— Где твой напарник? — спросил я его. Он озадаченно обернулся и воскликнул:

— Эфенди, он ехал за мной!

Его обеспокоенность не была ложной. Он действительно считал, что второй хавас скакал позади него.

— Но тогда где же он?

— Исчез, растворился, смылся, испортился! — прокричал он в обычной своей манере.

— Но ты же должен следить за всем, что происходит за спиной.

— Как я могу делать это? Ты разве заметил? Я вернусь, чтобы задержать его!

Он уже собрался осуществить свое намерение. Еще немного времени — и он исчез бы навсегда из поля нашего зрения.

— Стой! — крикнул я. — Ты останешься. У нас нет времени искать этого кретина или ждать, пока ты его изловишь.

— Но он должен ехать вместе с нами!

— Это ты обсудишь с ним позже в Эдирне. А сейчас следуй за нами. Хаджи Халеф Омар, в мое отсутствие не своди глаз с этого онбаши11 — чтобы он старательно выполнял свои обязанности!

Затем я пустил коня галопом и вскоре потерял всех из виду.

Болгарские деревни часто лежат вдали от дороги и незаметны глазу проезжающего.

Каждое из селений, следовавших буквально одно за другим, насчитывало несколько дворов, разделенных покрытыми травой лужайками. Шесть — десять хижин образовывали двор. Эти домишки были вкопаны прямо в землю и увенчаны крышей из соломы, ветвей или же из ивовых прутьев, и тогда они выглядели как большие плетеные корзины. У каждого обитателя деревни было такое убежище. Были также хижины для коров, свиней, овец и кур. И для лошадей тоже. Животные по желанию покидали свои стойла и совершенно свободно бродили по деревне.

Шоссе, как в Западной Европе, здесь не было и в помине. Даже слово «улица» не совсем подходит для того, чтобы как-то обозначить местные средства сообщения. Если вы хотите добраться из своей деревни в соседнюю, вы будете тщетно искать нечто, именуемое тропой или проселком. Тот, кто захочет совершить такое смелое путешествие, должен уметь ориентироваться в пространстве подобно перелетной птице; причем ему придется куда хуже, чем птице, летящей по воздуху, — ведь на земле его постоянно подстерегают куда большие препятствия.

Я пошел на явный риск, когда свернул с дороги, ведущей на Адачалы. Я знал лишь, что Мастанлы лежит на юго-западе, и смело ринулся через глубокие ручьи, неуютные долины и лесистые участки.

Скача между полей и плантаций роз по выжженным солнцем равнинам, я миновал немало деревень пока не настала пора расспросить местных жителей.

За одним из плетней я заметил старика, собиравшего лепестки с розовых цветков. Я подъехал поближе и поздоровался. От неожиданности он испугался, и я поспешил успокоить его. Это подействовало, он подошел.

— Чего ты хочешь? — спросил он, все еще с недоверием оглядывая меня.

— Я нищий, — отвечал я. — Не подаришь ли ты мне одну из небесных роз, ведь твой сад полон этих прекрасных созданий?

Тогда он приветливо улыбнулся мне и произнес:

— Разве нищие ездят на таких лошадях? Я ни разу; тебя не видал. Ты чужак?

— Да.

— И любишь розы?

— Очень люблю.

— Злой человек не может быть другом цветам. Я дам тебе самую прекрасную из моих красавиц — полураспустившуюся. Ее аромат так тонок, будто исходит прямо от трона Аллаха.

Он долго выбирал и потом подал мне два цветка через забор.

— Вот, чужеземец. Настоящий запах исходит только от этих цветков.

— Какой же это запах?

— Аромат табака джебели.

— А ты знаешь его?

— Нет, но слышал о нем. Аллах не разрешает нам познать его. Мы курим здесь только обычный табак.

— Как это Аллах не разрешает?

— Дело в том, что мы очень бедны, — он склонил голову, — ведь я простой сторож и вынужден резать на табак кукурузные листья.

— Но ведь розовое масло такое дорогое!

— Но что толку? Мы были бы не так бедны, но налоги! Правительство своего не упустит. Паши и министры наверняка курят джебели. Вот бы мне его хоть разок понюхать, только понюхать!

— А трубка у тебя имеется?

— Да уж что-что, а это есть.

— Тогда подойди сюда.

Я вынул из сумки мешочек и открыл его. Очень хотелось доставить старику радость. Он не отрывал взгляда от моих рук.

— Какая красивая табакерка. Там что, табак?

— Да. Ты ведь подарил мне две драгоценные розы. А я дарю тебе в ответ табак.

— О эфенди, как ты добр!

Со мной было два или три кисета. Один из них я передал ему. Он поднес его к носу, втянул воздух и произнес, удивленно вздернув брови:

— Но это вовсе не кукурузный табак!

— Нет, это джебели.

— Джебели! Эфенди, ты меня не обманываешь?

— Нет, это действительно джебели.

— Но тогда ты не эфенди, а паша или министр!

— Нет, друг мой. Джебели курят не только в Высокой Порте. Просто я был в тех местах, где он растет.

— Счастливчик! Но ты ведь знатный человек!

— Нет. Я бедный писатель, но Высокая Порта выделила мне немного табака.

— И из этого немногого часть ты отдаешь мне. Аллах отблагодарит тебя. Из какой же ты страны?

— Из немче мемлекети12.

— Это та страна, которую мы зовем Алеманией?

— Да.

— Я еще ни одного немче не видел. Твои соотечественники все такие, как ты?

— Хотелось бы надеяться, что они такие, как мы с тобой.

— А что ты делаешь здесь, в Османлы мемлекети?13 Куда спешишь?

— В Мастанлы.

— Но ты сбился с пути. Тебе надо сначала попасть в Черен, а оттуда — в Деренией.

— Я намеренно свернул с дороги. Мне надо попасть в Мастанлы по кратчайшему пути.

— Для чужеземца это непосильная задача.

— А ты не опишешь мне дорогу?

— Попытаюсь. Взгляни на юго-восток. Вон там, где солнце падает на вершины, — горы Мастанлы. Теперь ты знаешь направление. Ты проедешь через многие деревни, в том числе и Кушукавак. Переедешь через реку Бургас, а там уже на западе будет Мастанлы. Точнее я не могу объяснить. Завтра вечером ты уже сможешь быть на месте.

Меня это позабавило, и я спросил осмелев:

— Ты, наверное, не ездишь верхом?

— Нет.

— Ну а мне надо в любом случае попасть сегодня в Кушукавак.

— Это невозможно. Если только ты волшебник…

— Нет, это не так, но мой конь летит как ветер.

— Я слышал, что бывают такие лошади. И ты хочешь провести эту ночь в Кушукаваке?

— Вероятно.

— Тогда вот что я тебе скажу. Не ищи постоялого двора, а оставайся у моего брата. Шимин-кузнец примет тебя с радостью.

Это предложение могло оказаться для меня полезным. Я ответил ему:

— Спасибо тебе. Во всяком случае, я передам от тебя привет.

— Нет, ты уж остановись у него. Ах, что за запах!

— Нравится?

— Нравится! Не то слово, дым проходит через нос, как солнечный свет через утреннюю зарю. Так душа почившего в бозе возносится на небо. Эфенди, подожди, я дам тебе кое-что с собой. — С несвойственной вроде бы ему резвостью он удалился и тут же появился снова между розовых кустов.

— Эфенди, как ты думаешь, что я держу в руке?

— Не вижу.

— О, это очень маленькая вещица, но такая же ценная, как и твой табак. Хочешь взглянуть?

— Покажи!

— Вот она. — И он протянул мне бутылочку, переспросив снова: — Что в ней? Скажи-ка, эфенди!

— Наверное, розовая вода?

— Вода? Эфенди, ты меня обижаешь! Это розовое масло, какого ты в своей жизни еще не видел!

— Чье оно?

— Как чье? Мое!

— Но ведь ты всего лишь сторож!

— Да, это так, но хозяин разрешил мне засадить для собственных нужд один уголок этого сада. Я нашел лучший сорт и долго его растил. Набрал две бутылочки масла. Одну собирался сегодня продать. Другая — твоя.

— Я не могу ее принять.

— Почему?

— Я ведь не вор и не собираюсь тебя обкрадывать.

— Как это обкрадывать, раз я тебе это дарю?! Твой джебели так же дорог, как и это масло.