Литмир - Электронная Библиотека

— Просто замечательно, — сказала Эннели. — А почему бы не сказать нам? Или не предложить вступить туда?

Шеймус поднял руки, шутливо защищаясь.

— Не спрашивайте меня, почему они поступают так или иначе! Все, что я знаю о политике приема новых членов, — к человеку можно обращаться с предложением только тогда, когда он готов, и говорить правду. В вашем случае, видимо, могли возникнуть сомнения насчет Дэниела — ведь вы будете вынуждены конспирироваться, если раскроется тайна членства в АМО. Это серьезный провал. Кроме того, члены АМО должны перечислять в пользу общества пять процентов своего дохода. Возможно, они не хотели обирать одинокую женщину. Эннели, ты сама достаточно времени провела на улице, чтоб усвоить одно правило: лучше знать только то, что тебе необходимо, и не больше того.

Не успела Эннели ответить, как Дэниел наклонился к переднему сиденью и спросил Шеймуса:

— Ты все время говоришь «они». Разве ты сам не вступил туда?

— Вступил. И вышел.

— И все-таки они тебе помогают?

— Это долгая история, — вздохнул Шеймус. — Я начинал контрабандистом. Сперва сигары и часы, потом наркотики, потом золото. Из всех предметов моих занятий только оно целиком занимало меня самого. Когда увидел первый слиток, в крови будто взошло солнце. Я тогда работал во Флориде — еще очень молодой, честолюбивый, изобретательный, у меня был особый талант провозить контрабанду из пункта А в пункт Б. Делал все надежно, без лишних разговоров, кучу денег зарабатывал. И в отличие от большинства контрабандистов не спускал их на наркотики, яхты и роскошных женщин. Развлекался, конечно, но на порядок скромнее, чем позволял доход, ведь даже самого лучшего контрабандиста может постичь неудача.

В какой-то момент капитал мой достиг очень солидных сумм, но еще больше скопилось сомнений, что везенье продолжится, и я уже подумывал о выходе из дела, когда мне нанес визит некто Ред Лаббак. Он был главный перевозчик на севере Мексиканского залива, я ждал от него каких-то деловых разговоров, и очень удивился, когда Ред стал рассказывать об АМО. Предложение было прямым и честным, как и сам Ред: я получаю возможность пользоваться благами Ассоциации в обмен на ежегодный взнос, пять процентов дохода, который платится совершенно свободно — никаких сборщиков, никаких проверок, никаких вопросов. Преимущества членства в АМО (Ред их подробно описывал, а я перечислю лишь в общих чертах) — это техническая и юридическая помощь, сеть умелых и надежных людей, пользование инфраструктурой и оборудованием — от надежных домов до машинных цехов, доступ к данным разведывательных служб (правда, как сказал Ред, в исключительных случаях) и обучение, развитие способностей и талантов. Ред не давил на меня, но я привык к независимости, да и все равно решил бросить контрабанду, так что не видел смысла вступать в какую-то странную организацию с туманными посулами необычных возможностей и всеобщей поддержки. Весьма польщен, сказал я Реду, но отвечу, пожалуй, дружелюбным отказом. Со своим бостонским ирландским акцентом я вряд ли воспроизведу гнусавый сельский выговор Реда, но то, что он мне сказал, и сейчас помню наизусть. «Слышь, сынок, контрабанда твоя нам без надобности. Она только заработок, да и тот в любой момент может накрыться. Чего мы на самом деле хотим от тебя — это чтоб ты поехал изучать драгоценные металлы с Джейкобом Хиндом. Ты по молодости лет небось и не слыхал о таком, а на наш взгляд он чертовски хороший учитель, прям-таки мастер. Тебе о металлах ни в жисть столько не выучить, сколько он уж успел позабыть. Одно плохо — Джейкоб Хинд разменял девятый десяток. Ты можешь стать его последним учеником».

И я попался. Как я уже говорил, драгоценные металлы меня тогда очень заинтересовали, а контрабанда все больше и больше казалась ненадежной. Контрабанда, в конце концов, лишь работа, какой бы рискованной и прибыльной она ни была. А работа рано или поздно надоедает. Так что я вступил в АМО, и через три месяца уже сидел на острове в заливе Пьюджет-Саунд — одинокий преданный ученик Джейкоба Хинда.

— Ты там учился как в обычной школе? — спросил Дэниел.

— Нет, на современную школу это было совсем не похоже. Если с чем-то сравнивать — я был подмастерьем, как в старину.

— Мам, помнишь, — Дэниел тронул Эннели за плечо, — мы как раз об этом читали месяц назад?

— Конечно, читали. Подожди, пусть Шеймус закончит.

— Джейкоб Хинд был хороший учитель? — спросил Дэниел то ли наперекор матери, то ли чтобы вызвать Шеймуса на продолжение.

— Хороший учитель? Это хороший вопрос, хоть я и не могу на него ответить. Сперва я думал, он совсем выжил из ума — полоумный полудатчанин-полуангличанин, вечно нес какую-то чушь, если увлекался. И увлекался частенько. Почти все время бормотал по латыни, а когда все же переходил на английский, выражался одними метафорами. «Самый драгоценный камень, Шеймус, это горящая река». «Тот, у кого есть и мужские крылья, и женские, — источник нового вещества». Латынь его, наверно, тоже была сплошными метафорами. Во всяком случае, я туго понимал его уроки. Зато у нас была отличная металлургическая лаборатория и еще лучшая библиотека, хотя опять же, половина книг была на латыни и греческом. Я только начинал понимать его методы и его самого вместе с ними, когда он внезапно скончался от сердечного приступа.

Шеймус вздохнул и немного помолчал.

— Тогда я и сжег руку. Его сердце отказало прямо у лабораторного стола. Мы ставили опыт с преобразованием металлов, Джейкоб вдруг пошатнулся, схватился за стол и задел тигель с расплавленным серебром, которое вылилось мне на руку. Мгновение я был в шоке, еще до того, как нахлынула боль. Джейкоб с силой схватил меня за плечи, притянул к себе, как пушинку, дрожа, стараясь вдохнуть побольше воздуха, и прошептал: «Верни их в девяносто второй…»

— Что значит «верни в девяносто второй»? — поинтересовалась Эннели. Дэниел был рад, что она спросила.

— Не знаю точно, что он имел в виду, — вздохнул Шеймус. — По периодической системе элементов девяносто второй — уран, ценный металл, последний из природных химических элементов — то есть последний по атомному весу. Дальше идут пятнадцать других, созданных человеком. Если я правильно понял Джейкоба за короткое время моей учебы, рукотворные элементы он презирал, считал их опасными и ненужными, лишь сбивающими с толку.

— А как вернуть их в девяносто второй? — просила Эннели.

— Хотел бы я знать. Каждый день об этом думаю.

— Я понял, — сказал Дэниел.

— Что?

— Понял, почему ты вышел из АМО и почему они до сих пор тебе помогают — это их долг перед тобой за искалеченную руку.

— Но тогда я и не думал выходить. Как только поправился, вернулся в лабораторию Джейкоба и продолжил опыты. АМО не только одобрил мою работу, но и помог — мне дали учителя латыни. Через полгода бешеной зубрежки я мог прочесть большую часть старых книг. В результате внимание мое приковали радиоактивные элементы, в частности, естественно, уран. Сам старый добрый девяносто второй, точка возврата по Джейкобу, конец естественной цепочки элементов, за которым шли мутанты, родившиеся с помощью ускорителей заряженных частиц и ядерных реакторов. Конечно, у меня имелись образцы урана, но нужен был уран-235, расщепляемый изотоп, который меня очень интересовал. Поскольку уран-235 используется в ядерных бомбах, он хранится в государственных учреждениях. И если даже в моих исследованиях нет больше ни одной верной мысли, все равно ясно как день — мы не можем судить о силе и свойствах элементов без прямого контакта с ними. В любом случае, я решил украсть уран-235 и попросил помощи у АМО. На встречу со мной послали одного из членов местной Звезды, человека по имени Вольта, и он не только отклонил мою просьбу о помощи, но стал убеждать меня вообще не пытаться это сделать, даже собственными силами. Ему нравится моя одержимость, сказал он, но — цитирую: «Одних личных амбиций недостаточно, чтобы втягивать АМО в дела, где успех может оказаться опаснее провала». Для Вольты это был просто изящный способ сказать: Шеймус, кража радиоактивных материалов повлечет за собой такой серьезный шухер, что другие проекты Альянса и множество людей окажутся под угрозой. В ярости я ответил ему что-то вроде: «Поскольку я тем не менее собираюсь украсть образец урана, пусть для моих собственных эгоистичных нужд, у меня остается один достойный выход — покинуть АМО». «Тебе решать, — сказал Вольта. — Правда, особой разницы нет, это все равно будет серьезной проверкой для всех нас. Но не считай свой благородный жест бессмысленным, благородство бессмысленным не бывает. Поступай, как считаешь нужным».

10
{"b":"184008","o":1}