Тут он перевел взгляд на подсудимого, выглядевшего словно его что-то ошеломило, и добавил:
— Господин прокурор, вы говорили, будто мелодия имеет отношение к существу дела, а теперь я вижу, что и мистер Мартин придерживается того же мнения. Да что с вами, подсудимый? Что это вы вытаращились, будто увидели привидение?
Подсудимый.
Ваша честь, я поражен тем, о каких нелепых пустяках говорит обвинитель.
Председательствующий.
Ну, доказать, пустяки это или нет, дело господина прокурора, но я со своей стороны замечу, что если у него нет ничего более серьезного, то и у вас нет никакой причины для удивления. Невольно задумаешься, нет ли тут чего-то еще. Однако, господин прокурор, продолжайте.
Прокурор.
Ваша Честь, джентльмены, действительно, все, сказанное мною доселе, на первый взгляд может показаться пустяками и, в конце концов, если бы дело ограничивалось подтруниванием над бедной слабоумной девушкой со стороны занимающего гораздо более высокое положение молодого человека, об этом едва ли стоило бы говорить. Однако продолжим. Спустя три или четыре недели после описываемых событий подсудимый сделал предложение проживавшей в тех краях молодой женщине, равной ему по происхождению и состоянию, так что будущее сулило мистеру Мартину достойную и счастливую супружескую жизнь. Однако вскоре ушей этой молодой особы, по-видимому, достигли слухи о странных отношениях подсудимого с Энн Кларк, и она, решив, что жених не только ведет себя недостойно, но, допуская, чтобы его имя трепали по тавернам, наносит ущерб репутации своей невесты, не поднимая лишнего шума с согласия своих родителей уведомила подсудимого о расторжении помолвки. Мы предъявим свидетельства того, что, получив это известие, подсудимый до крайности обозлился на Энн Кларк (хотя по справедливости ему пристало бы сердиться только на самого себя) и что он допустил немало бранных слов и угроз в ее адрес, а впоследствии при встрече не только оскорблял ее, но даже бил хлыстом, тогда как она, по убогости ума, не могла понять, в чем ее вина, и всякий раз, завидев его, бежала следом, неразумными словами и жестами выказывая свою привязанность, так, что по собственному выражению обвиняемого, «допекла его пуще язвы». Однако дела, коими он занимался, вынуждали его время от времени проезжать мимо ее дома, и у него не имелось возможности (мне хочется верить, что в противном случае он повел бы себя иначе) избежать этих встреч. В дальнейшем мы покажем, что дела обстояли именно так до 15 мая нынешнего года. В тот день подсудимый как обычно проезжал верхом через деревню, но повстречавшись с этой девицей, не проехал с презрением мимо, как поступал в последнее время, но остановил коня и сказал ей несколько слов, воспринятых ею с очевидным удовольствием. Они расстались, после чего в тот же день девица исчезла, и хотя близкие нарядили тщательный поиск, так и не была найдена. Когда подсудимый проезжал тем же путем в следующий раз, родственники пропавшей спросили, не известно ли ему что-либо о ее местонахождении, на что он ответил отрицательно. Близкие девушки выразили опасение относительно того, что проявленное им внимание могло еще более расстроить ее и без того слабый ум и подвигнуть несчастную на какой-либо опрометчивый шаг, и напоминали, что часто просили его не морочить бедняжке голову, дабы это не закончилось дурно. Подсудимый лишь посмеялся, однако, чему есть свидетельства, на сей раз его веселье выглядело притворным, он же имел вид человека глубоко озабоченного. Тут я перехожу к эпизоду, каковой при иных обстоятельствах не решился бы предлагать вашему вниманию, однако же мне представляется, что он основан на правде и подкреплен показаниями заслуживающими доверия. И, джентльмены, по моему разумению, здесь мы имеем дело с доказательством того, что Всевышний не прощает убийств и не оставляет пролитие невинной крови без должного воздаяния.
(Здесь господин прокурор сбился и стал перекладывать бумаги, что не осталось без внимания, ибо все знали его как человека, никогда не лезущего за словом в карман.)
Председательствующий.
Итак, господин прокурор, что это за эпизод?
Прокурор.
Ваша Честь, он весьма необычен и, признаюсь, хотя мне довелось рассмотреть множество дел, я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Суть в том, что… Короче говоря, джентльмены, мы приведем вам свидетельство того, что Энн Кларк видели живой после 15 мая, в то время когда она уже несомненно была мертва.
Тут поднялся такой смех и галдеж, что Суду пришлось призвать присутствующих к порядку. Когда, наконец, воцарилась тишина, Председательствующий сказал:
— Господин прокурор, вам следовало бы попридержать свою историю на недельку: напугать ею в Рождество свою повариху (Тут все, не исключая подсудимого, снова покатились со смеху.) Право, что за чепуху вы несете — привидения и рождественские танцульки в таверне! — когда речь идет о человеческой жизни. Ну а вам, сэр (тут он обратился к подсудимому) советую уразуметь, что особого повода для смеха у вас не имеется. Вы доставлены сюда с несколько иной целью, и, насколько я знаю господина прокурора, у него наверняка найдется, что огласить по этому делу и сверх уже сказанного. Продолжайте, господин прокурор, наверное, мне не стоило высказываться столь резко, но согласитесь, что ваша речь звучит несколько необычно.
Прокурор.
Никто не знает этого лучше меня, Ваша Честь, и я завершаю ее. Мною будет доказано, джентльмены, что в июне тело Энн Кларк было найдено в пруду, с перерезанным горлом, там же в воде обнаружили принадлежавший подсудимому нож, что подсудимый прилагал усилия, дабы добыть оный нож из воды, что коронерское дознание закончилось обвинением подсудимого. По данному обвинению он должен был предстать перед судом в Эксетере, однако по ходатайству уважаемых людей, с силу невозможности подобрать в тех краях беспристрастных присяжных, ему была оказана исключительная милость в виде дозволения на рассмотрение его дела здесь, в Лондоне. Перехожу к предоставлению свидетельств.
Далее последовали показания, подтверждающие факт знакомства подсудимого с Энн Кларк, и акт дознания коронера. Эти материалы я пропускаю, как не представляющие особого интереса.
Затем вызвали и привели к присяге Сару Эрскот.
Прокурор.
Каков род ваших занятий?
Свидетельница.
Я содержу «Новую Таверну» в…
Прокурор.
Знаете ли вы подсудимого?
Свидетельница.
Да, он впервые остановился у нас в прошлом году на Рождество и с тех пор заезжал частенько.
Прокурор.
Знали ли вы Энн Кларк?
Свидетельница.
Да и очень хорошо.
Прокурор.
Опишите, пожалуйста, ее внешность.
Свидетельница.
Она была низенькой и плотной, как говорят, коренастой. Не знаю, что еще вы хотите знать.
Прокурор.
Была ли она хороша собой?
Свидетельница.
О, ни в коем разе! Он была сущей дурнушкой, с надутыми щеками, отвисшей челюстью и кожей как у рябухи.
Председательствующий.
Что это значит, миссис Эрскот? Как, говорите, она выглядела?
Свидетельница.
Прошу прощения, Ваша Честь, но я сама слышала, как сквайр Мартин говаривал, что она смахивает лицом на рябуху, и это правда.
Председательствующий.
Какая еще рябуха? Господин прокурор, вы можете объяснить, о чем речь?
Прокурор.
Как я понимаю, ваше честь, в тех краях так называют жабу.
Председательствующий.
А, жабу… продолжайте.
Прокурор.
Расскажите присяжным, что произошло между вами и подсудимым в мае прошлого года.
Свидетельница.
Стало быть, сэр, это было часов в девять, в тот самый вечер, после которого Энн пропала. Погода стояла гадкая, я хлопотала по хозяйству, а в доме не было никого, кроме Томаса Снелла. Тут заглянул сквайр Мартин: он попросил чего-нибудь выпить, а я, в шутку, чтобы его, значит, развеселить, возьми и скажи: «Гляжу сэр, вы все ищете свою милашку». Сквайр, однако же, рассердился, прикрикнул на меня и велел впредь не говорить подобного вздора. Я этому удивилась, потому как мы завсегда подшучивали насчет нее с ним вместе.
