— Сеньор, я все понял и покажу вам это место еще сегодня. Но мы отправимся туда все же не сию минуту Сначала мы должны набрать достаточно хвороста для костра, а потом сделать заготовки для факелов, если вы хотите хоть что-нибудь там разглядеть среди густой листвы

Начали собирать хворост, но дело шло гораздо медленнее, чем этого хотелось бы доктору Моргенштерну и Фрицу Тогда ученый решил показать всем пример расторопности Шаг за шагом, и он оказался довольно далеко от лагеря, руки его едва обхватывали огромную охапку хвороста Во время этой вынужденной паузы он вдруг неожиданно вспомнил о том, что Херонимо за последние несколько часов не попадался ему на глаза ни разу, и подумал, что надо будет непременно сказать об этом Отцу-Ягуару но, когда вернулся в лагерь оглядев всех собравшихся у костра, обнаружил, что и того тоже нет в их отряде. А также и Прочного Черепа.

— Ох, не нравится мне это, — поделился он со своим слугой выводом, который сделал в результате своих наблюдений, — наверняка они задумали что-то против нас. Ну ладно, это выяснится потом, а пока я больше всего на свете хочу оказаться на том месте, где лежит скелет ископаемого животного. Ну куда же подевался Прочный Череп?

— Да не волнуйтесь вы так! — прошептал Фриц. — Тише едешь, дальше будешь. И вождь сейчас найдется, отошел он куда-то на минутку, только и всего. Я вам другое скажу я не буду принимать участия в раскопках.

— Господи, почему?

— Потому что хочу увидеть это божье создание при свете дня Полюбоваться им как следует, рассмотреть во всех деталях, а ночью что разглядишь? Кучу земли, и больше ничего.

Появились Прочный Череп и Херонимо, державшиеся как ни в чем не бывало. Но это вовсе не успокоило ученого, потому что речь у костра зашла об ужине, а это означало новую задержку Ужинали все с большим аппетитом, но доктору Моргенштерну кусок не лез в горло Нервы его, казалось, были на пределе. И вдруг где-то совсем близко раздался выстрел. Ученый аж подскочил, завопив:

— Кто стреляет? Неужели абипоны?

— Нет, сеньор, — ответил ему Херонимо, — этот выстрел — сигнал к тому, что мы можем идти к тому месту, куда вы так страстно и неудержимо стремитесь. Следуйте за мной, прошу!

Он взял ученого за руку и шагнул в темноту. Остальные тоже взялись за руки Фриц оказался в паре с Прочным Черепом. При свете дня эта процессия наверняка показалась бы кому-то комичной: взрослые мужчины, взявшись за руки, бредут по лесу пара за парой — ну разве не потеха? — однако в действительности это была просто необходимая в данном случае мера безопасности, и более ничего. Вот так они и шли некоторое время, пока Херонимо не произнес во весь голос:

— Сеньор Моргенштерн, прошу вашего внимания! Наступает самый торжественный момент вашей жизни! В день вашего рождения вы стоите на том самом месте, где много тысячелетий назад объект вашей страсти ученого прожил последний день своей жизни и уснул вечным сном! Судьбе было угодно, чтобы он воскрес под вашими руками именно в этот день! Поздравляем!

— Позд-рав-ля-ем! Позд-рав-ля-ем! — повторили остальные.

Вспыхнул огонек справа, потом слева, тут, там, еще и еще… и вот уже весь лес наполнился мерцанием чуть подрагивающих маленьких язычков пламени. Желтоватые, гладкие стволы бамбука умножали эти огоньки тусклыми золотыми каплями отраженного света. Завороженный волшебным зрелищем, Моргенштерн стоял, застыв, как изваяние, не в силах вымолвить ни слова. Но это был еще не предел сказочного ночного торжества в девственном лесу. Вдруг чьи-то сильные руки подняли в небо щит из бамбука, и по буквам, выложенным на нем тоже из бамбуковых веток, стремительно побежало пламя, образовав светящуюся надпись: «С днем рождения!»

— Какое чудо, Фриц, как красиво! — воскликнул доктор Моргенштерн. — Но где, где же он?

— Хм, — пробормотал Фриц, в котором неожиданно взыграла обычно не свойственная ему подозрительность. — Как бы все это насчет скелета доисторического зверя не оказалось розыгрышем Но, Боже мой, что это?

Буквы догорели, погасли маленькие огоньки, но вместо них вокруг вспыхнуло множество мощных факелов, а за ними загорелись два больших костра, между которыми стоял во всей своей красе… полный скелет гигантского доисторического животного! Словно вдруг перенесенный сюда из какого-нибудь знаменитого европейского музея естественной истории. Он опирался на сложную бамбуковую конструкцию. Рядом со скелетом стоял широко улыбающийся Отец-Ягуар, а за его спиной — десять камба. Но Моргенштерн не замечал никого из них. Его широко раскрытые глаза были прикованы к скелету, он протягивал дрожащие руки к воплотившейся вдруг наяву мечте всей его жизни, веря и не веря в то, что видит это не во сне, а наяву Казалось, маленький ученый может задохнуться от счастья, но после глубокого вздоха он все-таки сумел выдохнуть воздух из легких и прошептал: «Me… га… те… рий…»

Произнесенное вслух слово, словно магическое заклинание, сотворило чудо с ним самим — вернуло доктору энергию. Совершив невообразимый прыжок, он в одну секунду оказался у скелета, стал обнимать, целовать его кости… Череп мегатерия он прижимал к своей груди нежно, словно это было его любимое дитя. По лицу Моргенштерна расплылась блаженная улыбка. Фриц, никогда прежде не видевший таким своего хозяина, испугался не на шутку и воскликнул:

— Опомнитесь! Придите в себя! Вы так можете сойти с ума!

Доктор посмотрел на него совершенно спокойно, но словно бы сквозь него, и отрешенно, ни к кому конкретно не обращаясь, чуть-чуть нараспев произнес:

— Дорогой Фриц, я бесконечно счастлив! Ты не представляешь, что значит для меня этот гигантский ленивец!

— Нет, что касается меня, то я не стал бы связывать счастье всей своей жизни с каким-то ленивцем. У меня и самого лени хоть отбавляй.

— Посмотри, какой у него прекрасный, гладкий, круглый череп! — продолжал, не слушая его, ученый.

— Да, он кругленький и, похоже, крепенький, но почему это он такой маленький по отношению к туловищу? Как будто к телу великана прилепили головку младенца.

— Какая форма у его коренных зубов! Они почти идеально цилиндрические!

— Но их у него что-то маловато! У меня и то больше.

— Мегатерию их много и не требовалось. У него, к твоему сведению, не было также резцов и клыков.

— Ага, я понял: в его времена в моде, наверное, была совсем другая пища. Бедняга! Он бы ни за что не выжил с такими зубами сейчас.

— У него были короткие, широкие ступни!

— Ну, короткие, ну широкие — что тут особенного? Не чулки же шелковые ему на них натягивать.

— Какие длинные у него когти!

— Да, пожалуй: если бы и я себе такие отпустил, то уж точно превратился бы в настоящего ленивца.

— А какой огромный! От носа до хвоста в нем по меньшей мере четыре, а в высоту три с половиной метра!

— Ну и что, так ведь именно за эти размеры его и зовут гигантом, что, по-моему, слишком большая честь для него. Лень ему чем-то другим заниматься, наверное, было, вот он и рос во все стороны без всякого удержу.

Наконец нарочитый сарказм Фрица сработал: доктор стал сердиться на него и вышел благодаря этому из действительно дурацкого блаженного состояния.

— Слушай, твое невежество, в конце концов, вызывающе! Ты ни в малейшей степени не представляешь себе всего совершенства и красоты пропорций этого гиганта!

— Вот это правда! Насчет красоты у меня другие понятия. Для меня образец совершенства — розы, и поэтому я никак не могу назвать гигантского ленивца красивым.

— До Всемирного потопа были совсем другие понятия о красоте, понимаешь? Я тебя умоляю, не притрагивайся ни к одной косточке! Ни в одном музее мира нет такого полного скелета доисторического мегатерия.

— О, вам не стоит об этом беспокоиться. Я бы сейчас предпочел совсем другую косточку — с хорошеньким кусочком мяса на ней, и тоже не маленькую!

— Фриц, мне очень жаль, но я вынужден сказать тебе, что ты — идиот. Для науки ты потерян, видимо, навсегда.

— Должен сознаться, если бы вы не интересовались всякими ископаемыми гигантами до такой степени, они бы не значили для меня ровным счетом ничего. Кстати, а что вы станете делать с этим мертвым монстром?