— Ты, выходит, свободен, — заключил Эрни.
— В общем, да. Даже сложно сказать: то ли мне некуда поехать, то ли слишком много куда.
— Это я понимаю, — задумчиво проговорил Эрни. — Я был точь-в-точь как ты по молодости, как раз перед Второй Мировой. Я даже представить не мог, что будет дальше, понимаешь, о чем я?
— А я скорее наоборот — представляю, представляю, и никак не могу остановиться, — слабо улыбнулся Дэниел.
— Да, это одно и то же, — хмыкнул Эрни. — Зависит от того, с какой стороны посмотреть.
— И это неплохо, — подхватила Ирма, ни к кому конкретно не обращаясь. — А тебе нравится твоя работа? — спросила она у Дэниела с обезоруживающей улыбкой.
— Не знаю, — ответил Дэниел. Когда Ирма и Эрни удивленно переглянулись, он почувствовал, что надо объясниться:
— Я понимаю, что это странно звучит, но я и вправду не знаю. Просто никогда не думал о боулинге «нравится — не нравится». Само это занятие требует такой большой концентрации, что думаешь только о том, как делать это правильно, как вообще это делать. Я плохо объясняю?
Ирма рассеянно улыбнулась и слегка погладила Честера.
— Я тридцать пять лет проработал на «Дженерал Моторс», — прервал паузу Эрни, — на заводе в Детройте. Мы с Ирмой женаты уже тридцать четыре года. Три года назад я вышел на пенсию, дети выросли, дом оплачен на много лет вперед, так что мы с Ирмой просто путешествуем, куда судьба занесет. Когда ездишь повсюду и смотришь, что происходит, чувствуешь себя моложе. Прошлой осенью мы ездили по Новой Англии.[29] Листопады там красивые — все кругом в красных и желтых листьях. Здесь мне меньше нравится, мрачновато как-то. Впрочем, солнце хорошее — закаты, все такое…
Ирма, все с той же рассеянной улыбкой, добавила:
— Закаты красивы везде.
— А чем вы занимались на «Дженерал Моторс», Эрни? — спросил Дэниел.
— Да чем только не занимался. Собирал детали, устанавливал кузовы, закручивал болты, доводил машину до ума на последней стадии.
— И вам нравилась ваша работа? — продолжал Дэниел.
Эрни пожал плечами:
— Работа есть работа, ты же сам говоришь.
— Нравилась-нравилась, правда, Честер? — обратилась Ирма к пуделю.
Честер отрывисто гавкнул.
Ирма удовлетворенно кивнула.
— Ты знаешь, — продолжал Эрни, чуть повернувшись к Дэниелу, — я не против рутинной работы. Она как-то затачивает жизнь. Даже если все время делаешь одно и то же, это никогда не то же самое. Взять хоть эти кузовы машинные — ведь у всякого свой голос. Миллионы кузовов — и в каждом что-то свое. Понимаешь?
— Кажется, да, — проговорил Дэниел.
— А наш папочка понимает, о чем говорит? — поинтересовалась Ирма у Честера.
Честер гавкнул два раза.
— Дважды означает «нет», — перевела Ирма, хитро блеснув глазами.
— Псина меня терпеть не может, — проворчал Эрни. — Это я решил, что ему нужно поразмяться. Спустил его с поводка в парке, а тут откуда не возьмись этот доберманище, который чуть не оттяпал ему ползадницы, пока я успел сгрести его в охапку и удрать. И никак ему не втолкуешь, что такова жизнь: доберман пуделишке — волк. Ну, был бы он на поводке, что бы это изменило?
Дэниел откинулся на сиденьи и сказал дрожащему пуделю:
— Ты не любишь больших собак, верно, Честер?
Честер спрятал морду.
— Он такой занятный, — пропела Ирма. — Понимает все, что ему скажут.
Дэниел попрощался с Эрни, Ирмой и Честером возле западного въезда в Лас-Вегас, когда солнце садилось, заливая все кругом такими сильными и чистыми красками, таким буйством золотого и алого, что закат на рубашке Эрни поблек и почти испарился, а сам Эрни выключил мотор, и некоторое время они сидели и смотрели в тишине сквозь ветровое стекло, а Честер даже вытянул передние лапы на приборную доску, чтобы лучше видеть. Дэниел был заворожен тем, как легко распространяются в воздухе цвета, как неумолимо Земля прощается со светом и переходит во тьму. Ему вдруг захотелось вырваться из кабины грузовика, исчезнуть, исчезнуть или разрыдаться. Но исчезнуть на людях было нельзя. Он проглотил ком в горле и проговорил:
— Ну что же, на этой великолепной ноте я покину вас. Огромное спасибо за то, что подвезли, и за чудесную компанию.
Не дослушав обращенных к нему слов прощания, Дэниел выпрыгнул из кабины. Закрывая дверь, он проговорил:
— Бросьте его в воду.
Последняя фраза удивила даже Честера.
Дэниел ждал, пока грузовик отъедет, но тот не трогался с места. Внутри громко залаял Честер. Ирма высунулась в окно и громко крикнула:
— Ты забыл сумку с шаром! А Честер ее заметил! Он все понимает, я же говорила!
Дэниел взял протянутую через окно сумку.
— Чтоб мне быть таким же умным, как Честер, — сказал он. — Очень глупо — забыть в чужой машине то, чем живешь. Спасибо еще раз. Берегите себя.
Он смотрел машине вслед, пока задние фонари не скрылись в направлении Лас-Вегаса. Потом он опустился на колени и расстегнул сумку для боулинга, заслоняя Алмаз от дороги, несмотря на то, что она была пуста. Дэниел заглянул вглубь его:
— Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя отпустил? Я — тот кто тебе нужен, правда? Тогда помоги мне. Помоги. Прошу тебя. Ну пожалуйста.
И Дэниел исчез с Алмазом.
Около полуночи без всяких предварительных сигналов концентрация Дэниела подалась и пропала. Он попытался сфокусироваться, но силы не было. Ошеломленный, он собрался с силами и представил себя воплощающимся с Алмазом. Возвращение было мучительным. Дэниел не понимал, в каком мире находится. Он стоял на коленях перед Алмазом, ища огненную спираль. Он услышал слабый гул справа от себя. Он повернулся и тут же ослеп от светящегося шара, несущегося на него. Он подался вбок, прикрывая собой сумку, как раз в тот момент, когда водитель черного «Транс Эм» ударил по тормозам, остановившись в ста пятидесяти ярдах от него. Когда машина дала задний ход, Дэниел застегнул сумку. Водитель съехал на противоположную обочину, пересек разделительную полосу и остановился возле Дэниела. На секунду Дэниел решил, что это женщина — из-за длинных светлых волос — и был сильно разочарован, когда коренастый мужчина лет тридцати в ковбойских сапогах, «Левисах» и армейской куртке обошел машину и сказал:
— Это что за хрень такая творится?
— А в чем дело? — невинно удивился Дэниел, поднимаясь на ноги.
— А ты не видел? Вспышка света и вдруг — бам! И ты тут, а вокруг все светится. В жизни не поверю, что ты ничего не заметил!
— Я присел на корточки, — объяснил Дэниел, — услышал, что вы подъезжаете, и от неожиданности вскочил на ноги. Может, это свет от фар отразился на моем чемодане, здесь много металлических частей — замок, уголки…
Блондин взглянул на Дэниела с его пожитками и покачал головой, потом пожал плечами:
— Видно, напалм напомнил о себе. В моем случае вполне вероятно. А, да какая разница? Чего париться о пустяках, если Смерть уже знает твой адрес? Такой у меня девиз.
— Хороший девиз, — проговорил Дэниел.
— А ты чего здесь, автостопишь? До рассвета я еду в сторону запада, потом поворачиваю назад.
— Спасибо, — сказал Дэниел, подбирая чемодан и сумку.
— А как ты здесь вообще оказался? — спросил блондин. — Странствующий Боулер, или кто ты такой?
— Профессиональный игрок в боулинг и религиозный приверженец, — пояснил Дэниел.
— Какой только работы не бывает, — блондин открыл Дэниелу дверь.
— А вы? — поинтересовался Дэниел, залезая внутрь. — Что-то поздновато с работы.
— Ремонтирую игровые автоматы в Шамроке. Вторая смена, с двух до десяти. Для патрулирования остается добрая половина ночи и раннее утро.
— А что за патрулирование? Для кого?
— Для моего старого работодателя — Смерти.
— Серьезно? — переспросил Дэниел. Не хотелось, чтобы ему пудрили мозги.
— Для него, костлявого. Поехали, расскажу, — и он захлопнул дверь.
— Круто, — Дэниел проговорил это вслух, еще не решив, иронизирует или нет. Хотя чего париться о пустяках, напомнил он себе. Ехать так ехать.