— Форма Духа, а рядом — ножи убийц, павших от его пули. Их уже двадцать шесть. Но когда же я открою того, кто больше всех остальных заслужил смерть? Может быть, никогда! Хо! Но я еще надеюсь, потому что совесть злодея опять и опять гонит его к месту преступления… А теперь я должен отдохнуть хоть четверть часа.

Он бросился на шкуры и закрыл глаза, однако не смог заснуть. Картины бурных событий проносились перед взором этого молодого человека!

Через полчаса вошла негритянка Санна и сообщила ему, что бурдюки наполнены. Лис вскочил с ложа и поднял одну из лежащих на полу шкур. Под ней было маленькое потайное углубление, в котором стоял обитый жестью ящичек. Лис взял оттуда боеприпасы и заполнил ими висящий у пояса подсумок. Потом он поднялся по лесенке к потолку, чтобы заластить мясом. Сделав все это, Лис вышел к озеру, на берегу которого лежали восемь больших, заполненных водой кожаных бурдюков, связанных по два широким кожаным поясом и несколькими ремнями. Благодаря таким бурдюкам с водой Лис уже спас от смерти многих заблудившихся путников.

У озерка, рядом с бурдюками, стояли пять лошадей. Одна из них была под седлом, которое Лис снял с усталой вороной, другие должны были везти бурдюки, причем пояс у каждой протягивался по хребту, а бурдюки свисали направо и налево; груз еще укреплялся ремнями. Лошади были связаны между собой: уздечка одной привязывалась к хвостовому ремню другой; верховая лошадь шла первой. Покончив с экипировкой каравана, Кровавый Лис забрался в седло.

Негритянка опытной рукой помогала ему в сборах. Ей это было не впервой. Потом она сказала:

— Масса Лис едва приехал, а уже снова летит навстречу опасности! Что станет с бедной старой Санной, когда массу Лиса однажды подстрелят и он больше не вернется?

— Я вернусь, милая Санна, — ответил он. — Моя жизнь находится под могучей защитой. Если бы это было не так, то меня давно бы не было в живых, поверь мне!

— Но Санна всегда так одинока! Совсем никого, с кем бы ей можно было поговорить — только лошади и попугаи, да портрет маленького Боба.

— Ну, может быть, на обратном пути я прихвачу с собой компанию. Я встречусь с людьми, которым охотно покажу свой дом, хотя до сих пор я скрывал его. Есть там один негр, которого зовут Бобом, точно так же, как твоего милого малыша.

— Негр Боб? О, Иисусе! А мать его не звали Сусанной, короче — Санной?

— Я об этом не знаю.

— Не продавали ли его из Теннесси в Кентукки?

— Я его не спрашивал.

— А что, если он окажется моим милым малышом?

— Что на тебя нашло! Тысячи негров носят имя Боб. Как можешь ты думать, что этот — именно твой малыш?! Оставь такие мысли! Может быть, он приедет со мной, и тогда ты сможешь сама с ним поговорить. Прощай, Санна. Хорошенько смотри за вороной!

— Прощайте, масса! О, Иисусе, вот Санна опять осталась одна! Привези с собой негра Боба, привези!

Он ободряюще кивнул ей и, приведя свой маленький отряд в движение, быстро скрылся за деревьями.

Кипарисы, сосны и сикоморы у воды были очень старыми деревьями. Миндаль и лавр насадил Кровавый Лис, так же как и рощицу каштанов и апельсиновых деревьев, сквозь которую он теперь скакал. Потом пошли заросли густых, быстро растущих кустов — они должны были сдерживать ветер и песок перед маленьким оазисом. Молодой человек провел сюда от озерка узкие канавки, предназначенные для обводнения почвы, потому что там, где влаги в почве не хватало, кусты быстро сменялись стелющимися видами кактусов, за которыми шла уже голая, лишенная растительности песчаная поверхность Льяно.

Подъехав к окраине оазиса, где он мог развить большую скорость, Лис перевел свой отряд в галоп и вскоре исчез маленьким темным пятнышком на далеком горизонте.

В половине дневного перехода от дома со страстоцветами, к северо-западу от него, в обеденное время того же дня двигался в северо-восточном направлении отряд всадников. Впереди скакали Виннету и предводитель команчей, за ними — Охотник за медведями со своим сыном, потом следовали друг за другом Бен Новая Луна, Портер, Блаунт и Фолсер, а замыкали строй команчи.

Они ехали в полном молчании; можно было подумать, что как будто за каждый сорвавшийся с губ звук должен был заплатить жизнью одни из них. Глаза задних воинов хотя рыскали по линии горизонта, но чаще всего были обращены к обоим вождям, особенно к Виннету, который сидел в седле, низко наклонившись, отчего мог внимательно изучать следы, по которым шел отряд.

Этот след оставили братья Корхето, и вел он в Ложбину Убийц.

Вдруг Виннету резко остановил лошадь и спрыгнул на землю. На мелком песке появилось больше следов, чем прежде. Похоже было, что здесь всадники кружили на лошадях.

Остались следы не только от копыт, но и от человеческих ног. Всадники, побывавшие здесь, спешились, чтобы как следует рассмотреть кем-то до них оставленные следы.

Пока отряд ожидал, Виннету тщательно изучал каждый отпечаток на этом истоптанном месте. Потом медленно, нагнувшись вперед, прошел направо. Вернувшись, он обратился к вождю команчей, но его слова могли слышать все:

— Здесь оба беглеца наткнулись на более ранние следы и остановились, чтобы их прочесть. Следы оставили пять лошадей, связанных вместе, одна за другой. Если бы на этих животных сидели всадники, их бы не связали. Значит, в этом отряде на пять лошадей приходился только один всадник. Он сидел на передней лошади. Этот всадник со своим караваном проезжал здесь три часа назад. Оба белых, которые называли себя мексиканцами, встретили его след два часа назад и поехали по нему. Мой брат-команч сам может внимательно рассмотреть следы. Частично они еще сохранили резкие края, но по большей части края уже обвалились. Он тоже скажет, что двое белых были здесь самое большее два часа назад. Самым старым следам не более трех часов.

Команч соскочил с лошади, тоже собравшись изучить следы. Сделав это, он согласился с мнением Виннету.

Теперь спешился и Бауман, Охотник за медведями. Низко наклонившись к земле, он медленно обогнул площадку, потом тоже свернул направо, пройдя, пожалуй, даже дальше Виннету. Там он присел, пожелав более тщательно осмотреть грунт. Потом он подал Виннету знак, а когда тот подошел к нему, сказал, показав песок:

— Вождь апачей должен увидеть, что одинокий всадник здесь спешился. Почему он это сделал?

Виннету посмотрел на уходящие вправо следы и ответил:

— Этот человек был бледнолицым, как я вижу по следам, и он молод. Из его бурдюка вытекала вода. Дальше следов воды не видно. Значит, здесь он спрыгнул с седла, чтобы покрепче завязать кожаный мешок, из которого вытекала вода.

— Мой краснокожий брат думает, что протекал только один бурдюк?

— Только один, а всего таких мешков у него было восемь. Каждая лошадь несла по два; всего лошадей было пять, но на одной находился всадник — значит, в поводу за собой он вел четыре лошади с восемью бурдюками.

— Зачем ему столько воды? Для себя и для одной лошади столько не нужно.

— Конечно, не нужно. Значит, он скакал к месту, где вода необходима многим. Либо это был гриф, который должен был напоить других хищников, либо — порядочный человек, который взял на себя труд доставить воду другим честным людям. Он должен знать, что такие люди в пустыне есть. Кто бы это мог быть?

— Видимо, тот самый переселенческий караван, на который собираются напасть грифы?

— Пожалуй, мой брат догадался. Нам надо опять сесть на лошадей и немедленно отправляться в погоню по двойному следу.

Они опять оказались в седлах и торопливо поскакали по следам, ведшим уже не на северо-восток, а точно на север.

Под копытами лошадей был песок, ничего, кроме песка, на котором очень отчетливо вырисовывались следы. Лишь изредка всадников выносило на обнаженные скалы; по большей же части Льяно походило на дно огромного озера, высохшего многие сотни или даже тысячи лет назад.

Время от времени справа и слева вдали, у самого горизонта, появлялись серо-бурые полосы, отмечавшие густые заросли кактусов, через которые никто не мог проехать.