Мы покинули сад. Во дворе стояла Мерсина, душа дворца. Ее руки были измазаны в саже. Она мешала указательным пальцем разогретое в миске масло.

– Эмир, тебе подошли наши комнаты? – справилась она.

Здесь до нее, видимо, дошло, что палец вовсе не заменяет ложку; она быстро его вытащила и осторожно облизала.

– Я сниму их, а также сарай и сад.

– Он уже все заплатил, – сказал довольный ага.

– Сколько? – спросила она.

– Тридцать пять пиастров за первую неделю.

О своем бакшише плут ничего не сказал. Значит, он и здесь был под башмаком у своей Мерсины! Я взял из кошелька еще один цехин и дал его ей.

– Вот возьми, жемчужина радушности! Это первый бакшиш для тебя. Если мы будем довольны тобой, то получишь еще больше.

Она поспешно схватила деньги и сунула их за пояс.

– Я благодарю тебя, о Господи! Я уж послежу за тем, чтобы ты чувствовал себя в моем доме так же вольготно, как на коленях праотца Ибрахима. Я вижу, что ты эмир храбрых воинов, которые чтят женщин и дают им бакшиш. Идите наверх, в ваши комнаты! Я сделаю жесткий рис – пиринч и хорошенько полью его растопленным маслом.

При этом, как бы забывшись, она вновь сунула палец в миску и по старой привычке стала мешать им масло. Ее предложение было крайне заманчиво, но… брр!

– Твоя доброта велика, – отвечал я, – правда, у нас нет времени ее оценить, мы должны сейчас же выйти прогуляться.

– Но ты хочешь, чтобы я приготовила кушанья, эмир?

– Ты ведь говорила, что тебе приходится денно и нощно работать, только чтобы угождать аге, поэтому мы не смеем тебе больше докучать. Кстати, нас часто будут приглашать к столу, ну а если этого не случится, мы закажем еду где-нибудь в трактире.

– Но ты ведь не откажешь мне в торжественном обеде!

– Ладно уж, тогда свари нам несколько яиц, ничего другого нам нельзя сегодня есть.

Пожалуй, это единственное блюдо, которое можно было без опаски вкушать из рук этой «нежной» Мерсины.

– Яйца? Хорошо, будут вам яйца, эмир, – торопливо отвечала она, – но, когда вы их съедите, оставьте скорлупки Селиму-аге, они нужны нам как бокалы, а этот человек был столь неосторожен, что разбил все скорлупки.

Мы зашли на короткое время в наши комнаты, где скоро появился ага с одеялом, коврами и трубками, которые он одолжил у торговцев. Они были новые и поэтому чистые, так что мы могли быть довольны. Позже возникла Мерсина с крышкой от старой деревянной коробки, что должно было означать поднос. Там лежали яйца, наш торжественный обед! Рядом покоились полусгоревшие лепешки и стояла знаменитая миска с маслом, окруженная несколькими яичными скорлупками, в которых лежала грязная соль, грубо помолотый перец и какой-то подозрительный порошок, похожий на тмин. Ножей или ложек для яиц, естественно, не было.

Это лукуллово пиршество, к которому мы пригласили и Мерсину, мы благополучно пережили, после чего она удалилась со своей посудой снова на кухню. Ага также приготовился уйти.

– Ты знаешь, господин, куда я сейчас направляюсь?

– Наверное, об этом я сейчас и сам услышу.

– К мутеселлиму. Он должен узнать, что за благородный эмир появился в нашей Амадии и как с ним обошелся смотритель дворца.

Ага стряхнул с бороды остатки топленого масла, которым наслаждался наедине с Мерсиной, придав себе, таким образом, должный вид, и отправился в путь. Теперь мы остались одни.

– Можно мне теперь говорить? – спросил Линдсей.

– Да, мистер.

– Надо покупать платье!

– Сейчас?

– Да.

– В красную клетку?

– Естественно!

– Тогда едем тотчас же на базар.

– Но я не смогу говорить! Покупать должны вы, сэр. Здесь деньги!

– Мы купим лишь платье?

– А что же еще?

– Немного посуды, она нам нужна. Мы сделали бы доброе дело, если бы подарили ее аге или домоправительнице. Дальше табак, кофе и другие вещи, без которых нам нельзя обойтись.

– Well! Оплачу все!

– Сперва мы воспользуемся вашим кошельком, а уж потом рассчитаемся друг с другом.

– Нет уж, я оплачу все! Договорились?

– Мне можно идти с вами? – спросил Мохаммед.

– Как хочешь. Но, я думаю, тебе лучше как можно меньше показываться на людях. В Спандаре тебя узнали как одного из хаддединов, мы не учли, что ты очень похож на своего сына, в чем меня тамошний староста уверял.

– Тогда я останусь!

Мы зажгли наши чубуки и пошли. Прихожая дома была наполнена дымом, а на кухне кашляла Мерсина. Заметив нас, она мгновенно вышла навстречу к нам.

– Где наши люди? – спросил я.

– Возле лошадей. Ты собираешься уходить?

– Мы собираемся на базар за покупками, не обращай на нас внимания, о хранительница кухни. У тебя убегает вода.

– Пусть убегает, господин. Далеко не убежит!

– Зачем ты варишь пищу в таком большом котле?

– Я варю ее для арестованных.

– A-a! Для тех, кто находится здесь, рядом?

– Да.

– Разве их столь много?

– Нет и двадцати.

– И все из Амадии?

– О нет. Есть несколько провинившихся арнаутских солдат, несколько халдеев, курдов, пара жителей Амадии и один араб.

– Откуда араб? Здесь же совсем нет арабов!

– Его привели из Мосула.

– Что за еду они получают?

– Хлебные лепешки, вот я их и пеку, а в полдень или позже, как мне будет удобно, вот эту горячую пищу.

– Из чего она состоит?

– Это мука, размешанная с водою.

– И кто же ее им приносит?

– Сама я. Сержант открывает мне отверстия в дверях. Ты был хоть раз в тюрьме внутри?

– Нет.

– Если ты захочешь ее посмотреть, только скажи мне.

– Тебе не разрешит сержант!

– Он мне разрешит, ведь я его госпожа.

– Ты?

– Я. Разве я не госпожа его аги?

– Это так! Я поразмыслю, приличествует ли сану эмира посещать тюрьму и тем, кто это разрешит, давать хороший бакшиш.

– Приличествует, господин, и даже очень. Может, ты и смилуешься над арестованными, чтобы им можно было бы покупать у меня кушанья и табак, чего они, к сожалению, не могут делать!

Меня весьма порадовали сведения, полученные здесь, но я соблюдал осторожность и не задавал более подробных вопросов, которыми легко возбудил бы подозрения. Мы позвали Халефа, болюка-эмини и курда из Спандаре, после чего отправились в путь.

Базары как вымерли. Насилу нашли мы маленькую кофейню, где нам подали напиток, очень напоминавший мне по вкусу жженые ячменные зерна. С трудом допив непонятную бурду и заново набив трубки, мы отправились к торговцу платьем. Владелец кофейни описал нам место, где мы легко можем найти все нам нужное. Сделку заключили при молчаливом согласии англичанина и к его явному удовлетворению. Ему досталось одеяние исключительно в красную и черную клетку, и причем за сравнительно низкую цену. Потом мы позаботились и об остальных покупках и отослали их со слугами домой. Курд получил в качестве подарка усыпанный жемчугом мешочек, набитый табаком, который он с гордостью тут же укрепил себе на пояс, чтобы этот признак достатка бросался всем в глаза.

Пройдясь вместе с англичанином по городу, я пришел к убеждению, что эту некогда столь важную пограничную крепость, которой турки и сегодня придавали немалое значение, можно легко захватить врасплох с несколькими сотнями предприимчивых курдов. Та кучка солдат, которых мы встретили, выглядели голодными и больными, а защитные сооружения находились в столь жутком состоянии, что вряд ли могли считаться таковыми.

Вернувшись домой, мы застали там агу, поджидавшего нас.

– Я должен привести тебя к мутеселлиму, – сказал он.

– Привести? – переспросил я, улыбнувшись.

– Нет, просто сопроводить. Я ему все рассказал, а этому смотрителю пригрозил, подержав кулак перед его носом. Аллах защитил его, иначе я мог бы просто убить его!

При этом он сжимал кулаки и вращал глазами.

– Что сказал комендант?

– Эмир, сказать правду?

– Я жду только этого!

– Он не обрадован вашим визитом.

– Вот как! Почему же?