— Все понятно, — сказал Ант. — Только почему в Ярве никто не видел белого “пикапа” Северцева?

— Потому что его там и не было. Северцеву незачем было оставлять наводящие улики. Верней всего, в Ярве он приезжал на общественном транспорте. Просто на автобусе. И таким же образом уезжал. Он мог действовать относительно спокойно. У нас ведь не было даже его словесного портрета.

Сторожев помедлил и нажал кнопку:

— Галя… Соедини меня с Москвой.

Все было ясно. Я знал, что впереди предстоит еще многое. Обобщения, опись документов, фотографий, вещественных улик. Надо вместе с Валентинычем и Антом писать подробный отчет. Сводить концы в исходных. Вполне может быть, что в дальнейшем что-то изменится — конечно, только в вариантах версии. Наверняка нам обоим нужно будет вместе со Сторожевым ехать в Москву. И уж совсем точно — в Ленинград. Но, в общем, если быть честными, для нас с Антом по фактам и по всему остальному это дело уже закончено. Даже закончено внутри, для себя.

Я смотрел на колье Шарлотты. Интересно, увижу ли я это колье еще когда-нибудь? Наверное, если захочу — увижу. Его, конечно же, сдадут в Алмазный фонд. Потом, вполне возможно, выставят в одном из музеев. Может быть, в Кремле. Может быть, даже в Оружейной палате. Может быть, даже многие из моих знакомых увидят это колье. Где-то рядом с филофеевским крестом и шапкой Мономаха. Но не я.

Сейчас я смотрел на колье и вспоминал. Я ничего не мог с собой поделать. Передо мной вставала странная улыбка Зенова. Испуганное лицо Тюли. Крохотная комнатка в Печорске. Голуб. Заплаканное лицо Эльзы Лейтлаан. Кирнус, лежащий у забора. Перевернутый фургончик госбанка. Пахан, навалившийся на руль. И это только с момента, когда колье попало к Голубу. Я попробовал представить, сколько же еще несчастий, предательств, бессмысленных жертв нанизалось на это колье после печальной истории Шарлотты и Алексея. И не смог. Да и, честно говоря, не хотел.