– Собака! – вскричал он. – Зачем ты прикрываешь нос? Поскольку Халеф не понимал по-персидски, я ответил сам:

– Ты думаешь, запах этих трупов напоминает нам аромат райских кущ?

Он подозрительно уставился на меня:

– Разве ты не знаешь, что говорит Коран? Он говорит, что мощи умерших пахнут амброй, розами, мускусом, лавандой и можжевельником.

– Это слова не из Корана, а из сочинения Фаридуддина Аттара Пенднама, засеки это себе на носу. И сами вы не забыли закрыть себе нос и рот…

– Это другие, не я.

– Так сначала делай замечания своим, а потом подходи к нам! Нам с тобой больше не о чем говорить!

– Человек! Твоя речь вздорна! Ты суннит. Ты доставил сердечную боль праведным халифам и их сыновьям. Аллах проклянет вас и ниспошлет в самые глубины ада!

Он развернулся и пошел прочь, а я кожей почувствовал всю величину пропасти, образовавшейся между суннитами и шиитами. Этот человек отважился оскорбить нас при тысячах суннитов, что же будет в Кербеле или Неджев-Али, если там откроется, что туда прибыли не шииты.

Я бы с удовольствием подождал, пока не пройдет весь этот бесконечный караван, но осторожность заставила меня сделать иначе. Я уже решил добраться до Кербелы, не вступая ни в какие конфликты, а для этого не нужно было «засвечиваться» у суннитов. Ведь позже меня легко могли узнать. Поэтому мы поскакали назад. Англичанин охотно согласился со мной. Он больше не вынес бы этого одуряющего запаха, и даже выдержанный хаджи Халеф Омар с удовольствием пустился в бегство из «ароматного» тумана, окутывавшего лагерь персов.

Приехав домой, я узнал, что Хасан Арджир-мирза не примкнул к каравану, а последует за ним завтра. Он уже сообщил это решение мирзе Селим-аге, и тот куда-то уехал, чтобы вернуться уже к отъезду мирзы.

Не знаю почему, но мне отъезд аги показался подозрительным. То, что он намеревался увидеть караван, само по себе не было странным, но у меня закралось какое-то смутное подозрение. Он не вернулся к тому времени, когда настало время сна. Халефа тоже не было, он отправился в сад после ужина и до сих пор не вернулся. И лишь ближе к полуночи я услышал тихие шаги возле двери, а минут десять спустя она бесшумно приоткрылась и кто-то встал у моей койки.

– Кто это? – спросил я вполголоса.

– Я, сиди, – услышал я голос Халефа. – Вставай, и идем со мной!

– Куда?

– Тихо. Нас могут подслушать.

– Оружие нужно?

– Только карманное.

Я забрал нож и револьвер и босиком последовал за ним. Он бесшумно двигался к задним воротам и только там надел обувь.

– В чем дело, Халеф?

– Поспеши, эфенди! Я все расскажу тебе по дороге.

Он открыл ворота, и мы выскользнули из сада, неплотно прикрыв за собой створки ворот. Я удивился, увидев, что Халеф устремился не в город, а в южную сторону, но предпочел смолчать. Наконец он обратился ко мне:

– Господин, извини, что поднял тебя среди ночи. Но я не доверяю этому Селим-аге.

– А что с ним такое? Я слышал, как он вернулся незадолго до тебя.

– Позволь мне рассказать. Когда мы вернулись из лагеря, и я поставил лошадей в стойло, то встретил там толстого слугу нашего хозяина. Он был очень зол и шипел, как пустынная лисица, от которой ускользнула ящерица.

– По поводу чего же?

– По поводу мирзы Селим-аги. Тот отдал распоряжение оставить ворота открытыми – видимо, собирался вернуться поздно. Я не стал следить за мирзой, поскольку ты не велел мне, сиди. За ним проследил слуга и заметил, что тот пошел не в город, а на юг. Что было там персу нужно? Эфенди, ты простишь мне любопытство. Я вернулся домой, помолился, поужинал, но ага не выходил у меня из головы. Вечер был так хорош, звезды светили, и мне захотелось того же, чего и are – пойти прогуляться в том же направлении, что и он. Я был совершенно один, думал о тебе, о шейхе Малеке, дедушке моей женушки, о Ханне, цветке среди женщин, и за этими сладкими мыслями не заметил, как забрался довольно далеко от дома. Я оказался перед какой-то стеной, в ней был пролом, я залез туда. Пошел дальше и оказался среди деревьев и крестов. То было кладбище неверных. Кресты блестели в свете звезд, и я тихо брел дальше, ибо негоже беспокоить усопших громкими шагами. Тут я заметил какие-то фигуры, сидящие на камнях. Это были вовсе не духи, поскольку они курили чубуки, и я слышал их разговоры и смех. Это были явно и не городские жители, на них были персидские одежды, но среди них были и арабы, а неподалеку я услышал стук переступающих копыт – лошади были привязаны за изгородью.

– Ты слышал, о чем говорили эти люди?

– Они сидели довольно далеко от меня, и я разобрал лишь, что речь шла о какой-то большой добыче, на которую они рассчитывали, и что остаться в живых должны только двое. Потом я услышал подобострастный голос, что они должны остаться здесь, на кладбище, до утра, и тут поднялся другой и попрощался с ними. Он подошел ближе, и я разобрал, что это ага. Я последовал за ним до дома, но подумал, что лучше будет разузнать, что за люди были на кладбище, и разбудил тебя.

– Ты думаешь, они до сих пор там?

– Думаю, да.

– Это, наверное, английское кладбище. Я помню его по первому посещению Багдада. Туда можно добраться довольно незаметно.

Так мы и сделали и скоро оказались перед брешью, которую проел в стене кладбища всеразрушающий зуб времени. Здесь я отправил Халефа назад, чтобы он прикрывал мой отход, и пошел к цели. Кладбище лежало передо мной как на ладони. Не было ни ветерка, и ни один звук не нарушал тишину ночи. Мне удалось незаметно пробраться до северного входа, который был открыт. Я тихо вошел и сразу услышал ржанье. Лошадь явно принадлежала бедуину, поскольку только их кони предупреждают об опасности особым выдуванием воздуха через ноздри. Это ржанье могло мне сильно навредить. Я быстро перебежал на другую сторону, залег в траву и пополз вперед.

Скоро я заметил, что впереди что-то белеет. Этот белый цвет был мне знаком – так белеют арабские бурнусы. Я насчитал шесть человек, все арабы спали. Перса среди них не было. Но Халеф не мог ошибиться. Персы или лежали дальше, или уже ушли с кладбища. Чтобы убедиться в своей догадке, я пополз дальше и дополз до лошадей, но людей дальше не обнаружил. Несмотря на то, что я подобрался к лошадям с другой стороны, они снова забеспокоились, но мне обязательно нужно было их сосчитать. Насчитал семь. Шесть арабов были налицо. Где седьмой?

Едва я задал себе этот вопрос, как был мгновенно придавлен к земле человеком весом в центнер, не меньше, при этом он зарычал, как лев, будя остальных. Наверное, он стоял на часах возле лошадей. Вступать в борьбу? Или спокойно сдаться, чтобы узнать, что это за люди? Ни то и ни другое! Я рванулся вверх, а потом снова на землю, так что нападающий оказался подо мной. Наверняка он ударился головой, так как тело его обмякло, а я метнулся к выходу. Но сзади услышал топот преследователей. К счастью, на мне была только легкая одежда и со мной револьвер, а не ружье, поэтому им не удалось догнать меня.

Возле бреши в стене я достал револьвер и дважды выстрелил, конечно же, в воздух, а когда и Халеф разрядил свои пистолеты, фигуры мигом растаяли в темноте. Через несколько мгновений мы услышали, как они поскакали прочь. Кладбище снова утонуло в тишине.

– Тебя заметили, сиди?

– Да, хотя в лицо не узнали. Арабы оказались умнее, чем я предполагал. Они выставили часового, он-то меня и засек.

– Аллах керим! Дело могло плохо кончиться, ведь эти люди собрались здесь с нечестными намерениями. Тебя преследовали только арабы?

– Персов, которых ты видел, с ними не оказалось. Тебе не показался знакомым тот предводитель, чей голос ты слышал?

– Было довольно темно, я не узнал его, к тому же он сидел среди остальных.

– Тогда этот наш поход был напрасен, хотя я почти уже поверил в то, что оказался рядом с преследователями Хасана Арджир-мирзы.

– Они могли здесь затаиться, сиди?

– Да, после нападения они двинулись куда-то на запад, но легко могли предположить, что Хасан поедет в Багдад. И, возможно, проскакали через Джумейку, Кифри и Зентабад на юг. Мы же не можем из-за женщин так быстро продвигаться вперед.