, — очередной пинок втолкнул Андрея в допросную. Несса зацепилась за порог и растянулась на полу; Андрей нагнулся было поднять ее, но получил очередной удар. Видно, охранцам просто доставляло удовольствие раздавать на орехи бывшему спасителю.
Вопреки его опасениям, Коваша в допросной не оказалось, и орудия пыток были зачехлены. Шани сидел за столом с довольно угрюмым видом и быстро что-то писал на листе бумаги. Бросив на вошедших взгляд исподлобья, он кивнул в сторону лавки и продолжал писать. Андрей осторожно усадил Нессу на лавку и опустился рядом.
— Завтра начнется открытый процесс, — сообщил Шани, не поднимая головы от своих бумаг. — Он будет проходить в течение трех дней, за это время судьи заслушают показания свидетелей, ознакомятся с протоколами допросов и вынесут приговор вам обоим. Вы оба проявили завидное упорство и не дали признательных показаний во время расследования: на процессе это будет свидетельствовать о вашей невиновности.
«Вот почему он притворялся, что не слышит меня…», — подумал Андрей. Несса всхлипнула — от суда она не ожидала ничего хорошего.
— У вас есть ко мне вопросы? — спросил Шани. Перо в его руке скрипело, покрывая бумагу строчками.
— Да, — ответил Андрей по-русски и осекся: банальное «Как ты мог!» сейчас не имело никакого значения; Андрей помолчал и поправился: — Нет. Вопросов к вашей бдительности не имею.
Несса отрицательно помотала головой. Андрей с горечью посмотрел на нее — пока она с невероятной стойкостью держала себя в руках, но было ясно, что надолго ее не хватит: тогда начнутся истерики и те самые признательные показания, которые упомянул Шани. Господи, устало подумал Андрей, хоть бы выстоять.
Ему было тоскливо и стыдно. Невероятно тоскливо и невероятно стыдно.
— Хорошо, — Шани наконец отложил свое перо и откинулся на спинку стула. — Государственный защитник вам не положен. Можете ли вы перечислить поименно тех, кто может свидетельствовать вашу невиновность либо является вашим смертным врагом и способен оклеветать?
Несса открыла было рот, но Андрей ее перебил:
— Да, могу. Нашу невиновность может засвидетельствовать шеф-инквизитор Шани Торн и государь Луш.
Шани посмотрел на него как на скорбного разумом. Усмехнулся. Андрей подумал, что совсем недавно этот незнакомый человек за столом когда-то был его другом.
— Хорошо, — кивнул Шани и что-то записал на отдельном листке. — Я не могу вам гарантировать защиту со стороны государя, но сам дам наиболее полные свидетельские показания на процессе. Пожелания, жалобы на дурное обращение есть?
— Сами-то как думаете, ваша бдительность? — с максимально доступной язвительностью произнес Андрей и потыкал пальцем в левую скулу, которая вместе со всей щекой составляла сплошной кровоподтек. Шани пожал плечами и черкнул еще несколько слов на листке.
