Параллельно зданию монастыря шел проход. Туда выходили кельи дервишей; окошки их были обращены во двор. Дверей не было, и из прохода можно было заглянуть в любую комнатенку. Внутри все было примитивно: маленькие подушечки у стен. На них и сидели дервиши в своих похожих на сахарные головы уборах – точно таких, какие носят в наших цирках клоуны. Одни курили, другие наводили туалет для предстоящего танца, третьи просто сидели без движения, погруженные в себя, как статуи.

Отсюда мы направились в павильон, где сначала вступили в четырехугольный зал, а затем – в основной, восьмиугольный. Крышу поддерживали по бокам тонкие высокие колонны, а заднюю стену составлял ряд огромных, раскрытых настежь окон. Паркетный пол был натерт до блеска. Два ряда кресел амфитеатром шли вдоль всех восьми стен зала. Верхние, позолоченные, предназначались для женщин. Совсем вверху было также место для хора. Все кресла были уже заняты, нам досталось место в нижнем ряду.

Комедия божественного содержания началась. Через главную дверь вошли тридцать дервишей. Впереди вышагивал предводитель, старик с седой бородой, в длинном черном одеянии, все остальные были одеты в коричневые балахоны, но на головах у всех были высокие конические шапки. Они трижды медленно обошли зал, а затем уселись на полу – предводитель напротив выхода, остальные справа и слева полукругом. Зазвучала музыка, резанувшая мне по ушам, и песня, которая, по немецкой поговорке, размягчила бы камни и свела бы с ума людей.

Под эти напевы дервиши сделали несколько движений – они клонились со сложенными под себя ногами вправо и влево, вперед и назад, вертели верхней половиной тела как хотели, извивались, делали движения головой, падали плашмя на землю.

Это была первая часть празднества, длившаяся около получаса. Музыка и песни стихли, и дервиши замерли на своих местах. На меня все это не произвело никакого впечатления, турки же все превратились в зрение и слух.

Музыка началась снова, в еще более диком темпе. Дервиши вскочили, сбросили балахоны и остались в белых накидках. Они начали новый танец, за который, собственно, и получили название «танцующие дервиши».

Его можно было назвать не танцем, а вращением. Каждый, оставаясь на месте, вращался вокруг своей оси, стоя на одной ноге. Руки они скрещивали на груди или же простирали перед собой – то вправо, то влево, а то и вперед. Музыка играла все быстрее, и дервиши вертелись все стремительнее. Мне пришлось даже закрыть глаза, чтобы не закружилась голова. Так длилось полчаса, потом один за другим они опустились на пол. Комедия закончилась. Действие она на меня произвела странное – больше смотреть на это не хотелось. Всем же остальным она очень понравилась.

Исла, заглядывая мне в глаза, произнес:

– Понравилось, эфенди?

– Мне чуть не стало дурно, – ответил я двусмысленно.

– Ты прав. Не знаю, как посмотрел бы Пророк на такие упражнения, и вообще насколько все его учение годится для страны османов.

– И это говоришь ты, мусульманин?

– Эфенди, – шепнул он. – Зеница, моя жена, – христианка!

Этим он сразил меня наповал. Храбрая женщина, душа дома – носительница высокой культуры и подлинного божественного сознания! В таком окружении!

Когда мы шли через двор к выходу, я почувствовал на плече чью-то руку и обернулся. Молодой человек, подбежавший ко мне, стоял, улыбаясь.

– Омар бен Садик! Не ожидал тебя здесь увидеть!

– Спасибо Аллаху, что дарит мне возможность видеть тебя! Моя душа стремилась к твоей сотни раз с тех пор, как мы так быстро расстались.

Это был Омар, сын того самого Садика, который вел меня с Халефом через Шотт Джерид и был убит Абу Эн-Насром.

– Как ты попал в Стамбул и что делаешь здесь? – спросил я его.

– Разве ты не видишь, что я хаммаль? Пойдем в кофейню, и я тебе там все расскажу!

Исла бен Мафлей уже слышал о наших тунисских приключениях в Египте и знал имя Омара. Он тоже обрадовался, увидев юношу, и пошел с нами в первую попавшуюся приличную кофейню.

Здесь я узнал долгую историю преследования Омаром своего кровного врага – Абу Эн-Насра.

Счастье улыбнулось ему лишь в Каире – он увидел Эн-Насра на площади Мехмета Али. Он шел за ним по бульвару того же названия до Эсбекие, но упустил из виду. После долгих поисков опять узрел его в порту, но в тот момент, когда Абу эн-Наср садился на пароход, уходивший на север, раис задержал Омара для взимания штрафа, и опять Эн-Наср ушел от возмездия.

Снедаемый жаждой мести, Омар вынужден был признать, что смертельный враг вновь скрылся, но арабский шейх, которому он поведал свою историю, подарил ему скакуна, чтобы тот следовал за судном по берегу. Так он скакал через Терране, Гизу, Надир, Негиле и Дахари до Розетты, но неожиданно понял, что судно пошло по другому рукаву – Дамьетте. Он помчался туда, но преследуемый уже пересел на баржу с зерном и уплыл в Адалию. Омар остался совсем без средств и, чтобы заработать на дальнейшее путешествие, вынужден был задержаться в порту. Наконец ему удалось добраться до Кипра, а оттуда какой-то рыбак взял его с собой на материк. Он ступил на берег в Анамаре и пешком дошел до Селинди и Алайи.

И вот он в Адалии. Но прошло уже много времени, как он потерял след своего врага… Однако закон кровной мести продолжал действовать. Он исходил из интересов самого Абу Эн-Насра и потому решил, что тот подастся в Константинополь, поэтому сам, нищенствуя, двинулся через Анатолию. Шел медленно, в Кютахье заболел – неимоверные перегрузки вывели его из строя на несколько месяцев, и счастьем для него оказалось то, что он нашел приют в одном из монастырей дервишей.

Так он оказался в Стамбуле. Пока что он не нашел никаких следов своего врага, но надежду не терял. Чтобы на что-то жить и что-то сэкономить, он нанялся носильщиком – немалое испытание гордости для свободного араба, а когда я спросил его, сколько он еще пробудет в Константинополе, он ответил:

– Сиди, наверное, скоро уеду. Аллах позволил мне обнаружить одно важное имя.

– Какое же?

– Не говорил ли ты как-то, что этот Абу эн-Наср когда-то звался Хамд эль-Амасатом?

– Говорил.

– Я обнаружил здесь человека по имени Али Манах бен Баруд эль-Амасат.

– И кто же он?

– Молодой дервиш из монастыря, который ты только что посетил. Я побывал там, чтобы поговорить с ним в его келье и все разузнать, но увидел тебя, и на него не осталось времени.

– Али Манах бен Баруд эль-Амасат! – воскликнул Исла так громко, что привлек внимание посетителей кофейни. – Так это же сын того самого Баруда эль-Амасата, который продал мою жену! Я сейчас же вернусь в монастырь и поговорю с ним!

– Не спеши, – сказал я. – Амасат – распространенное имя, вполне может статься, что этот Амасат не имеет никакого отношения к тому человеку. Но даже если и так, нужно быть осторожнее. Может, ты мне позволишь сходить туда?

– Да, эфенди, сходи ты. Только прямо сейчас. А мы тебя подождем здесь.

Я продолжал допытываться:

– А как ты узнал, что дервиша зовут Амасат?

– Я ехал с ним и одним его спутником в конке в Бахаривекей Коди. Они разговаривали, и один назвал другого по имени. Было темно, и я пошел за ними. Они остановились возле одного дома, он был заперт. Они ждали, когда откроют, а когда ворота открыли, там спросили: «Кто там?» Они ответили: «Эн-Наср». Мне пришлось ждать несколько часов, пока они не вышли. С ними были еще несколько мужчин, они входили и выходили, и все они произносили одно и то же слово. Понимаешь, сиди?

– У них были при себе лампы?

– Нет, не было, хотя ночью без лампы ходить запрещено, но рядом не было ни одного хаваса. Я проводил обоих до самого монастыря дервишей.

– Ты точно расслышал слово «Эн-Наср»?

– Абсолютно точно.

Рассказ Омара навел меня на глубокие размышления. Мне вспомнились слова Абрахим-Мамура, когда она связал меня в развалинах Пальмиры. Он считал меня тогда покойником и выболтал много лишнего, в том числе и то, что является главарем шайки убийц. Если это правда, то она должна действовать на территории Турции, а связи иметь в Дамаске и Египте. Константинополь же никогда не был в стороне от преступных троп, а в это время особенно. В последние месяцы здесь часто находили опустошенные квартиры без жильцов – люди бесследно исчезали. В бухте Золотой Рог и в Босфоре вылавливали трупы людей, погибших явно насильственной смертью; в разных концах города вспыхивали пожары, причем дома перед этим грабились, а людей убивали; по улицам шныряли темные личности без фонарей, а когда на них натыкались патрули, завязывались настоящие бои. Однажды взяли целую банду, и султан отправил их в Триполи; через некоторое время капитан судна вернулся и доложил, что потерпел крушение у берегов Триполи; все преступники, бывшие на борту, утонули. Дело закрыли. Через несколько дней «утопленники» появились на улицах города…