– Док, разве я просил вас считать мои деньги? – резко прервал европеец Айюб-хана. – Я хочу услышать – есть ли у больного надежда?

– Дело в том, сэр, что при краткосрочной и долгосрочной памяти в человеческом мозге происходят разные процессы. – Врач явно смутился от его тона. – Так вот, процессы и связи, обеспечивающие долгосрочную память, у пациента полностью нарушены. Но все в руках Аллаха, сэр…

– Не понимаю, Метлоу, вашего интереса к этому русскому офицеру, – подал голос Али-хан.

– Приберегите красноречие, Али-хан, оно вам скоро пригодится! – Метлоу бесцеремонно повернулся к нему спиной и снова обратился к Айюб-хану: – Вы все еще не ответили на мой вопрос, док.

– Определенно сказать, восстановятся ли у нашего пациента нарушенные при травме мозга связи, я, увы, не могу, – развел руками тот.

– А кто может сказать определенно?

– Думаю – никто.

Внезапно больной дотронулся до руки европейца.

– Мне знакомо ваше лицо, но я не могу вспомнить, кто вы, – морща лоб, произнес он по-английски. – Еще я никак не могу вспомнить, кто – я. Может быть, вы это знаете?..

– Видите, Метлоу, он помнит английский, но совершенно не помнит, кто он, – вставил Али-хан. – Все за то, что возиться с ним дальше не имеет смысла…

Европеец смерил его ледяным взглядом и повернулся к больному:

– Имя Джордж Айвен Метлоу вам ничего не говорит? Метлоу. Слышите, Метлоу?.. Это меня зовут Джордж Метлоу… Помните меня?..

– Не помню…

Метлоу властным жестом показал братьям на дверь:

– Прошу прощения, господа, у меня конфиденциальные вопросы к больному. – Когда те вышли, он плотно закрыл дверь, пустил из крана умывальника шумную струю воды и спросил, перейдя на русский: – А имя Алан, Алан Хаутов тебе знакомо?

– Не знакомо, – тоже по-русски ответил больной.

– А Ваня Бурлак?.. Сашка Силин?..

– Не помню…

– А капитана Савелова помнишь?

– Савелова? – больной наморщил лоб и бессильно откинулся на подушку. – Нет… Не помню такого капитана…

– А Сармата, майора Игоря Сарматова, помнишь?

– Кто это?

– Ты!.. Ты русский майор Сарматов!

– Что такое – русский?

– Национальность. Майор Игорь Сарматов, русский по национальности. Это ты.

– Я не понимаю твоих слов!

– Ну, Сармат, вспомни! Ну же, вспомни свою Россию! Вспомни синее небо, белоствольные березы! Тихий Дон свой вспомни!

Но Сарматов, как ни пытался, вспомнить ничего не смог. Слабым от неимоверного напряжения голосом он прошептал:

– Я ничего не могу вспомнить. Даже того, как я сюда попал.

– Твоя страна Россия послала тебя воевать в другую страну.

– Воевать?.. Зачем?..

– Сложно объяснить… Но та война уже закончилась, и русские войска ушли в свою страну.

– Кишлак… Разрушенный кишлак помню… Стреляет что-то черное с неба – помню… Люди на тропе, падают – помню… Какую-то грязную пещеру – помню…

– А людей в пещере? – вскинулся Метлоу. – Пленного американского полковника помнишь?..

– Не помню! – прошептал Сарматов и, роняя со стоном отрывистые слова, сжал голову руками: – Какие-то обрывки… Очень яркое качающееся солнце… Огненный шар на струях воды помню… Белобородого старика… Еще одного старика. Но он в крови?.. Почему он в крови?.. Ответь же мне!

– Вспоминай, вспоминай сам, Игорь! – тряс его за плечи Метлоу. – Что тебе сказал белобородый старик? Ну, ну, вспоминай?

– Да, да, белобородый старик что-то такое сказал… Что-то очень важное. Не могу вспомнить, что… Шакалов в темноте помню… Шакальи глаза… Женщину с белыми волосами и синими глазами помню, но не помню, кто она, – с отчаянием прошептал Сарматов и бессильно упал на подушку.

Метлоу с состраданием провел ладонью по его отрастающим волосам, скрывающим следы страшных ран на голове.

– Оставьте меня, – прохрипел тот по-английски сквозь стиснутые зубы. – Пожалуйста, оставьте…

Не скрывая огорчения, Метлоу прошел в кабинет Айюб-хана, где, кроме самого доктора, находился и Али-хан.

– Док Айюб, есть ли смысл пациенту продолжать лечение в вашей клинике? – спросил он от порога. – Прошу ответить прямо.

– Мне жаль потраченных вами денег, Метлоу, но русский майор безнадежен, – ответил за брата Али-хан. – Разумеется, мы можем оставить его при клинике. Он будет выполнять какую-нибудь черную работу по хозяйству и тем самым отрабатывать свою миску чечевичной похлебки. Кстати, нашим собакам она очень нравится. – Он засмеялся. – Представь себе, полковник, они даже грызутся из-за нее.

– Это все, что вы можете ему предложить? – смерил его гневным взглядом Метлоу.

– Сочувствую, сэр, тем более что его дальнейшее лечение будет обходиться вам гораздо дороже, чем прежде. Кроме того, есть необходимость обговорить с вами другие проблемы…

– Яснее, пожалуйста, – поднял на него глаза Метлоу.

– Риск, которому мы с братом подвергались, скрывая русского офицера в нашей клинике, также должен быть вознагражден.

– Во сколько вы его оцениваете?

– Э-э-э… По крайней мере, сумма, разумеется, в долларах, должна быть не меньше той, которую мы от вас получили за прошедшие полтора года…

– Не меньше? – переспросил Метлоу и усмехнулся. – Это я могу понять, а вот радости по поводу того, что мой подопечный безнадежен, не понимаю.

– В Коране сказано: «Если Аллах хочет наказать грешника больнее, то отнимает у него память». – Тонкие губы Али-хана растянулись в злой улыбке. – Я не люблю русских, коллега.

– А вот в Библии сказано: «Если Бог хочет наказать грешника, то отнимает у него разум», – оборвал его Метлоу. – Разве пакистанской разведке неизвестно, что я тоже русский?

– О, полковник! – поплыли маслом глаза Али-хана. – Вы – другое дело, вы родились в Штатах, а я о русских из России – о красных русских.

– О красных русских мы поговорим позже, а сейчас я хочу услышать наконец от доктора Айюб-хана, есть ли у пациента хоть ничтожный шанс обрести память?

– Сожалею, сожалею, господин Метлоу, что не оправдал вашего доверия, – склонился в подобострастном поклоне Айюб-хан. – Однако уверяю в полном моем почтении к вам и к вашей великой стране…

– Отвечайте прямо, черт подери вашу восточную церемонность!

– Я всего лишь провинциальный врач, – смешался от резкого тона Метлоу Айюб-хан. – Но уверяю вас, что современная медицина в данном случае бессильна…

– В одном английском журнале я как-то прочитал, что японский профессор Осира добивается поразительных результатов с подобными пациентами. Вы не слышали о нем? – внимательно посмотрел на него Метлоу.

– Профессор Осира? – переспросил Айюб-хан. – Никогда не слышал о таком. Каковы же его методы?

– Психические и гипнотические воздействия на мозг больного и тайные восточные знахарства, не признаваемые европейской медициной.

– Восток всегда кишел шарлатанами, – отмахнулся пухлой ладошкой Айюб-хан. – Кстати, этот ваш Осира, он практикует в Японии?

– Советую и вам, док, стать его пациентом, – не удержался от саркастической усмешки полковник. – Как же можно было забыть, что пять лет назад вы два месяца стажировались у профессора Осиры в Гонконге? А ведь, по моим сведениям, он щедро делился с вами тайнами целителей Юго-Восточной Азии, не так ли?

– О-о, сэр!.. – Смуглое лицо Айюб-хана пошло красными пятнами. – Вот вы о ком!.. О том сумасшедшем… Я, признаться, думал, что старого самурая давно нет в живых.

Метлоу смерил его насмешливым взглядом и повернулся к Али-хану:

– Итак, коллега, не мог бы ваш забывчивый родственник совершить еще одно путешествие в Гонконг с интересующим меня пациентом? Разумеется, за хороший гонорар в долларах.

– Мы с братом обсудим эту проблему, – важно ответил Али-хан, пренебрегая протестующими знаками побледневшего Айюб-хана.

– Господин полковник! – панически выкрикнул тот. – У меня большая семья… На мне клиника… Больные… Ко всему прочему, я собираюсь баллотироваться в парламент нашей страны…

– Вы серьезно? – повернулся к нему американец.