Двадцать минут спустя Фредди высадил их на окутанной туманом посадочной полоске возле Ила. Он даже не выключал мотора, пока Вольта и Дэниел выходили, и через минуту уже разворачивался над лесом.

Дэниел поднял свою сумку:

— А дальше? Мы пойдем пешком?

— Правильно, — рассеянно подтвердил Вольта.

— Далеко? В какую сторону?

Вольта глянул на него, затем подхватил свой чемодан:

— Сотню ярдов к северу. Там мой пикап.

— Пикап? — пренебрежительно переспросил Дэниел. — Учитывая то, что вы почетный член Звезды, я ожидал как минимум лимузина.

— Пикап — уже достаточная роскошь.

— Что это за пикап? Что-то вроде «кенворта» Улыбчивого Джека?

— Сам увидишь.

Дэниелу показалось, что это самый обычный раздолбанный пикап, разве что шины были совсем новые.

— Бобби поставил бы восемь против пяти, что резина переживет саму тачку.

Вольта подхватил сумку Дэниела и бросил ее в кузов к своему чемодану:

— Нет, не поставил бы. У Роберта достаточно наметанный глаз, он не обманулся бы внешностью.

— Ладно, — снизошел Дэниел, — пятьдесят на пятьдесят.

— Я хотел посадить тебя за руль, но раз уж ты продолжаешь оскорблять это произведение искусства, я сам тебя повезу.

Но едва Вольта включил двигатель, Дэниел ощутил, что пикап прямо-таки задрожал, готовясь рвануть с места — под капотом действительно скрывалось произведение искусства.

Вольта улыбнулся, глаза его по-мальчишески блестели:

— 427-й «крайслер». Машина настоящих контрабандистов, а сразу и не скажешь, а? Но на дороге это совершенная ракета — только ее и видели.

Вольта нажал на газ.

— Вы любите силу, — заметил Дэниел.

— Примененную с толком — да, — Вольта перешел на первую скорость, так что Дэниел смог воочию увидеть применение силы с толком. Он даже не попытался ответить — его голос все равно потонул бы в реве мотора.

Неширокая дорога миновала берег реки и стала взбираться в гору. Через час начался спуск, они пересекли северный рукав Ила — в воде дрожали бесчисленные отражения звезд — проехали несколько миль по проселочной дороге и уткнулись в крепкие металлические ворота. Вольта нажал какую-то кнопку под приборной доской, и ворота распахнулись. Дэниел решил, что они уже приехали, но им пришлось миновать еще трое ворот и протрястись около семи миль по изрезанной колеями дороге, прежде чем дорога, петляя к северу, окончательно выровнялась и наконец привела к маленькому каркасному дому с амбаром и несколькими хозяйственными постройками. Вольта снова коснулся какой-то кнопки внутри машины, и в доме зажегся свет.

Дэниел медленно — как заметил бы Жан Блёр, на долю секунды медленнее, чем нужно, — произнес:

— Что же за контрабандист создал это произведение искусства?

— О нет, это был юный электромагнитный гений, немецкий анархист, обожающий радиоволны.

— Бешеный Билл любил повторять, что «немецкий анархист» — это несовместимые понятия. С тем же успехом можно сказать, например, «баптист-гегельянец».

Вольта рассмеялся:

— Предрассудки Бешеного Билла всем известны. Однако позволь мне пригласить тебя в свою берлогу, известную в узких кругах под названием Ложбина Лорел Крик. Я не стану скрывать от тебя ее местоположение, однако обращаюсь к тебе с той же просьбой, что и ко всем посетителям: не разглашать его.

— Вы можете на меня рассчитывать, — отпарировал Дэниел, слегка пародируя официальную речь Вольты.

— Признайся, ты находишь меня несколько претенциозным?

— В какой-то мере.

Вольта подошел поближе и взглянул на него так значительно, что Дэниел был удивлен последовавшей фразой, произнесенной с горечью и стыдом: «Это театр, Дэниел. Чистый театр». И, прежде чем Дэниел успел ответить, указал в сторону окна:

— А вот это дом. Сейчас четверть пятого. Ты выгрузи сумки, а я протоплю его и приготовлю нам завтрак. Это будет твой последний прием пищи на ближайшее время, и мне хотелось бы, чтобы он запомнился.

И он запомнился. Воздушные гречневые оладьи со свежим маслом и кленовым сиропом из Вермонта. Ветчина с Голубого хребта Аппалачей, тонко нарезанная, в персиковой глазури. Фруктовый салат с яблоками, виноградом и кусочками пекана, приправленный взбитыми сливками и карри. Из напитков — сок из яблок сорта гравенштейн и на выбор венский эспрессо или чай от самого Вольты, с каплей лимонного сока и кипрейным медом.

Вольта готовил и рассказывал Дэниелу о происхождении ингредиентов. Гречка была выращена и смолота женщиной из Монтаны по имени Джейн Дурхем. Она ежегодно присылала Вольте пятидесятифунтовый мешок, поскольку тот собственноручно разыскал могилу ее деда, стоявшего у истоков движения гобблей, и установил на ней надгробный камень. Ветчину поставляла Тикк Хатауэй, последние двадцать фунтов Вольта получил в обмен на бейсбольную карту с изображением Хонуса Вагнера 1925 года, пополнившую коллекцию Тикк. Яблоки доставили из женской коммуны в долине Сономы, сок был отжат в специальной давилке. Десять галлонов кленового сиропа привез Улыбчивый Джек с фермы Хьюлит Джеффериз в Берлингтоне. Мед прислали в счет своих пяти процентов члены другой коммуны, отказавшиеся от использования денег; они называли их «закладными мертвого президента».

Дэниел понимал, что должен смаковать каждый кусочек, но он был так голоден, что попросту набросился на еду. Последний раз он пообедал двадцать часов назад, в аэропорту, сомнительным бифштексом и отварными овощами. Вольта рассказывал об истории возникновения бассейна реки Ил, а Дэниел жадно косился на последний ломтик ветчины, пока Вольта не оборвал себя на полуслове и не придвинул тарелку с ветчиной к Дэниелу.

— Прошу прощения, — смутился Дэниел. — Я так голоден, что вряд ли смогу оценить по достоинству все эти яства. Но я оценил то, что вы готовили для меня. Действительно оценил.

— Уверен, что качество пищи ничуть не ниже моих кулинарных способностей. Голод, знаешь ли, всегда интересовал меня. Я видел людей на последней стадии истощения, сознательно отказывавшихся от еды. Это было в Тибете, в маленькой горной деревушке. Высоко в горах, в пещере, жил святой. В полнолуние, все то время, пока луна была видна, он принимал просителей у входа в пещеру. Каждый приносил ему немного еды. За это он отвечал на их вопросы. Когда еды набиралось достаточно, чтобы прожить месяц, святой начинал раздавать свои дары следующим в очереди. Путь к пещере был нелегок, и еды недоставало, но очередь из просителей собиралась задолго до заката. Более тысячи человек ждали ответа святого, и каждый знал, что как только луна исчезнет, святой удалится обратно в пещеру.

В первый раз придя к нему, я спросил: «Что такое реальность?» Он без промедления ответил: «Горсть риса». Так и положено отвечать святым. Во второй раз я спросил его: «Что есть главное препятствие на пути к мудрости?» На мгновение он сомкнул веки, потом открыл глаза — и я до сих пор помню их блеск: «Мудрость проста, — произнес он. — Сложен лишь ум».

Дэниел вытер губы:

— Не знаю, как насчет мудрости, но ум и вправду сложен.

— Ты прав. И я упомянул об этом именно потому, что сейчас столкнулся с его сложностью. Я испытываю сомнения касательно своего решения — однако не твоих способностей. Это внутренние противоречия, которые я не могу объяснить.

Дэниел, удивленный таким оборотом беседы, сказал:

— Я сам хочу попробовать. Это мое решение. Вы не несете за него никакой ответственности.

— Лишней ответственности я на себя и не принимаю. Разумеется, поскольку твое согласие — необходимая составляющая нашей работы, а мои советы могут оказаться принципиально важными для твоих удачи и безопасности, это было взаимное решение. Я несу ответственность со своей стороны. Ответственность за свою жизнь ты принимаешь на себя.

— Все, что я хочу вам сказать, — я готов.

Вольта откинулся в кресле и пристально взглянул на Дэниела:

— Ну хорошо. С этого момента ты должен молчать. Больше не произноси ни слова. Если ты начнешь говорить или нарушишь какие-то из инструкций, наша совместная работа закончится, и я сниму с себя всякую ответственность за последствия. А теперь допивай чай.