Лес кончился, и передо мной открылась равнина с полями кукурузы и плантациями роз. Оглянувшись, я заметил преследовавшего меня одинокого всадника. Скорее всего, это был тот, что скакал по другую сторону повозки. Наверное, они только сейчас заметили пропажу. Моя лошадь, хоть и несла двоих, скакала так же резво, как и его. Бояться мне было нечего.
Когда я выехал на оживленную улицу, в конце которой находился нужный мне дом, я чувствовал себя совсем уверенно. Вскоре преследователь стал притормаживать и вскоре исчез из виду.
Я остановил лошадь и снял с нее дервиша. Он дышал нормально, сердце билось ровно.
– Али Манах, не притворяйся! Я знаю, что ты жив и здоров! Открывай глаза!
Он наверняка уже понял, в каком положении оказался, и помышлял о бегстве. Глаза он все же не открыл.
– Хорошо. Если ты и умер, то меня это мало беспокоит. Только вот сейчас для проверки воткну этот ножик разок тебе в сердце!
Я вытащил нож. Едва я притронулся кончиком к его груди, он закричал от ужаса:
– Ай-вай! Стой! Ты что, хочешь меня зарезать?
– Живого я убиваю неохотно. Мертвому же нож не принесет ущерба. Если ты не почувствуешь этот клинок, то не убеждай меня в следующий раз, что ты жив!
До сих пор он лежал, распластавшись на земле, сейчас же мгновенно сел. Я спросил:
– Али Манах, скажи-ка мне, куда ты меня вез?
– Туда, где ты был бы в безопасности!
– Это весьма двусмысленный ответ. Кто должен был быть в безопасности и от кого? Я от вас или наоборот?
– Друг от друга.
– Объясни-ка.
– С тобой ничего бы не случилось, эфенди. Мы бы отвезли тебя в такое место, откуда ты бы не сбежал. Вот и все. Отцу нужно было выиграть время, чтобы бежать. Потом мы бы отпустили тебя, невзирая на выкуп.
– Это очень любезно с вашей стороны. А куда же все-таки вы меня собирались доставить?
– Там, в горах, есть караул.
– А, сторожевая башня! Ты думаешь, отец скорее бы убежал, пока я нахожусь в башне?
– Именно так, эфенди.
– Отчего же?
– От того, что ты наверняка знал, куда он направляется.
– Откуда мне это знать, я же не ясновидец!
– Твой хаджи рассказывал, что ты найдешь любой след.
– Мда. Но как бы я нашел в Эдирне след твоего отца?
– Не знаю.
– Ну ладно, Али Манах, теперь-то я могу тебе сказать, что след этот у меня есть. Твой отец с охранником из тюрьмы и Манахом эль-Баршой поехал от Арды на запад. У них две белые лошади и одна гнедая.
Было видно, как он испугался.
– Ты заблуждаешься, заблуждаешься! – быстро проговорил он.
– Нет, не заблуждаюсь. А скоро узнаю еще больше. Где записка, которую вы у меня забрали?
– Какая записка?
– Ты сам взял ее из кармана моей куртки. Надеюсь, она еще цела.
– Я ее выбросил. Там ничего такого не было.
– Нет, напротив, там было очень много любопытного. Давай-ка ее поищем. Показывай карманы!
Он поднялся, сделав вид, будто собирается вывернуть карманы, но едва я протянул руку, он отпрянул и прыгнул к лошади. Я это предвидел. Он еще не вдел ногу в стремя, как я схватил его и швырнул на землю.
– Лежи и не двигайся, иначе я всажу тебе пулю в голову! Твоя прыгучесть хороша, чтобы дурачить зевак в монастыре, но меня этим не проймешь!
На этот раз я беспрепятственно обследовал его карманы, но ничего не нашел. В сумках тоже ничего не было. Тут мне на глаза попался мой кошелек. В нем было несколько золотых монет, мне не принадлежавших, и… записка с тремя строчками на непонятном языке.
Теперь я был полностью удовлетворен. Времени для расшифровки письма у меня не было, поэтому я запрятал бумажку обратно и сказал:
– Я надеюсь, эти строчки содержат важную информацию? Ты, конечно же, знаешь, куда поехал отец?
– Я не знаю, эфенди.
– Не морочь мне голову!
– Он уже уехал к тому времени, когда я вчера прибыл в Эдирне.
– Но ты узнал, куда он поехал! Он едет в Искендерию, где его ждет Хамд эль-Амасат, его брат и твой дядя.
Говоря это, я внимательно следил за его лицом. По нему пробежала тень удовлетворения. Значит, не в Искендерию!
– Это возможно, – ответил он, – но я не знаю. Скажи, эфенди, что ты со мной сделаешь?
– А ты как думаешь?
– Ты меня отпустишь.
– И не мечтай. Ни пешком, ни на лошади.
– Но лошадь – моя собственность!
– А ты – моя, значит, и лошадь тоже моя.
– Ты свободен, я не причинил тебе ничего плохого!
– Ничего? Ты пойдешь со мной в Эдирне, в тот самый дом, где вы меня вчера подловили. Мне очень любопытно узнать, кто там живет. Кади, я думаю, будет меня сопровождать.
– Эфенди, не делай этого! Ты же христианин, а ваш Бог, Иса бен Мариам, говорит вам: «Возлюби врага своего!»
– Так ты относишь себя к моим врагам?
– Я не был твоим врагом, но ты стал моим. Я надеюсь, ты добрый христианин и прислушаешься к словам своего Бога!
– С удовольствием его послушаю!
– Но тогда почему ты меня не отпускаешь, эфенди?
– Именно по той причине, что я слушаю своего Бога. Я так люблю тебя, что просто не могу с тобой расстаться.
– Ты издеваешься надо мной! Я заплачу тебе выкуп!
– О, да ты богат!
– Я – нет, но мой отец – да.
– Он награбил и наворовал свои сокровища. Мне такое богатство не нужно.
– Я дам тебе другое. Ты вернешь свое.
– Мое? Разве ты взял мои деньги?
– Нет, но гонец едет в Стамбул за деньгами. Если ты меня отпустишь, их вернут сию же минуту!
– О, Али Манах бен Баруд эль-Амасат! Ты провертел в Стамбуле все свои мозги! Твой гонец не получит ни пиастра. Человека с таким именем не существует. И перс, которого твой посланник, возможно, найдет, никогда меня не знал.
– Эфенди, так ты нас обманул. Мы не получили бы денег?
– Увы.
– Тогда ты погиб бы!
– Да, я это знал. Но я погиб бы и в случае, если бы вы получили деньги! Однако я заранее знал, что освобожусь.
– И ты повезешь меня в Эдирне как арестованного?
– Только так.
– Тогда отдай мне мои деньги из своего кошелька!
– Зачем они тебе?
– Они мои. Они мне нужны. Мне нужно есть и пить в тюрьме.
– Тебе там дадут, что нужно. Деликатесов там нет. К тому же танцору не вредно и поголодать немного.
– Значит, ты меня обкрадываешь?
– Вовсе нет. Погляди на меня. Во время нападения вы порвали мне одежду, мне нужна новая. Но я не стану тратить на нее твои деньги. Я передам их кади. Зачем танцующему дервишу деньги? Я полагаю, все его сбережения должны принадлежать ордену!
– Я больше не танцую! В монастыре я был временно.
– Да уж, из деловых соображений. Но это меня не касается. Поднимайся. Давай руки! – И я вынул веревки, лежавшие до этого в его седельных сумках.
– Эфенди, что ты делаешь? – спросил он испуганно.
– Хочу привязать тебя к стременам.
– Ты не имеешь права! Ты христианин, а я приверженец Пророка. Ты не хавас. Ты не имеешь права!
– Короче, если добровольно не дашь руки, получишь по голове, а потом я сделаю все сам.
Это подействовало. Псевдодервиш оказался трусом. Я связал ему руки, притянул их к стременам и тронул лошадь.
– А что ты сделаешь с лошадью?
– Передам ее кади. Вперед!
Вот уж не думал, что буду возвращаться в Эдирне таким странным способом! Мы подошли к главной улице, ведущей к знаменитому караван-сараю Мустафа-паши. Нам попадались навстречу люди. Они смотрели на нас с удивлением, но никто не сделал и попытки заговорить.
Чем ближе мы подходили к центру, тем оживленнее становилось на улицах. В первом же переулке я заметил двух хавасов. Коротко объяснив положение, я попросил их сопровождать меня, что они и сделали. Прежде всего нужно было ехать к Гуляму и успокоить друзей.
По одной из улиц среди прохожих я заметил мужчину, который, едва завидев Али Манаха, замер от ужаса, а потом, оправившись от первого страха, удалился быстрым шагом. Знал ли он моего пленника? Лучше всего было бы послать за ним полицейского и арестовать его. А если это невиновный человек? По одному подозрению я не имел права это делать.