21 сентября 1894 года агентство Гавас передало из Рима: роман Золя включен Ватиканом в индекс запрещенных книг. В связи с этим сообщением Золя ответил большой статьей, где расправился со своими злобствующими оппонентами: «В последнее время, — писал он, — в религиозном мире поднялось движение гнева, которое было для меня неожиданностью. Сначала они проявляли ко мне некоторую симпатию, оценив мою умеренность… Но эти люди думают, что лишь они владеют истиной, они не допускают ни споров, ни возражений. Я получил поносные письма, а религиозные газеты изображают меня пожирателем священников и негодяем. Я собрал целую коллекцию любопытных статеек. Все это абсурдно». Теперь Золя без обиняков признает, что Бернадетта — «идиотка и истеричка» и что он, говоря о ней с уважением, скрыл от читателей правду. Он со сдержанной умеренностью писал лишь о том, что видел собственными глазами. Он не обвинял лурдских священников в мошенничестве, — зачем? «Св. отцам Лурда нечего скрывать — глупо думать, что они разыгрывают фальшивые чудеса; это им не нужно — вполне достаточно глупости и слепой веры». Золя признал реальность выздоровлений, — никакого чуда здесь нет, их возможность предсказал даже доктор Шарко. За что же поносят автора «Лурда»? Чем вызвано озлобление церковников и папской курии? Видимо, только тем, что он в своей книге разоблачал грязные интриги св. отцов Лурда, их спекуляции и «тайные драмы», разыгрывающиеся за стенами собора Лурдской богоматери («Матен», 22 сентября).
Книгу, направленную против Золя, опубликовал и А. Лассер («Письма Анри Лассера по поводу романа господина Золя, с приложением документов», 1894), обвинявший автора «Лурда» в том, что он отрицает лурдские чудеса в погоне за дешевой рекламой и популярностью. Золя ответил на эту злобную критику статьей, полной сарказма: когда он работал над романом, его всячески соблазняли, обещая ему, если он признает реальность чудес, тираж не менее пятисот тысяч. «Я не захотел предать свои убеждения, и тираж моей книги оказался весьма средним. В книге моей нет никаких вольтерианских издевок… Я идеализировал Бернадетту, которая на самом деле была лишь несчастной идиоткой. Я разработал мою тему с тем сочувственным критицизмом, которым отмечены труды историков. в XIX веке…» («Эко де Пари», 2 октября 1894 г.). Роман Золя и его статьи, написанные в ответ на критические нападки, вызвали поток книг, сочиненных церковниками, которые понимали необходимость обороняться: аббат Доменек — «Лурд, люди и дела», Феликс Лаказ — «Во имя правды, — в Лурде с Золя (посвящено папе Льву XIII)», аббат Годаль — «Чудо», д-р Монкок — «Исчерпывающий ответ на „Лурд“ Золя» и многие другие. Но Золя не счел нужным продолжать пустую полемику — он был удовлетворен тем, что его роман нанес католицизму чувствительный удар, от которого римская церковь оправиться не могла.
В России «Лурд» был опубликован сразу в нескольких переводах. Синхронно с газетой «Жиль Блас» газета «Свет» (май — август 1894 г.) печатала его фельетонами в переводе В. В. Комарова. Одновременно в том же 1894 году вышли переводы Е. М. Поливановой (М., Университетская типография), Н. А. Шульгиной (СПб., тип. Тихонова), Ю. М. Загуляевой («Вестник иностранной литературы», май — октябрь). Несколько позднее появились еще переводы А. Н. Линдегрен (1899), В. Н. Голенко (1903–1904), Льва Уманца (1906) и ряд других. В советское время были изданы переводы А. Дейча (1929), Т. Ириновой (1953 и 1957).
Царская цензура пришла в негодование от того, что перевод. Е. Поливановой, в отличие от петербургских изданий, был отпечатан в Москве «бесцензурно». Начальник Главного управления по делам печати М. Г. Феоктистов направил 25 августа 1894 года телеграмму в Москву: «Роман „Лурд“ следует задержать», а затем и более подробное отношение: «…предложить переводчице исключить из него те возмутительные места, которые в Петербурге ни один из переводчиков не решился напечатать, и предупредить ее, что без исключения таких мест книга не может быть выпущена в свет». Подробно об этом написал М. Д. Эйхенгольц в статье «Романы „Лурд“ — „Рим“ — „Париж“ и их судьба в России» («Литературное наследство», стр. 584). Здесь, между прочим, рассматриваются тексты подцензурных изданий сравнительно с полным переводом Е. Поливановой. Цензура снимала то, что, как докладывал Московский цензурный комитет 24 августа 1894 года, представляет собой «попытку Золя подорвать веру в чудеса», а также проповедь «неверия в христианство и полнейшей веры в то, что анархисты расчищают путь для новой религии, основанной на разуме и науке».
В сходном духе писали русские церковники. С. Глаголев в статье «Религиозный дальтонизм в изящной литературе» («Богословский вестник», 1894, № 12) утверждал превосходство религии над наукой, ибо, как он писал, истинная цель жизни — «совершенствование при помощи науки для блаженства на небе», и видел ошибку Золя в стремлении противопоставить науку религии. «Книжки недели» опубликовали большую статью Л. Е. Оболенского «Роман о религии и науке», где роман Золя высоко оценивается с точки зрения его художественных достоинств («Архитектонически роман „Лурд“ безукоризнен»), но Золя напрасно перенес центр тяжести на проблему чудес: «…религиозное чувство гораздо шире потребности в чуде». Золя стоит на позиции примитивного материализма XVIII века, он не вник в сложный процесс спиритуалистических поисков современности, проявляющийся прежде всего в развитии немецкой и английской спиритуалистической мысли. Золя пишет о кризисе доверия к науке — это, с точки зрения Оболенского, глубоко неверно: дело не в этом, а в том, что Золя, вульгарно понимая науку, переоценил ее возможности: недаром «он мечтал обратить в науку самое искусство». Крупнейшие мыслители современности — такие, как Г. Спенсер, — признают реальность непознаваемого («Книжки недели», 1894, X, стр. 209–227). Два года спустя, уже после выхода «Рима», появилась большая статья Акима Волынского, мистика, идеолога русского декадентства, в которой автор упрекает французского писателя за то, что «твердой рукой поборника эмпирического знания Золя по-своему разлагает все то, что есть в современном человеке мистического, неразгаданного, таинственного в идейном отношении». По мнению Волынского, Золя принизил религию, понял ее слишком узко, «изгнал из религии все метафизическое». В романе «Лурд» нет людей, а есть лишь «бесформенная груда человеческого мяса», «свиные и собачьи рыла, объятые предчувствием чуда» («Северный вестник», 1898, № 9).
Отношение церковников, мистиков, декадентов, идеалистов разных оттенков к «Лурду» уже само по себе ясно говорит о значении этой воинствующей антиклерикальной книги. Она до сих пор не потеряла своей современности — проблемы, поставленные в «Лурде», еще далеки от разрешения. Лурд продолжает и в наши дни привлекать тысячи верующих паломников. По-прежнему церковь утешительным «хлебом лжи» манит к себе людей. По-прежнему католицизм ищет путей для приспособления к открытиям новейшей науки. По-прежнему актуальны размышления Пьера Фромана и выводы, к которым он приходит в конце романа: «Суеверие ослабляет, отупляет, порок благочестия, передающийся по наследству, порождает униженное, боязливое потомство, народы вырождаются, становятся послушными и представляют собой легкую добычу для сильных мира сего. Этих людей, посвящающих все свои силы завоеванию счастья в иной жизни, обкрадывают, эксплуатируют, разоряют».
Е. Эткинд
