Дня через три старый знакомый капитан Дубовиков вернул Анне пакетик с кусочком древесины от Алисиного паркета:

— Забирай свою улику.

— И что?

— Светлова, это клюква.

— В каком смысле?

— В натуральном. Ягода такая. И сок у нее красный, понимаешь?

— Кажется, да…

— Вот и хорошо, что понимаешь! Клюква, Аня, клюква…

— А что насчет лезвия ножа, которым было перерезано горло Селиверстова?

— Ну… Эксперты утверждают, что характер разреза вовсе не свидетельствует о том, что это был армейский нож. Скорее всего, кинжал. Узкий обоюдоострый клинок с ромбовидным сечением.

— Вот как?

— Ага… Возможно, старинный. Возможно, немецкой работы. Такие кинжалы делали в прошлом веке.

— В прошлом веке?

— Да, например, их изготавливали в Курляндии.

«Что же получается? — рассуждала Светлова. — Получается, писательница Мария Погребижская соврала, когда сказала, что журналист торопился к Федуеву?»

Зачем? Зачем ей врать?

Снова что-то из серии «Я вас, девушка, накажу»? Жестоко пошутила над незадачливым детективом?

Но ведь откуда-то она знала про Федуева?

Стоп… Следует прокрутить весь тот разговор с Погребижской в Дубровнике от начала до Конца. По крайней мере, в голове прокрутить, если уж он не записан, увы, на пленку.

Итак, факт своей встречи с журналистом Погребижская тогда уже не отрицала. Более не отрицала.

А Максим Селиверстов действительно мог в разговоре с писательницей, как это бывает, когда диктофон уже выключен, — за чашкой чая — рассказать немного о себе. О том, например, что получил интересное новое задание в редакции. И мог действительно назвать Погребижской эту фамилию — Федуев.

Правда, теперь, по итогам Аниного путешествия в Федуевку, выходило, что ни о какой якобы назначенной встрече с Федуевым Селиверстов сказать ей не мог.

Но если быть точной, то Погребижская этого и не утверждала. Она сказала только Светловой: «Он торопился!» Вовсе не утверждая, что торопился журналист именно к Федуеву. Это уже Светлова сама так решила.

Правда также и то, что остается еще не закрытой до конца версия убийства Максима Селиверстова, связанная с Федуевкой. Ибо пока Светлова не увидит этого Алисиного мужа из Твери, ставить крест на Федуевке, как на версии, рано.

Алиса утверждает, что стреляет поверх головы… Но все-таки надо повидать ее мужа. Тогда станет ясно, чего стоит ее клятва, что она в глаза не видела Селиверстова.

Однако, как бы там ни было, теперь Светловой хотелось поговорить с писательницей Марией Иннокентьевной еще раз. И выяснить поподробнее, желательно, дословно! — что же именно говорил ей журналист о Феликсе Федуеве.

Хорошо бы с Погребижской встретиться… Да вот незадача: вернувшись в Москву, та просто обрезала все концы. Никакую «Аню, с которой отдыхала вместе в Дубровнике…», видеть не хотела. Так, во всяком случае, она якобы передавала через своего секретаря. А сама Лидия Евгеньевна вообще отказывалась Светлову узнавать. «Какая Аня Светлова? — изумленно вопрошал ее голос в телефонной трубке. — Извините, голубушка, не припоминаю». И посылала Светлову далеко-далеко… Правда в вежливой, принятой между интеллигентными людьми форме. Мол, с почитателями своего таланта писательница Погребижская, увы, не встречается из-за своей исключительной занятости на ниве литературы. А для журналистов есть особый порядок: нужно письмо от газеты с просьбой об интервью на официальном бланке за подписью главного редактора и печатью… И так далее — смотри выше.

Возможно, поговори Светлова с Марией Иннокентьевной лично, реакция была бы иной. Но как обойти вставшую «каменной стеной» Лидию Евгеньевну? Как выйти лично на Погребижскую? Через кого?

Без особой надежды на успех Светлова в очередной раз набрала номер золовки Елизаветы Львовны…

Увы… Никто трубку так и не снял.

— Послушай-ка, Анюта! Но ведь, кроме друзей, родных и прочих, близких к Погребижской людей, существует, например, издательство, в котором она печатает свои книги, — подсказал Светловой Кронрод.

— Точно! — обрадовалась Анна.

— Мелочь, это правда, а не издательство, — заметил тот. «Туманность Андромеды» называется. По сути, они на одной этой Погребижской и держатся.

— А почему так называется «Туманность Андромеды»?

— Вот у них и спросишь.

Мелочь не мелочь… Но и в «Туманность Андромеды» Светловой удалось проникнуть лишь с помощью Андрюши Кронрода и отдела культуры его родимой газеты.

— А почему все-таки «Туманность Андромеды»? — не устояла перед собственным любопытством Светлова, очутившись наконец в этом издательстве.

— А почему бы и не «Туманность Андромеды»? — пожал плечами владелец «Андромеды». — Зачем нам ясность? Вас-то что не устраивает?

— Да, в общем, меня-то все устраивает, — успокоила издателя Светлова.

Насчет «мелочи» Кронрод оказался прав: весь издательский процесс чуть ли не в двух комнатах. На столе лежали книжки-раскраски, «Колобок», «Курочка Ряба»…

— Знаете, в чем прелесть детской литературы? — Издатель поймал Анин взгляд. — В том, что каждый год на свет появляются те, кто эти книжки еще не читал. Лудишь «Колобка» из года в год и никаких забот — непрерывный процесс.

— Значит, в книжках Погребижской та же прелесть? — поинтересовалась Аня.

— Угадали. Она ведь, ну, если и не классик, то вхожа в устоявшийся круг «детского чтения». Нынешние молодые родители в детстве сами читали ее книги, а теперь, увидев на прилавке, купят, чтобы прочитать своим детям.

— Понятно, понятно…

— Ну, а мы уж давно это поняли.

— Скажите, а вы не могли бы устроить что-то вроде встречи: «Читатель и писатель?» — с некоторой уже обреченностью в голосе попросила Светлова. Ей позарез нужно было увидеть Погребижскую.

— С Марией Иннокентьевной? — издатель хмыкнул. — Хотел бы я тоже ее повидать!

— И вы? — удивилась Светлова. — Вы тоже не можете ее увидеть?

— Уж года два как не встречались.

— Неужели поссорились?

— Да нет. — Издатель пожал плечами. — Просто она не слишком общительна и очень занята, а делового повода для встреч вроде бы как и нет.

— А как же?

— Ну, как же, как же… Обычно! Все общение у нас через Лидию Евгеньевну, ее секретаря. Она занимается всем. И договорами, и переговорами, и гонорарами.

— Ах, вот что!

— Да. А с самой Погребижской я уж давно не виделся. Сама-то что ж…

Сама сидит и пишет. Чего ей по городу бегать? А вот Лидия Евгеньевна — другое дело. Да кстати, она и сейчас тут — у юриста в комнате.

— Вы хотите сказать, что секретарь Погребижской сейчас здесь?

— Почему «хочу сказать»? Я это говорю.

— И я могу ее увидеть?

— Попробуйте. Лидия Евгеньевна, в общем-то, не кусается.

— Правда?

— Впрочем, если боитесь, я вас провожу. Андрей Кронрод мне тоже не раз помогал.

Аня осторожно заглянула в указанную комнату: кусается — не кусается, но Анна-то знала, насколько не обрадует эту даму ее появление. Однако, к ее счастью, Лидия Евгеньевна не бросилась кусаться, а главное — не вскочила и не убежала.

Она и в самом деле была у юриста. Но не то чтобы не обратила на Светлову внимания, просто не заметила ее появления: она сидела боком у стола и читала что-то вслух, упоенно переворачивая страницы:

— "Львенок Рик ступил на каменистую негостеприимную поверхность планеты Лутония и решительно достал бластер. «О! Он покажет этим зеленоголовым аборигенам Лутонии, как следует обращаться с гостями! Они узнают, кто он такой!»

— Что это значит? — шепотом спросила у издателя Аня.

— Она читает новое произведение Погребижской. «Дальнейшие приключения львенка Рика в Звездной стране», — также шепотом ответил издатель, — А зачем она читает это вашему юристу? Аня указала глазами на симпатичную женщину за столом, тоскливо посматривающую за окно, — к ней и было обращено вдохновенное чтение Лидии Евгеньевны.