- Хочешь поиграть, маленький? - он поймал мой затравленный взгляд и уже не отпускал.
"Нет-нет-нет!!!" - захлебывалось мое сознание, стремительно покидавшее меня. Он просто пожирал меня взглядом, просачиваясь сквозь радужки глаз, вбуравливаясь в мои от ужаса расширенные зрачки, но и этого ему показалось недостаточно. Я не мог сопротивляться его ментальной атаке, сметающей мои щиты, словно карточный домик. Страх царапал меня изнутри, ноги отказывались держать, я упал на четвереньки, уткнувшись лбом в жесткий утоптанный песок, понимая, но почти не веря, что ощущение ломающихся костей и выворачивающихся суставов, всего лишь садистские игры Д'Эсаура с моим воображением...
Он нарочно медленно приближался ко мне. А я не мог оторвать низко склоненной к земле головы, и все попытки пересилить свой иррациональный страх перед тем, что последует дальше, терпели неудачу. Я почти смирился с тем, что проиграл. Его ноги в начищенных до зеркального блеска сапогах по последней, явно неэльфийской моде, неумолимо приближались, с каждым шагом глухого удара по земле, отдаваясь в голове звуком вбиваемых в мой гроб гвоздей...
А потом он заставил меня вспомнить все то, что я так отчаянно пытался забыть, ковыряясь в моем сознании, моей памяти, выворачивая наизнанку, втаптывая остатки моей гордости и самолюбия в утрамбованную сотнями ног и боевых заклинаний землю. Он ко мне даже не прикасался... Только в самом начале, рывком, за волосы приподняв мою голову и заставляя взглянуть на него, он несколько раз наотмашь ударил меня по лицу. Эти пощечины до сих пор горели на моих скулах ожогами...
Я задыхался в калейдоскопе противоречивых чувств, раздирающих мое тело и мой разум: мне хотелось убить его и умолять о пощаде. Хотелось перегрызть собственными зубами горло и спрятаться в самый темный и надежный угол, чтобы он никогда больше не смог достать меня... а он все погружал и топил меня в моих детских кошмарах, заставляя снова и снова переживать когда-то совершенное им надо мной насилие, и вспоминать то чувство абсолютной беспомощности перед его прикосновениями, и тянущее, вытягивающее уже даже не нервы, а саму жизнь, ожидание новых мучений...
Наверное, я на какое-то время отключился, не в силах вынести реальность происходящего, потому что, когда я очнулся, все уже закончилось. Вместо моего ужаса из детства рядом со мной находился... ужас настоящего...
Голова гудела, словно в ней завелся целый рой рассерженных диких пчел. Перед глазами двоилась, кровь стучала в висках и вздулись вены на шее. Я готов был к тому, что сейчас лопнет какой-нибудь важный сосуд в моей бестолковой голове, вздумавшей вывести тело на прогулку, и я просто истеку кровью. Но ничего не произошло, даже носового кровотечения не было, хотя после такой мощной атаки мозги выгорали дотла. Неужели родовой амулет, выданный мне взамен утраченного в том заброшенном Храме, спас меня от смерти? Лучше бы от позора... Эта мерзавка, вездесущая человечка, оказалась очевидцем моей драмы, которую ни за какие богатства не хотел бы никому афишировать. Если она и осмелилась отомстить за мою злую шутку в столовой, лучшего повода просто невозможно придумать, чтобы уничтожить меня морально и чтобы наверняка. Я и так был уже на зыбкой грани...
Девчонка повела себя странно. Тогда не отдавал себе отчет в том, что она еле держится на ногах от магического истощения. Мне было хреново донельзя и я точно знал, что магии в ней с гулькин нос. Но это я уже позже проанализировал... гораздо позже, чем следовало...
Так вот, она, вместо того, чтобы поглумиться над моей бедой, взялась меня утешать. Это было так непредсказуемо нелепо, что я купился и, как последний придурок, как паршивый человеческий мальчишка, уткнувшийся в мамкины колени, разрыдался от своей никчемности и очередной зуботычины Судьбы, делая то, что не позволил себе даже тогда - взахлеб комкая фразы, позволил себе рассказать о том, что же произошло в тот страшный день почти пятьдесят лет назад, пытаясь хоть так облегчить свою ношу от вернувшегося в мою жизнь кошмара...
***(САНДРИЭЛЬ)
Чувства, что в этот раз я отделался от поганого ублюдка Д'Эсаура легким испугом, не было. Я пытался подняться на ноги, но мерзкое ощущение грязи по всему телу вызвало острый приступ тошноты. Борясь с позывами, я постарался кое-как привести в порядок свою одежду. Деревья, цветы, травы, дарившие обычно теплоту и уют, испуганно затаились, шокированные разыгравшимися событиями. Я почти не чувствовал их тонкого, едва различимого аромата, приносившего ранее умиротворение и ощущение наполненности, единения с миром. Мне страшно было оставаться в этом вакууме игнорирующей меня природы... еще хуже было оставаться сейчас одному. Я почти уже жалел, что ненормальная девчонка оставила меня, наконец, в покое. Я даже не заметил, когда она ушла, устав пытаться справиться с моей истерикой. То, что она, что именно онастала свидетелем моего унижения и невольным исповедником, выслушав все, что я говорил, просто бесило и не давало свободно дышать и думать. Впрочем, я старался сейчас не думать ни о чем, чтобы просто окончательно не свихнуться. А еще хотелось разорвать кого-нибудь от бессильной злобы... и что-то страшное, темное, ворочалось внутри, глухо рыча, пугая незнакомыми, но какими-то правильными ощущениями, обещая власть и вседозволенность, подбивая отомстить своим обидчикам...
Д'Эсаур пытал мою душу, - было невыносимо, до потери сознания больно, пока он играл со мной. Физически я ощущал, как ныли "разорванные" мышцы и "сломанные" кости, и моральную увечность вывернутой наизнанку памяти тоже сумел вынести, а теперь лишь гадкое послевкусие липких рук, шаривших по всему телу внутри и снаружи. Он же не дотрагивался до меня, кроме тех пощечин по лицу! Я это помню! Или эти воспоминания из детства?.. эти брезгливо-похотливые мерзкие ласки... Хотелось смыть с себя поскорее всю пакость.
В угнетенном состоянии я добрел до берега, спотыкаясь на ровной утоптанной дорожке, ведущей к реке. Тянущиеся, как ласковые котята за теплом и моей Светлой магией деревья, кусты, травы, цветы сейчас будто бы расступались, не желая, чтобы я их задел ненароком. Мои прикосновения в таком дисбалансе внутреннего смятения и звериной озлобленности сулили им скорую гибель. Это выглядело как-то дико.
Я поднял "зеркало" с поверхности реки, нехитрым заклинанием остановив время над прямоугольником проточной воды, и всмотрелся в свое отражение. Оно удручало, но не так сильно, как я думал. Если бы не зареванное, опухшее от слез лицо и слегка запыленная одежда (хорошо, что давно не было дождей), вряд ли кто-нибудь сможет догадаться, что со мной приключилось. Лишь трое знают правду... и это уже перебор. То, что человеческая девчонка успела увидеть и понять... мало того, что я сам ей рассказал... нет-нет-нет... Почему это произошло со мной? Почему произошло второй раз? Мой детский кошмар, который я все пытался забыть, вылез из небытия на поверхность и обрушил мои, с таким трудом возводимые стены, ограждающие меня от прошлого.
Зайдя прямо в сапогах в воду, я зачерпнул полные пригоршни прохладной воды и с остервенением начал плескать себе в лицо, не обращая внимания на то, что влага проникает за шиворот, течет по локтям. Меня сейчас в последний момент волновала промокшая одежда...
Стало чуть легче дышать, но горький ком незаслуженной обиды все равно стоял в горле. На открытом берегу над водой гулял ветер. Мои щеки щипало от его холодных прикосновений-поцелуев, а я все продолжал натирать глаза, посмевшие пролиться слезами, показывая мою непростительную слабость и неумение держать удар в бесславно закончившемся для меня поединке... и перед кем? Перед девчонкой, которую я, шутя, заставил упасть на глазах половины Школы. Наверное, ей было так же досадно, люди ведь такие эмоциональные, а она... А она даже не смеялась над моим унижением, пытаясь, как умела, меня утешить, в своей непроходимой глупости не понимая, что в ее жалости я нуждался меньше всего - она просто добивала остатки моей гордости и самолюбия своей, такой чисто человеческой жалостью, а я не мог остановиться... Что она обо мне сейчас думает? А впрочем, зачем ей думать о таком, как я? Эта позорная истерика... Жить не хочется...
