Стражники уволакивают младшего Фрея, который, утеряв свой гордый вид, упирается и плачет.

   Глава 40

   Вальдор

   - Следующий - борэль Налиэль Ручейка, - тихо проговаривает Шеоннель. Я смотрю на сына. Он - на мать. Лиафель, сжав руки в кулаки и подняв плечи, не отрываясь, вглядывается в драконью морду.

   - Что это ты, ребенок, занервничал? - интересуется Ллиувердан.

   - Он - муж моей матери, - поясняет Шеон.

   - А когда ты читать вызывался, ты об этом не знал? - ехидничает ящерица и тут же добавляет, - ладно, дай, сама посмотрю.

   Она задумчиво вглядывается в материалы дела.

   - О, тут серьезно! - наконец, произносит Ллиувердан, - тут ссылкой явно не отделаешься.

   По лицу Лиафели текут слезы, и мне даже жаль эту эльфийскую заразу.

   Драконица поднимает взгляд от тома.

   - Ну, где подсудимый-то?

   И тут же перед ней материализуется искомый узник.

   Лиафель бросает на него взгляд и в ужасе прижимает ладонь к губам. Хотя чему здесь ужасаться - не понимаю. По-моему, Наливай выглядит как обычно. Даже не похудел. Подумаешь, волосы подстрижены и взгляд понурый. Так он все же был не на курорте, да и Сурик наш - не массажист. И вообще, она его в таком виде уже видела! Что же пугает прекрасную Лиафель? Не перспектива ли предстать перед судом после показаний мужа?

   - Я все признаю, - глухо проговаривает он.

   Драконица выражает неудовольствие.

   - Что значит - все? Я еще не сказала, в чем тебе обвиняют. Тоже мне нашелся - несчастный, со всем согласный. Я, может, еще передумаю и не стану тебя есть?

   Издав вопль, Лиафель падает на соседей по скамейке.

   Тут же где-то неподалеку раздается еще один крик, на этот раз - возмущенный. Кричат что-то типа "за свободу и гласность". Привстаю и вижу, как стражники волокут куда-то упирающегося субъекта человеческого рода. За спиной субъекта болтается лютня. Ага, менестрель. Поймали любезного. Надеюсь, сейчас ему объяснят, что такое свобода. И где следует проявлять гласность. Сажусь на место. Преставление под названием "суд" продолжается. Жаль, что я вина не взял, без него как-то неуютно. Дуську попросить переместить его сюда, что ли? Кошусь на княгиню, а та ну прямо заворожена происходящим. Вцепилась в руку мужа, а глаза круглые так и сияют. Ладно, не буду отвлекать.

   Смотрю - а Шеон уже возле матери хлопочет. Заботливый наш. Пусть бы валялась себе. Вряд ли кто на нее наступит!

   - В чем виноват-то? - интересуется драконица.

   - Рассказать подробно? - спрашивает Наливай, поднимая на судью несчастные темные глаза.

   - Можешь вкратце, - разрешает Ллиувердан и отклоняется немного назад, опираясь на хвост. Поза "я вся - внимание" в исполнении дракона. Выглядит впечатляюще.

   Борэль начинает монотонно перечислять свои злодеяния:

   - Я шпионил на территории Зулкибара в пользу королевства Альпердолион. Я провоцировал народные беспорядки в Зулкибаре. Я, использовав свою дочь, активировал в Шеоннеле, сыне Вальдора Зулкибарского, заклинание "Палач Его Сиятельства", чтобы убить королеву Иоханну. Дочь об этом не знала. Я заставил юного Фрея поверить в то, что гибель Иоханны - единственный способ освободить деда, и я объяснил ему, как лучше это сделать.

   - Тишина! - произносит драконица и, вроде бы, к чему-то прислушивается. Где-то неподалеку кто-то истошно вопит. Могу только предположить, что это - тот самый "юный Фрей", в отношении которого приводят приговор в исполнение.

   Ллиувердан мотает головой из стороны в сторону и несколько неуверенно проговаривает:

   - Ничего, это ему только на пользу пойдет. Продолжайте, борэль Налиэль!

   - Я еще... - растерянно произносит эльф, - простите, Ваша честь, что там еще мне инкриминируют?

   - Хм, ну, вроде бы основные моменты Вы обозначили. Что можете заявить в свое оправдание?

   Борэль переводит взгляд на супругу, которая уже пришла в себя и сидит, обмахиваясь платочком, после чего он проговаривает:

   - Боюсь, что ничего. Я действовал сам. В одиночку. Никто мне добровольно не помогал.

   Ну, надо же! Выходит, драгоценная моя лесная фея - всего лишь невинная жертва страшного Наливая! А сама она и знать не знала: зачем издевалась над моим ребенком, зачем позволила наложить на него заклятие, которое мальчика практически зомбировало; зачем бросила его умирать в Зулкибаре. Сама невинность и простота!

   Хотя, вот смотрю на этого стриженого ушастого, защищающего свою стерву из последних сил, и начинаю его уважать. Гадостей ведь он мне сделал громадное количество. Даже если принимать во внимание, что он действовал по указке Рахноэля, все равно. Но вот сейчас вижу его и понимаю - настоящий мужчина. И пусть он сломался на пытках. А кто бы выдержал? Нашего Кира я не имею в виду - он вообще каменный.

   Ведь сейчас и орку понятно, что отказываясь защищаться, эльф пытается сохранить свободу своей ненаглядной - гадюке этой Лиафели. Удавил бы ее! Но Наливая жаль.

   - Что-то темнишь ты, эльф, - недоверчиво произносит драконица, - съем я тебя, пожалуй.

   И тут моя драгоценная дочурка поднимается с места и звонко так выкрикивает:

   - Я за него поручаюсь!

   Иоханна

   Сижу и киплю от возмущения. Налиэль всю вину берет на себя. Решил поиграть в благородного? И чего он добивается? Спасти от справедливого наказания Лиафель? А она-то рада, тварь ушастая, вон, платочком обмахивается от облегчения. Да еще и Шеон рядом с ней. Руку матери на плечо положил, и лицо у него такое сочувствующее. Себе бы посочувствовал, недоумок! Тридцать лет жизни в аду провести!

   - Вот же гадина! - бормочу я, бросая в сторону мамаши Шеоннеля пламенный от негодования взгляд.

   Кир легонько сжимает мои пальцы своими.

   - Ханна, успокойся, - тихо проговаривает он, - Налиэль все делает правильно.

   Правильно? И этот туда же! Мне это их мужское благородство... Да наплевать мне, что Лиафель - самка! Навредила, будь так добра - отвечай. А то, видишь ли, сейчас она чистенькой останется, а потом еще одного такого же идиота найдет. И что, все по-новой?

   - Он защищает свою жену и ребенка, - поясняет Кирдык.

   А что он на невысказанные вопросы ответы раздает?! Возмутительно! Выдергиваю свои пальцы из его ладони. Кир в ответ спокойно складывает свою руку мне на талию. В конце концов, почему виновным сделали одного Налиэля? Если уж на то пошло, он действовал по принуждению. Его вынудили! Его заставили расстаться с семьей. Он должен был по велению своего монарха использовать собственную дочь в неблаговидных целях. И вообще, я его отпустить собиралась. И, между прочим, обещала это. Не моя и не его вина в том, что вместо эльфа в Альпердолион отправился мой брат. Нет, так нельзя.

   И вот я слышу обещание дракона сожрать несчастного борэля и не выдерживаю.

   - Я за него поручаюсь! - кричу на всю поляну.

   - Это как? - изумляется Ллиувердан.

   - Я поручаюсь за этого эльфа. За то, что он будет с нынешнего дня вести тихую и мирную жизнь, не связанную с убийством и шпионажем. Что он не будет вредить ни Зулкибару, ни его союзникам и данникам без отдельного на то моего повеления. Я ручаюсь за борэля Налиэля.

   - Чем? - спрашивает дракон.

   Ох, а чем, действительно? Чем? Короной? Но я не вправе. Чем же?!

   - Что тебе дорого, королева?! - раздраженно восклицает Ллиувердан.

   - Кир? - неуверенно проговариваю я, - отец? Трон? Но я не...

   - Дура! Ты отдашь мне в обучение своего ребенка. Сроком на пять лет, - рычит Ллиувердан и тут же добавляет. - Поручительство принято. Изменению не подлежит. Борэль Налиэль может вернуться домой. В случае нарушения им данного королевой Иоханной обещания он будет немедленно умерщвлен любым удобным для меня или иного исполнителя моей воли способом.