Они уже давно углубились в суровую чащу леса, где не было ни дороги, ни тропинки. Под ногами шелестела мокрая листва и хрустели сухие сучья. Вокруг летала разнообразная мошкара, не успевшая уйти в зимнюю спячку.

Неожиданно раздался хриплый голос Макарыча:

– Вот он, паразит! Лови поскудыша, братцы!

Все с гиканьем бросились куда-то вперед, как будто только того и ждали. Мовсар вытянул шею, но не сразу сообразил, что произошло. Сначала он увидел серую трансформаторную будку на краю оврага, а затем небольшую мужскую фигуру, мелькавшую среди деревьев.

– Что там? – спросил Мовсар у одной из баб, которая не спешила принимать участие в охоте.

– Да Витька, людоед, опять ток от нашей будки к себе тянет, – ответила та и хлопнула себя по щеке, убив надоедливого комара.

– Куда это к себе? – удивился Мовсар, оглядывая безлюдный лес.

– Да черт его знает, – пожала та плечами. – Он вроде как здесь и живет. Землянка у него тут или еще что. Ну вот он от нашей будки себе электричество и забирает. Наши мужики только провод евойный обрежут, а он уже новый тянет. Где он только их достает… Хотели выследить, да хитрый гад, как зверь, – он тут каждую ложбинку знает. Но теперь точно не уйдет.

И действительно – через несколько минут с противоположной стороны оврага показались запыхавшиеся кондрашинские мужики. В их руках, словно большая пойманная рыба, бился Витька. Его подтащили к будке и бросили на землю. После чего обступили жертву плотным кольцом, чтоб не убежал.

– Гляди, Макарыч, какого зверя заловили, – сказал довольным голосом один из мужиков.

Сравнение со зверем неожиданно пришлось к месту – стоявший на четвереньках Витька и вправду был похож на какого-то зверя. Сходство усиливалось тем, что он ничего не говорил, а только скалился и испуганно бегал глазами по лицам кондрашинцев, видимо, пытаясь понять, что же ему грозит. На его то ли смуглом, то ли грязном лбу блестел пот. Свалявшиеся в один большой колтун волосы были похожи на огромный клоунский парик.

– Ты чего это, Витька, выблядок драный, кабель наш пиздишь? – максимально дружелюбно начал Макарыч.

– А вам-то что? – несколько нагло для своего положения огрызнулся Витька. – Большой урон, что ли?

– Урон-то, может, и небольшой, – сказал Макарыч. – Но обидный. С какого такого бодуна мы должны за твое электричество платить, а?

Витька ничего не сказал, только поднялся на ноги и засопел носом.

– Может, закопать его? – предложил Коля Прудников.

– Закопать всегда успеется, – вздохнул Макарыч, словно закапывание людей в Кондрашине было процедурой привычной, но приевшейся и неэффективной.

– Как же тебя, Витька, наказать, чтоб тебе впредь неповадно было наш кабель коммуниздить?

Витька предпочел разумно промолчать.

Макарыч затянулся сигаретой и задумался. Затем неожиданно повернулся к стоявшему рядом Петру:

– А скажи-ка нам, Петр, сколько там у тебя натикало?

Петр стащил пояс с шеи и посмотрел на дисплей.

– Минут восемь еще есть.

– В самый раз, – кивнул Макарыч. – Дай-ка сюда ремень ентот.

Витька испуганно уставился на черный пояс, пытаясь раскусить скрытый смысл готовящегося наказания.

Макарыч приказал мужикам взять провод и связать им Витьке руки и ноги. Те бросились исполнять приказ. Витька сначала брыкался, но потом понял, что бесполезно, и затих. Затем его поставили на ноги. Макарыч подошел к нему и неторопливо, почти торжественно повязал ему пояс, словно принимал Витьку в пионеры. Затянул потуже пряжку и, довольный результатом, отошел. Перетянутый по рукам и ногам проводами и с мигающим дисплеем на животе Витька был похож на большую пиротехническую игрушку.

– Чё это? – спросил он, испуганно таращась на мигающий дисплей.

– Это бомба, – сказал Макарыч. – Ты теперь, Витька, вроде этого… шахида. Ты только шибко не дергайся, а то пизданёт раньше времени. И не прыгай, а то нам циферки надо видеть.

– Вы что?! – закричал, не выдержав, Мовсар и стал продираться сквозь толпу. – Вы же живого человека убить собираетесь!

– Ишь ты жалостливый какой, – едко усмехнулся Макарыч. – А ты зачем в Москву ехал? Рыб глушить?

Мовсар растерялся. Он действительно вез в Москву бомбу, и та действительно должна была убить людей. Но… разница все-таки была. В случае теракта убийство было бы осмысленным, то есть, несмотря на всю свою жестокость, оно имело бы некую, пускай и призрачную, но цель. В данном же случае убийство было лишено всякого смысла. Если, конечно, не считать того, что после взрыва Витьке действительно «будет неповадно» «коммуниздить» электричество. Ибо после смерти вообще довольно трудно что-либо «коммуниздить». Но пока Мовсар соображал, как лучше выразить эту нехитрую мысль, про него уже все забыли. Тем более что Витька стал орать нечеловеческим голосом и скакать, как заяц, пытаясь стянуть с себя пояс и ослабить крепко затянутые на запястьях и лодыжках провода.

– Надо бы его по голове ударить, чтоб не дергался, – мрачно заметил старший Прудников.

– Не надо, – ответил Макарыч. – Зачем человека зря калечить?

Тут Витька сделал несколько скачков в сторону кондрашинцев, и те с веселым визгом бросились врассыпную. Со стороны это напоминало какую-то детскую игру.

Мовсар решил прекратить издевательство и даже сделал несколько нетвердых шагов по направлению к Витьке, но его намерение быстро пресекли братья Прудниковы, встав у него на пути.

– Будешь дергаться, привяжем к Витьке, – сурово сказал один из них.

Мовсар махнул рукой и отступил.

Витька тем временем продолжал отчаянно верещать и прыгать. При этом он периодически терял равновесие и падал, но всякий раз, изогнувшись всем телом, упрямо вставал на ноги и возобновлял свою безумную пляску. Толпа, теперь уже на безопасном расстоянии, с молчаливым интересом наблюдала за этими телодвижениями, напоминающими какой-то шаманский танец.

– Ишь как надрывается, бедный, – сочувственно сказала какая-то бабка в проеденной молью шали.

– Да уж ясное дело, – ответила ей соседка, – с бомбой-то на поясе еще и не так заскачешь.

Наконец Витька понял, что его нелепые прыжки нисколько не ослабляют затянутые провода и решил сменить тактику. В отчаянии он подскочил к трансформаторной будке и, повернувшись к ней спиной, стал тереться связанными сзади руками об острый угол ржавой двери, видимо, надеясь таким образом перерезать провод. Пот и грязь давно превратились на его лице в какую-то сплошную маску. Белки глаз светились безумием. Время взрыва неумолимо приближалось, но разобрать что-либо на дисплее было невозможно из-за налипшей на пояс грязи и листвы. Однако Петр, оказывается, внимательно следил за отсчетом по своим ручным часам.

– Сколько там? – спросил у него Макарыч.

– Последняя минута пошла.

– Ну, с богом, – сказал Макарыч и перекрестился. – Щас пизданёт.

Тем временем Витька наконец совершенно обессилел и, съехав спиной по стенке трансформаторной будки, теперь сидел на земле, тихо воя и качая головой.

– Ты б от будки отполз, – сказал ему Петр. – Государственное имущество все ж таки.

Но Витька даже не шелохнулся. Так прошло еще полминуты.

– Все, – шмыгнул носом Петр, – десять секунд осталось. Девять. За ней восемь. Уже семь. Теперь шесть. Вот и пять. Скоро четыре…

Услышав этот косноязычный отсчет, Мовсар вздрогнул и закричал что было мочи:

– Там же начинка! Всех заденет!

Петр с Макарычем переглянулись.

– Лягай! – заорал Макарыч и бросился на землю. За ним поспешно попадали все остальные, включая Мовсара.

В ту же секунду раздался оглушительный взрыв. Мовсар почувствовал, как его обдала горячая волна воздуха, а на голову шлепнулась горсть мокрой земли. Уши заложило начисто. Зато алкоголь полностью выветрился. Словно его тоже выдуло взрывной волной. Он поднял голову и увидел, что от трансформаторной будки не осталось ничего. Пустое выжженное место. Об участи Витьки было бы даже глупо спрашивать: его, видимо, разметало на десятки метров. Кровь виднелась на стволах деревьев, на пожухлых листьях и на искореженных обломках трансформаторной будки. Мовсар тихо застонал. Потихоньку стал приходить в себя и остальной народ. Стали подниматься на ноги, озираться и трясти контуженными головами. Все, однако, были целы. Если не считать Кольки Прудникова, у которого была задета рука. Да и то несильно. Так, царапина. Последним встал Макарыч. Он неторопливо стряхнул с колен жирную землю, соскреб с небритой щеки прилипший березовый листок и посмотрел туда, где еще недавно была трансформаторная будка.