— Фиг знает. Но черта ли не попробовать?

— Это да, — согласился Дэниел. Он откинулся на сиденье и закрыл глаза, попытался представить лицо Джиннили, но не было сил. Он открыл глаза, и его тут же ослепил дальний свет встречной машины. Дэниелу показалось, что это был черный лимузин. Он оглянулся, чтобы посмотреть через заднее стекло, и сказал Кенни:

— Из-за света я не разглядел как следует, но по-моему, это был черный лимузин.

— Ты спятил, парень? Это была красная «тойота».

Дэниел посмотрел, как задние фары удаляющейся машины сливаются в одну точку. У него было ощущение, что машина была длинной, вытянутой и черной.

— Точно?

— Успокойся, парень, — уверил его Кенни. — История тяжелая, сам понимаю. Не всякому под силу. Но уж положись на меня, я водил тот лимузин и узнаю его даже слепым. Это была красная «тойота», клянусь.

Дэниел снова сел как положено:

— Ну ладно. В конце концов, это ваш патруль. Я просто хотел помочь.

— Я понял, братишка, понял и оценил. Черт побери, парень, ты плакал, когда я рассказывал про нашу часть — думаешь, я этого не заметил? Когда я в патруле, я подбираю всех автостопщиков, и всем им рассказываю про лицо Джиннили и свою службу у Смерти. Некоторые молчат, некоторые посылают меня к черту, некоторые пытаются пошутить, мол, после войны и не так крыша съедет, и все они, черт возьми, вылезают из машины при первой возможности и предпочитают лучше постоять на пустынном шоссе, чем проехать со мной лишнюю милю. Только у немногих, может, у двоих из тысячи, окажется сердце, которое дрогнет. Ты — из этих немногих. Ты знаком со смертью?

Вопрос, прямой и неожиданный, застал Дэниела врасплох.

— Почему вы спрашиваете?

— Нюх, — Кенни пожал плечами. — Чутье. Не думай, я к тебе в душу не полезу. Не хочешь — не говори.

— Однажды я чуть не умер, — сказал Дэниел. — От взрыва. Пока меня везли в больницу, сердце остановилось, пришлось ударить по нему, чтобы оно заработало. Это рассказывал мне врач, сам я не помню. Все, что я помню — я падал, падал бесконечно, и вдруг прямо передо мной оказалось зеркало, я инстинктивно вытянул руки, но не помню, что было дальше, продолжал ли я падать сквозь него или разбился, или что. Мне кажется, что тогда в зеркале я увидел Смерть очень близко, но я не помню, что я там видел и видел ли что-нибудь вообще.

— Точно Смерть. Это его любимые игрушки: окна и зеркала.

— Можно мне кое-что спросить?

Кенни взглянул с интересом:

— Валяй.

— Просто чтобы лучше представить, — начал Дэниел. — Вы сказали, что после того, как увидели фотографию Джиннили, потерялись внутри себя, исчезли. Исчезли — как? Тела физически не стало?

— Наоборот. Тело осталось, не стало души. Понимаешь, те же рельсы, только поезд другой.

Дэниел задумался. Это было больше похоже на правду. Он попытался вообразить, как исчезает его душа, и улыбнулся, поняв, что это невозможно: ведь именно душа была отправной точкой воображения. Но эта мысль выбила его из колеи.

Кенни, кажется, почувствовал его состояние:

— Парень, ты чего?

— Я попытался представить свою душу.

— А, понимаю, странно, да? Будто телевизор смотрит сам себя, или игральный автомат играет сам с собой, что-то вроде того.

— Что-то вроде того, — повторил Дэниел, хихикнув.

Кенни, посерьезнев, не отводил глаз от дороги. Он вдруг кивнул, точно приняв важное решение, и снова повернулся к Дэниелу:

— Слушай, Герман, я тебе вот что предложу. Может, поездишь со мной, пока я в патруле? Если хочешь шальных денег, найдем тебе достойную работу в казино, а если тебе надо где-то отсидеться, у меня есть лишняя койка и жратвы полно. Я хоть и не какая-нибудь Джулия Чайлд,[30] но готовлю нормально, во всяком случае, консервами не питаюсь.

Придя в себя от такого предложения, Дэниел покачал головой:

— Спасибо, но у меня тоже своя задача. Может, потом, когда я ее выполню…

— А что за задача? Это все твои религиозные штуки?

— Пожалуй. Можно сказать, что я нашел Грааль…

— Чего? — Кенни навострил уши. — Грааль?

— Ну да, наподобие Святого Грааля.

— Это та хреновина, за которой охотились рыцари Круглого Стола? Чашка, которая осталась от Господа? Я там на базе частенько их вспоминал, как они сражались с драконами. Фоксворт надо мной потешался, говорил: «Да брось ты этих рыцарей с их столом. Вот несло их в такую даль из-за бабы». Я ему объяснял, что баба там не при чем. Вся штука была в поиске, в самом пути. Он мне ответил: «Да ладно, Кенни, бабы есть бабы. Чего их искать, их надо трахать». Вот такой он и был, Фоксворт — бабы да музыка. Чертов Фоксворт. Заглотил пулю в Сонг Бе. Мне про это рассказал парень с соседней койки в военном госпитале. — Кенни отнял руки от руля и беспомощно развел ими. — Прости, братишка. Запарил я тебя. Что-то у меня сегодня язык развязался.

— Я понимаю. Ничего.

— Так ты сказал, ты ищешь этот Грааль?

— Не совсем. Я его нашел — не Святой Грааль, конечно, но нечто похожее. Теперь мне надо понять, что с ним делать.

— Что делать? Не выпускать из рук!

— Я тоже сначала так думал. Но теперь мне кажется, что это как раз то, чего делать не надо.

— Я знаю ребят в Вегасе, которые смогут его удачно загнать, если ты надумаешь от него избавиться. Будешь чистый, как стеклышко.

— Бесполезно. Его нельзя продать, купить, украсть или оставить себе. Но надеюсь, что его можно открыть.

— В бардачке есть штопор, — предложил Кенни.

— Штопор вряд ли пригодится, но спасибо за совет. Я думаю, у меня получится. Просто уверен.

— Так держать, парень. Так или иначе, все стены когда-нибудь падут. Душа, может, и принадлежит Христу, но задница только этому миру. Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, найди меня в Шамроке или дай знать. Я примчусь в момент. У нас с Фоксвортом была своя тайная армия, все отпетые дурни и наркоманы, отщепенцы, мерзавцы и негодяи, мы звали ее Братством Правды. Фоксворт был главнокомандующим, я — полевым командиром, он звал меня Командир Хаос. У нас было только одно правило — мы начинали собрания, только когда все набирались настолько, что уже не могли встать и отсалютовать флагу. Чертов Фоксворт, парень…

Дэниел слушал до тех пор, пока ему не начало казаться, что Фоксворт сидит рядом с ними в кабине, попивает бакарди с пивом, ухмыляясь при мысли о том, что из пяти биллионов человеческих существ на планете как минимум половина — бабы, и хотя бы ради этого, черт побери, стоит жить.

По просьбе Дэниела Кенни высадил его на рассвете неизвестно где, на пустынной дороге, окруженной полынными степями докуда хватает глаз.

— Будет надо — найди меня; я все время здесь, — напутствовал Кенни на прощание.

— Есть, сэр, — отсалютовал Дэниел.

Кенни поднял кулак:

— Ты все понял, как надо. Semper fi,[31] братишка.

Дэниел улыбнулся, закрывая дверь.

— Эй, стой! Шар-то забыл. Следи за своим барахлом, сынок. На войне как на войне.

Он вручил Дэниелу сумку и подмигнул:

— Как ты собрался играть в боулинг без этого чертова шара? Это все равно что выйти на дракона без копья.

— Точно, — сказал Дэниел, забирая Алмаз. — Спасибо еще раз.

Кенни развернул свой Транс-Эм и поехал обратно к Лас-Вегасу. После ухода Дэниела на него напала тоска. За месяц, проведенный на службе у Смерти, Кенни научился различать особый запах, что-то неуловимое в дыхании тех, кого вскоре не станет. Кенни с горечью покачал головой: «Ты просто дурень, это была лучшая приманка для смерти, которую ты встречал за последние пятнадцать лет, и ты прохлопал его, как прохлопал все остальное. Следи за своим барахлом, на войне как на войне». Он вспомнил, как сказал это Дэниелу, повспоминал еще и вдруг осознал, что это были последние слова, сказанные Фоксвортом. Чертов Фоксворт. Он снова начал плакать.