* * *

Адель уставилась в записку, оставленную Джеймсом. Она никак не могла понять, что в ней написано. Прошла целая минута. Потом она подумала: ублюдок, не мог меня подождать? Такое ощущение, что он хотел от меня избавиться. Сволочь! Теперь ей придется ждать несколько часов, и это в том случае, если он вообще не забудет позвонить. Она нашла сигареты и закурила.

Льюин ужасно удивился, когда она прибежала к нему в гараж. Он копался в каком-то моторе. Нет, он просто пришел в ужас. Она кричала: «Доктор! Срочно нужен доктор!» Он просто начал пятиться от нее с гаечным ключом в руках. Она резко рассмеялась. Очередная баба кидается на него с ржавым гвоздем.

Пройдет по меньшей мере полчаса, прежде чем Джеймс сможет позвонить. И наверняка ему придется какое-то время проторчать там. Час, наверное. Она посмотрела на часы: всего четверть второго! Она чувствовала себя так, будто не спала несколько дней. Вышла из дома, пошла по полю. Казалось естественным пойти вдоль прокопанной Джеймсом канавы. Потом по дорожке из желтого кирпича. И в конце концов остановиться у ямы.

Она наклонилась и заглянула туда. Черная земля, влажная на вид. Несколько костей. Что могло заставить Сэма так кричать? Что он увидел? Когда он был маленьким, она несколько раз замечала за ним странность — он сидел, уставившись в абсолютную пустоту, и глядел из своей кроватки туда, где могла бы находиться голова взрослого человека. Однажды он вытянул руки и сказал: «Да! Да!» — радостно лепеча. Она решила, что дети всегда видят каких-то призраков. То же самое бывало с Элвисом. Он мог неожиданно замереть, прижать уши и зарычать. А вокруг никого. Но Элвис еще всегда рычал на людей в шляпах и (к ее постоянному стыду) на негров. Расист. Где он этого набрался?

А потом она подумала: а где Элвис? После нескольких непродолжительных формальных встреч с овцами, не приведших к определенным результатам, он решил держаться от них подальше. Ему просто не понравилось, как они смотрели на него, решила Адель. Несколько секунд бессмысленного глазения друг на друга — он опускал голову, начинал пятиться и облизываться. В нем явно не просыпалось врожденное желание согнать их в стадо. Она обошла вокруг отстойника и увидела его: на морде стыдливая ухмылка, между лап — кость. Она рассмеялась. С точки зрения собаки, мир и все в нем — это просто еда. Всего лишь мясо.

Она сходила в дом за поводком, вернулась, подняла с земли кость (Элвис посмотрел на нее с укором, но не более) и пристегнула его к поводку.

Когда она шла по полю и потом по дороге, ею овладело какое-то странное чувство беспечности: просто пошла погулять с собакой. Ее сын (насколько она знала) лежал в коме в больнице в Фишгарде (а дочь была мертва), но прочь унылая печаль! Она никогда не сомневалась в том, что рано или поздно с Сэмом что-нибудь приключится. Вот и приключилось. И она испытывала облегчение. Ей не терпелось увидеть выражение на лице Льюина, когда она снова перед ним возникнет! Надо надеть маску для Хэллоуина и зеленый парик: тогда ему будет о чем поразмыслить.

* * *

Джеймс припарковал машину возле аптеки («Ренфру и сыновья — Лекарства по рецепту», как гласила не самая грамотная вывеска) и вошел внутрь. Через несколько минут он вышел наружу и направился туда, куда указала ему продавщица (миссис Ренфру или сын в женском платье?): через площадь (которая, надо отметить, была треугольной), направо по Нью-Черч-роуд, потом налево.

Дверь открыла женщина: нет, доктор навещает пациентов. Что-то срочное? Джеймсу было неловко сказать, что да, срочное, когда пациент крепко спал на заднем сиденье, не кровоточил, а пускал слюни и ни малейшей царапинки на нем не было, вообще никаких повреждений. Если не считать больного горла.

— Не знаю, — неуверенно проговорил Джеймс. — Мы очень тревожимся за него.

Женщина, которая на своем веку видела несколько тысяч встревоженных родителей, посмотрела на него с сочувствием.

Когда стало понятно, что эта женщина в аккуратном шерстяном костюме с парикмахерской завивкой ждет чего-нибудь еще, Джеймс добавил:

— С ним был какой-то припадок.

— А, понимаю. Доктор (Джеймс расслышал заглавную "Д") вернется около двух на обед. Если это что-то срочное, можно вызвать «скорую» и отвезти его в больницу в Хаверфордвесте. — Помолчав, она осторожно добавила: — Если хотите, я бы могла на него взглянуть. Я дипломированная сестра. Не врач, но могу посмотреть.

Джеймс не мог не уловить в ее голосе надежду.

— Ой, правда? — сказал он с облегчением, но по-прежнему неуверенно.

Он не сомневался, что в «скорой» не было нужды. «Скорые» предназначены для сильных кровотечений, сердечных приступов и переломанных ног. Не для маленьких детей с больным горлом, которые вытворяют странные фокусы. Тревогу вытеснила неловкость. И нежелание причинять беспокойство.

Джеймс не без труда поднял Сэма с заднего сиденья (для своих семи лет он был крупным и весил много, целую тонну) и внес его в дом. Женщина-неврач проводила его в кабинет. Джеймс положил Сэма на коричневую виниловую кушетку с регулирующейся высотой, покрытую бумажной простынкой. Он потоптался по помещению, пока она делала все то, чему учат медсестер (температура, давление, пульс), никак не беспокоя Сэма. На стене он обнаружил большой сертификат в нарядной рамочке, а рядом с ним еще один, поменьше, не такой выдающийся: Силвия Энн Касл, старшая сестра.

— Как давно он спит? — спросила, он; отдирая липучки тонометра.

— Как давно? Около получаса. Он потерял сознание, потом очнулся, потом заснул. В машине.

— С вашего позволения, я его разбужу.

— Да, конечно.

— Как его зовут?

— Сэм.

Склонившись над мальчиком, она погладила его по лбу (абсолютно сухому).

— Сэ-эм, — пропела она. — Сэ-эм. — Так нежно, что Джеймс удивился, с какой готовностью Сэм открыл глаза и заморгал. Обычно, для того чтобы его разбудить, нужно было устроить что-то, эквивалентное падению самолета на крышу дома. — Не бойся. Ты просто спал. Я хочу снять с тебя джемпер. Хорошо? Ты можешь поднять руки? Вот так, мой хороший.

Она раздела Сэма до пояса. Он с серьезным видом ей помогал. Она достала из шкафчика предмет, похожий на карандаш, и посветила им ему в глаза.

— Я делаю только то, что сразу же сделали бы в любом приемном покое, — спокойно сказала она, положила офтальмоскоп обратно в шкафчик и села на кушетку рядом с ним. — Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? Голова? — Она погладила ему лоб.

Сэм наблюдал за ней с благоговейным ужасом; его маленькая белая грудь казалась болезненно тощей рядом с этой крупной, тяжелой женщиной.

— Нет. Только горло болит, — четко доложил он, попытавшись, впрочем, придать своим словам немного драматизма.

— Давай-ка посмотрим. Открой рот.

Она включила лампу, повернула ее в его сторону, достала из нагрудного кармана очки, надела их и заглянула Сэму в рот.

— Хорошо. Можешь одеваться.

Джеймс беспомощно крутился рядом.

— С ним все в порядке? — смущенно выпалил он. Силвия Касл подняла на него глаза.

— Очевидно, что непосредственной угрозы нет. Вы говорили, что был какой-то приступ?

С чего начать...

— Он закричал, а потом потерял сознание. Только это был не просто крик, это...

— С ним раньше случалось такое?

— Нет. Никогда.

— Простите за вопрос, с ним ничего не происходило перед этим?

Джеймс не сразу понял вопрос.

— А. Нет.

— Были какие-нибудь затруднения дыхания? Кусал язык? Конвульсии, судороги?..

— Нет, я бы не сказал, но...

— Головой не ударялся?

— Нет.

— Что-нибудь еще, что бы вы могли рассказать? — Она смотрела Джеймсу прямо в глаза.

— Нет, — сказал он наконец. — Просто кричал.

— Хорошо. Благодарю вас. — Она повернулась к Сэму. — Сэм? Ты помнишь, что случилось?

— Я рисовал. А потом мне показалось, будто я падаю в какую-то яму. А потом я был на столе.

— Все верно, он упал в яму, которую я копал. Он что-то говорил...