— Еще виски?

— Если я настолько размягчился, как ты говоришь, то больше не надо…

— Тебе и не надо. Это за твою новую должность.

— Погоди минуту. Я еще не согласился.

— Гарт, мне нужно доложить совету попечителей…

— Проклятье, я же сказал тебе, что собираюсь в Стэмфорд на следующей неделе.

— Тебе не хочется переходить в лабораторию Фостера. Ты просто хотел приставить нам к виску пистолет.

— Не рассказывай, чего мне хочется, а чего нет. Я еду в Стэмфорд в следующий вторник. В четверг или в пятницу дам тебе ответ.

— Я если мне надо знать раньше? Гарт колебался какое-то мгновение.

— Мне хочется получить эту должность, Лойд. Ты же знаешь, как долго я ее добивался. Надеюсь, что смогу ее принять. Это все, что я могу сказать тебе сейчас. Я должен поехать в Стемфорд.

— Вот оно что: Стефания. Но, Гарт, и деньги, и престиж должности директора…

— Знаю. И она тоже поймет. Но я должен сделать это для нее. И для себя — я должен время от времени окидывать взглядом большой мир вокруг нас. Я дам тебе ответ на следующей неделе, Лойд. Надеюсь, тебя это устроит.

— Устроит.

Сабрина проснулась от оглушительной перепалки между Пенни и Клиффом, которые бранились и наскакивали друг на друга на кухне из-за подгоревшего тоста. Субботнее утро. Занятий в школе нет. Она зарылась в подушку. Справятся без нее, можно еще немного поспать.

Но Сабрина не могла расслабиться. Что-то было не так, о чем-то ей нужно было подумать. Она услышала, как Пенни и Клифф говорят о яблоневых садах.

— Я соберу сто бушелей, — объявил Клифф.

— Тебе не позволят, — огрызнулась Пенни. — А то другим ничего не останется. И тогда Сабрина поняла, о чем ей нужно подумать. Пенни и Клифф на кухне. Сбор яблок. Суббота, двадцатое октября. В понедельник будет двадцать второе.

«Мы сделаем рентген, — сказал тогда Нат. — И если все будет хорошо, сразу снимем гипс».

Время. Времени больше не осталось. Она открыла глаза. Гарт спал на боку, его лицо было всего в нескольких дюймах от ее лица. Она смотрела на него. Он так спокоен, не сомневается в себе и в том, куда идет. И, несмотря на то, что он не был уверен в ней, сбитый с толку ее неожиданными выходками и сменой настроений за прошедшие недели, он все же был мягким и любящим мужем, хотя она иногда была холодной, язвительной. Он давал ей время, как и обещал, чтобы найти себя.

«И кто же я?» — спросила Сабрина про себя и поняла ответ еще до того, как задала вопрос. Женщина, влюбленная в мужа своей сестры.

Как давно она его любит? Она не знала, это не имело значения. Она чувствовала это теперь настолько сильно, что страсть захлестнула ее, и Сабрина ощутила всепоглощающую радость любви к Гарту, сменившуюся отчаянием. Импульсивно она протянула руку и дотронулась до его лица, погладила сильные высокие скулы и жесткую щетину на Щеках, маленький нерв под глазом, дернувшийся, когда ее палец нечаянно нажал на него. Она отдернула руку, но Гарт уже открыл глаза и наблюдал за ней.

Он увидел любовь на ее лице, но прежде, чем он успел протянуть руки и обнять ее, лицо стало бесстрастным, и он снова смотрел в глаза дружелюбного товарища.

— Доброе утро, — сказал он тихо, не двигаясь. Сабрина беспомощно глядела на него. Все, что он ни делал, было правильно, а все, что она делала, казалось, выходило не так. Молча, она произнесла слова, которые хотела сказать вслух: «Доброе утро, любовь моя», и в это время из кухни послышался оглушительный треск и звеневший триумфом голос Пенни:

— Я же тебе говорила!

Сабрина выпрыгнула из постели. Край ее ночной рубашки зацепился за стул, и она выругалась — она бы давно перестала надевать ночные рубашки Стефании, но в них ей было легче делить постель с Гартом, — а потом набросила халат и выбежала из комнаты.

На кухне Клифф стоял у края озера из апельсинового сока, в котором виднелись островки разбитого стекла. Пенни бросила ему рулон бумажных полотенец, и он держал его перед собой, разматывая в длинную ленту, которая складывалась сама по себе посреди озера, постепенно становясь оранжевой. Когда вошла Сабрина, он взглянул на нее, сосредоточенно нахмурившись, точно так же, как хмурился Гарт, работая за письменным столом над своими бумагами.

— Как ты думаешь, сколько понадобится полотенец, чтобы впитать сок, чтобы я мог потом использовать мокрые полотенца, чтобы собрать осколки стекла и остатки сока, а потом еще сухих для остального? — спросил он серьезно, подчеркивая ключевые слова так же, как отец. Сабрина расхохоталась. Пенни пришла в ярость.

— Почему тебе смешно? — спросила она, и Сабрина поняла, что Стефания не засмеялась бы. Стефания разволновалась бы из-за разбитого стекла, порезанных пальцев, липкой грязи, испугавшись, что дети могут поскользнуться. Но Сабрина видела другую сцену: теплую постель наверху, свою руку на лице Гарта, их взгляд в глаза друг другу, а затем — не слова любви, а звонкий треск разбившейся бутылки апельсинового сока, лента бумажных полотенец в утреннем солнце и Клифф, с его научным подходом к проблеме и лицом — точной копией Гарта.

Она покачала головой, прекратив смеяться.

— Ты права, это не смешно. Как все получилось? Клифф на мгновение поколебался, потом сказал правду:

— Я пытался удержать бутылку на голове.

— Лучший форвард футбольной команды не имеет понятия о равновесии?

Он мрачно пожал плечами.

— Ну, все в твоих руках. Используй столько полотенец, сколько потребуется, сухих и мокрых. Если не хватит, то у нас есть еще в запасе. И никакого сбора яблок для тебя не будет, пока пол не станет чистым.

— Мам! Мужчины не моют полы на кухне! Я соберу стекло и промокну апельсиновый сок, но…

— В этом доме, — спокойно ответила Сабрина, — мужчины моют полы на кухне. — Она пошла к двери, потом обернулась. — Пошли, Пенни. Поговорим о том, какие яблоки будем собирать. — Она обняла Пенни, увлекая ее за собой из кухни, и, посмотрев через плечо, поймала быстрый благодарный взгляд Клиффа за то, что увела зрителей.

Поднимаясь по лестнице, Пенни с любопытством взглянула на нее:

— Что ты имела в виду, — какие яблоки? В самом конце октября есть только один сорт яблок. Сабрина вздохнула. Стефания не рассказала ей много всяких подробностей. Подробностей целой жизни.

— Ты права, — ответила она. — Я, наверное, забыла.

— Каков ущерб? — спросил Гарт из спальни, и Пенни побежала рассказывать, а Сабрина пошла в конец коридора. Здесь дом закруглялся подобно башне, и у изогнутой стены стояла скамья под круглым окном, выходящим на задний двор. Сабрина любила эту нишу, отгороженную от домашней суеты складной ширмой, которую поставила здесь Стефания. Сев на скамейку, она посмотрела в окно на пылающие оранжевые листья сахарного клена во дворе. Сбор яблок. Осень.

В Лондоне, в Париже, в Риме все вернулись из летних путешествий, начинались званые обеды и балы, и в ее «Амбассадор» начнут съезжаться клиенты. Что она здесь делает, планируя провести день в яблочном саду, в то время как ее мир пробуждается с началом нового сезона? Ей так много нужно сделать. Миссис Пимберли, наверное, уже закончила осенние наряды; нужно было подновить прическу; в ноябре приедут клиенты за вещами, которые она еще даже не нашла для них. Это не ее мир. Слова были слишком резкими для мягкого, залитого солнцем дня. Тот, другой мир за океаном не исчез: там жила Стефания, и, независимо от того, какие новости рассказывает она в письмах и по телефону, теперь Сабрина знала лучше, чем когда-либо, сколько мельчайших подробностей составляют жизнь человека — больше, чем, возможно, описать на расстоянии. Что делает Стефания в ее мире? Сколько следов оставит она в качестве Сабрины Лонгворт, по которым предстоит идти Сабрине после возвращения? Что она делает с ее жизнью?

Она почувствовала, как Гарт сел с ней рядом, обнял ее за талию. Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб, в уголки глаз, в кончик носа.

— Доброе утро, — повторил он расслабленным голосом. — Можно ли пойти на кухню и приготовить завтрак? Мысли ее все еще были в Европе.