— Что-о?

— Или об экзотических танцах? — Она моргнула, облизнув верхнюю губу. — Ручаюсь, ты могла бы устроиться в ФБР. «Мои груди бьют врагов за Бога и страну!» Или ты могла бы продать свою историю в «Инквайрер». «Убийственные груди» — звучит как название какого-нибудь детективного фильма тридцатых годов. Или еще ты могла бы…

— Замолчи, — сказала я. — Я не могу больше этого слышать.

— Прости, — проговорила она спустя минуту. Она поднялась и налила нам чаю.

Мы сидели, прихлебывая чай, когда у нее случилось новое прозрение.

— Чего они хотят? Ты ведь сама об этом спрашивала. Для чего вообще нужны груди?

— Для секса и для детей, — ответила я.

Мы посмотрели друг на друга. Потом отвели взгляды. За время всех этих ленчей мы с ней ни разу не говорили об этом. Готова поклясться, что она тоже знала только то, что прочла в книгах.

Она уставилась на плетеный коврик на полу.

— А ты… предохранялась?

Я тоже уставилась на пол.

— Боюсь, что нет.

— Теперь есть такие тесты, которые можно делать дома.

Я решила, что это от Берла, поэтому мы с моими грудями пошли навестить его.

— Поговори с ними ты, — сказала я. — Если они признают тебя за отца, может быть, они больше не станут тебя бить? Может, это они просто отваживают других претендентов?

Между нами тремя было достигнуто соглашение. Я переехала в новую фешенебельную квартиру.

Содрогаюсь при мысли о том, что они будут делать, когда родится ребенок.

Кори Доктороу и Майкл Скит

Я люблю Пари

День 1-й: Ночь, когда в «Диалтоне» погас свет

Жизнь в Веселом Пари била ключом, когда либертинцы мобилизовали трастафара. Что до меня, то я должен был это предвидеть. В конце концов, ведь именно этим я и занимаюсь.

Я был СП, Старожилом Пари — еще до того, как коммунары возвели свои баррикады и даже до того, как трастафара сделали «Boul’Disney» ^[17]своей «зоной охлаждения»: поскрипывающим от древности эмигрантом, любящим свое кафе, свой круассан и свой утренний кроссворд в «Интернэшнл Таймс». Я любил Пари, любил возможность оставаться вовлеченным во все, что происходило вокруг, одновременно продолжая нежиться в теплой ванне прошлых столетий. Я любил это ощущение членства в особого рода клубе — мы, СП, всегда ухитрялись высмотреть один другого, всегда ухитрялись найти время, чтобы сыграть в бейсбол в Буа-де-Булонь ^[18], если погода была хорошей. Даже гражданская война не способна была изменить такое положение дел, и это я любил в Пари больше всего.

Normalement ^[19]в такое время, когда в клубе «Диалтон» случилась облава, я уже нахожусь в своей постели. Но в тот вечер я развлекал Сисси — свою кузину, которая приехала из Торонто с намерением весело провести уик-энд. Сисси захотелось взглянуть на знаменитый «Диалтон» — и вот мы, разодетые в пух и прах (я в мятом белом костюме и продуманно потертых хайкингах, Сисси в наимоднейшем лакотканевом платье, хлорвиниловом жакете-болеро и круглой шляпе-котелке с пером), не спеша двинулись по вымощенным эпоксидной плиткой улицам, направляясь к «Диалтону».

Я старался как мог: я провел Сисси мимо памятных изрытых воронками arrondissements ^[20]; под гулкими мостами через Сену, где звуки отдаленной стрельбы рикошетом отражались от кафеля, свистя над нашими головами; мимо вечного огня, пылающего в разбитой витрине головного магазина «Бюргер Кинг»; и в конце концов привел к «Диалтону».

Вышибалой в тот вечер был Толстяк Эдди. Я украдкой сделал ему знак бровями, указывая на Сисси, и он уловил намек.

— О, мистер Розен, — приветствовал он меня, раздвигая толпу мясистой рукой, — какое неожиданное удовольствие! Как вы поживаете?

Глаза Сисси засияли, как огни на новогодней елке, и она крепче сжала мой локоть.

— Да сами знаете, Эдуард — все по-прежнему, как всегда. С каждым днем становлюсь немножко беднее, немножко старше, немножко уродливее… Живу помаленьку.

Толстяк Эдди улыбнулся улыбкой Будды, отметая мои слова экспансивным взмахом руки.

— Вы с возрастом только хорошеете, мой друг! Здесь Пари, monsieur,а мы глубоко чтим наших стареющих политических деятелей. Но скажите, пожалуйста, кто эта хорошенькая молодая девушка, которую вы привели с собой?

— Сисси Блэк — Эдуард Морено. Сисси — моя кузина, она здесь ненадолго.

Толстяк Эдди взял руку Сисси в свою мясистую лапу и изобразил над ней поцелуй.

— Весьма польщен, mademoiselle.Если есть что-то, что мы можем сделать для вас здесь, в клубе «Диалтон» — все, что угодно, — просите не стесняясь.

Сисси, залитая ослепительным неоновым светом, вспыхнула и метнула через плечо взгляд на бедных plebes ^[21], теснящихся за бархатным канатом, ожидая, пока Толстяк Эдди снизойдет до того, чтобы их заметить.

— Рада познакомиться, Эдуард, — выговорила она после небольшой заминки и поцеловала его в обе щеки. Так обычно делают трастафара; очевидно, она просто видела такое где-нибудь по телевизору — но тем не менее храбро проделала все это, встав на цыпочки. Жест совершенно не в стиле Толстяка Эдди; но он — настоящий профи и принял это соответственно.

Он открыл дверь и взмахом руки замел ее внутрь. Я немного задержался.

— Спасибо, Эдди. Я ваш должник.

— Вы не думаете, что я немного хватил через край? — спросил он, стирая помаду со щек гигиенической салфеткой. Я пожал плечами.

— Бывает! Однако Сисси действительно производит впечатление.

— Не то, что мы, э?

— Да уж, не то, что мы.

Я встретился с Эдди, когда он играл на Монмартре в домино с пятью frères ^[22]и выигрывал. Все могло закончиться весьма плачевно — но к счастью, я знал командира этих frèresи замял дело, а потом взял Эдди с собой и в стельку напоил его ouzo ^[23]в одном знакомом мне греческом ресторане. С тех пор он всегда стоял за меня горой.

— Сегодня все спокойно?

— Много мундиров, но ничего особенного. Желаю хорошо повеселиться!

Я прошел внутрь и остановился на пороге, закуривая вонючую «житан», чтобы хоть как-то отгородиться от облака парфюмерии. Сисси нервно ожидала меня у входа, глядя вокруг во все глаза и одновременно стараясь не показать этого. Подростки, разодетые в трастафарианские тряпки и обвешанные примочками, выделывались как могли, шаркая своими фирменными вязаными туфлями и опрокидывая между двумя танцами дурацкие коктейли.

— Ну, что ты думаешь? — прокричал я ей в ухо.

— Ли, да здесь просто суперклево! — крикнула она в ответ.

— Хочешь выпить?

— Давай!

У бармена уже был готов для меня «манхэттен». Я поднял два пальца, и он быстро соорудил для Сисси второй — с вишенкой. Я развернул несколько ринггитов ^[24]и протянул ему через стойку. Он быстро сверился с тикером курсов валют под стойкой и с грохотом высыпал мне на сдачу пригоршню коммунарских франков. Я подвинул их обратно к нему — кому могли понадобиться игрушечные деньги?

Я провел Сисси мимо пары каменнолицых frèresк пустующему отделению возле задней стены, взял у нее жакет и положил на скамейку рядом с собой. Она отпила свой «манхэттен» и сделала гримаску. Это хорошо. Если я и дальше буду снабжать ее выпивкой, которая ей не нравится, она не сможет накачаться настолько, чтобы мне пришлось выносить ее отсюда на руках.

— Здесь просто восхитительно! — прокричала она.

— Тебе нравится?

— Конечно! О, я не могу поверить, что я действительно здесь!Боже мой, Ли, ты лучше всех!

Я не очень хорошо переношу комплименты.

— Ну, ладно, ладно. Почему ты не танцуешь?

Только этого ей и было нужно. Швырнув свой котелок на столик, она галопом ринулась к танцплощадке. Через минуту я потерял ее из виду; но я не волновался на этот счет. «Диалтон» — вполне надежное место, особенно когда Толстяк Эдди персонально заботится о том, чтобы никакой сладкоречивый трастафари не попытался затащить ее к себе домой.