Литмир - Электронная Библиотека

— Да, — поддержал жену хозяин, — Мне кажется, что у этого Карсвелла имеются все задатки отъявленного негодяя. И я не позавидовал бы тому, на кого у него зуб.

— Постойте, — промолвил секретарь, уже несколько минут морщивший лоб в попытке что-то припомнить. — Возможно, я его с кем-то путаю, но не он ли лет десять или больше тому назад выпустил в свет книгу под названием «История колдовства»?

— Он самый. Вы помните рецензии на этот опус?

— Еще бы. Более того, с автором самых колких из них я был знаком лично. Да и вы, наверное, помните Джона Харрингтона еще по студенческим временам.

— Конечно, хотя, признаюсь, я ничего не слышал о нем с окончания колледжа до того дня, когда прочел о коронерском дознании по его делу.

— О дознании? А что с ним случилось? — спросила одна из дам.

— Случилось так, что он свалился с дерева и сломал шею. Однако загадка заключалась в том, что могло заставить его туда забраться. История, скажу я вам, весьма таинственная. Представьте себе: этот малый (отнюдь не атлет, не так ли?) идет себе домой по знакомой тропке. Все в округе его знают и любят, никакими бродягами там и не пахнет, и вдруг, ни с того ни с сего, он сломя голову бросается бежать, теряет шляпу и трость, взбирается на растущее у обочины дерево — высокое дерево, залезть на такое вовсе не просто, и под ним подламывается сухая ветка. Он падает, ломает себе шею, а поутру его находят мертвым, с застывшим на лице выражением неописуемого ужаса. Было совершенно очевидно, что за ним гнались; многие толковали об одичавших собаках или сбежавших из зверинца хищниках, но ничего так и не прояснилось. Хотя тогда — это случилось в 1889 году — Генри, брат покойного (не знаю, как вы, а я помню его по Кембриджу), всячески пытался докопаться до истины. Он подозревал злой умысел, но тут мне сказать нечего. Трудно представить, чтобы какой-нибудь злодей исхитрился подстроить падение с ветки.

Спустя некоторое время разговор вернулся к «Истории колдовства».

— Вы хоть раз в нее заглядывали? — поинтересовался хозяин.

— Не только, — ответил секретарь. — Я даже ее прочел.

— Она и впрямь так плоха, как о ней писали?

— Да, в отношении стиля и формы книга совершенно беспомощная. Все удары критики достались ей по заслугам. Но кроме того, она прямо-таки дышит злобой. Впечатление было такое, что автор не просто свято верил в каждое написанное им слово, но и опробовал большую часть своих рецептов на практике.

— Ну а я помню лишь рецензию Харрингтона, и, скажу по чести, получи я такой отзыв на свою книгу, это навсегда отбило бы у меня охоту к писанине.

— Увы, на вашего «аббата» критика такого действия не оказала… Но уже половина четвертого. Нам пора идти.

— Надеюсь, — сказала жена секретаря по дороге домой, — этот ужасный Карсвелл все-таки не прознает, что отклонением своего доклада он обязан мистеру Даннингу.

— Думаю, это маловероятно, — отозвался секретарь. — Сам Даннинг на сей счет распространяться не будет, да и мы тоже: такие дела у нас считаются конфиденциальными. Правда, существует опасность того, что Карсвелл выудит какие-либо сведения у сотрудников Британского музея, которые обычно дают консультации по алхимии и тому подобным вопросам. Не могу же я попросить их не упоминать имени Даннинга, верно? Такая просьба только развяжет языки. Но будем надеяться, Карсвелл лишнего не узнает.

Однако мистер Карсвелл был человеком настырным и хитрым.

Все изложенное выше явилось своего рода прологом. На той же неделе, довольно поздно вечером мистер Эдвард Даннинг возвращался из Британского музея, где занимался научными исследованиями, в свой комфортабельный пригородный дом, в котором проживал один и за которым присматривали две превосходные, работавшие у него долгое время женщины. Поскольку добавить к настоящему описанию пока нечего, давайте последуем за ним.

Поезд доставил его на расстояние пары миль от дома, а дальше пришлось воспользоваться пригородным трамваем, конечная остановка которого находилась не далее чем в трехстах ярдах от парадного входа. Вдоволь начитаться Даннинг успел еще в поезде, да и освещение в трамвайном вагоне было столь скудным, что позволяло разве что рассматривать объявления на ближайших к его сидению окнах. Это не самое веселое занятие, ибо такого рода объявления везде одинаковы и едва ли способны вызвать интерес, однако в данном случае имело место исключение. На самом дальнем от нашего героя окне красовалась сделанная синими буквами на желтом фоне надпись: со своего места ему удалось разобрать лишь имя — Джон Харрингтон — и цифры, скорее всего, какую-то дату. Надпись привлекла внимание Даннинга, и когда вагон опустел, он перебрался поближе, чтобы прочесть ее полностью. Она оказалась не совсем обычной.

В память о Джоне Харрингтоне, члене Фарадеевского общества из Лаурелс, Эшбрук. Скончался 18 сентября 1889 г. Ему было отпущено три месяца.

Вагон остановился, и кондуктору пришлось обратить внимание мистера Даннинга на то, что они прибыли на конечную остановку.

— Прошу прощения, — сказал тот, — Я задумался, прочитав это объявление. Вы не находите его довольно странным?

— Надо же, — пробормотал кондуктор, медленно прочитав надпись. — Я его раньше не замечал. И вправду чудное. Кто-то небось сам налепил, знаю я такие шуточки.

С этими словами кондуктор достал тряпку и, поплевав на нее, принялся стирать надпись.

— Ну и ну, — промолвил он спустя несколько мгновений, когда его начинание не увенчалось успехом, — а ведь это не наклейка и не переводная картинка. Уж не знаю, как там кто изловчился, но, сдается мне, эта надпись не

на

стекле, а внутри, в нем самом. А вы, сэр, как думаете?

Даннинг потер стекло перчаткой и вынужден был согласиться с кондуктором.

— Я, пожалуй, спишу слова, — сказал он. — И мне хотелось бы знать, кто у вас занимается объявлениями. Кто дает разрешение на их размещение в вагоне? Вы не в курсе?

В этот момент кондуктора окликнул вагоновожатый.

— Эй, Джордж, очнись. Время вышло, пора ехать.

— Сейчас поедем, — отозвался тот, — ты только подойди, взгляни, чего нынче на стеклах пишут.

— Ну, и что тут за писанина? — спросил, приблизившись, вагоновожатый, — И кто, вообще, такой этот Харрингтон? Из-за чего весь сыр бор?

— Я потому и спросил, кто отвечает за размещение объявлений в ваших вагонах, что хочу навести справки, — пояснил Даннинг.

— Такие вопросы, сэр, решаются в конторе, и занимается этим вроде как мистер Тиммз. Сегодня вечером, после смены я попробую что-нибудь узнать, и коли смогу, так может быть передам вам завтра, если вам случится ехать нашей веткой.

На том в тот вечер все и закончилось. Добавлю лишь, что дома Даннинг не утерпел и выяснил по справочнику, где находится Эшбрук. Оказалось, что в графстве Уорикшир.

Назавтра он поехал в город тем же самым трамваем, но с утра там было так много народу, что поговорить с кондуктором не удалось. Однако так или иначе от чудного объявления не осталось и следа. На том бы всему и кончиться, однако ближе к вечеру эта история получила неожиданное продолжение. Даннинг заработался допоздна и, вполне возможно, опоздал бы даже на последний трамвай и отправился домой пешком, но когда он еще сидел в кабинете, служанка доложила, что с ним хотят поговорить двое служащих с трамвайной линии. Это напомнило ему об объявлении, к тому моменту, как рассказывал он позже, уже почти забытом. Даннинг пригласил визитеров — ими оказались кондуктор и вагоновожатый — к себе, угостил напитками и поинтересовался, что же сказал насчет того объявления мистер Тиммз.

— Вот, сэр, поэтому мы и взяли на себя смелость к вам прийти, — промолвил кондуктор. — Мистер Тиммз выбранил Уильяма и заявил, что никто такого объявления не присылал, никто за него не платил, никто не размещал, а значит, быть его в вагоне не может и нечего нам морочить голову занятому человеку всякой дурью. Вот оно как обернулось, сэр. Ну а я, сэр, ему, стало быть и говорю: дурь не дурь, а вы бы сходили, да на эту писанину глянули. Он согласился, и мы двинули прямиком в вагон. Так вот, сэр, вы ведь подтвердите, что я не спятил и вправду пытался это объявление — там было синим по желтому писано про какого-то Харрингтона — стереть своей тряпкой? Вы это помните?

2
{"b":"184081","o":1}