- Очень просто,- пожал плечами Саша. - Какой-то их спонсор случайно нас услышал и пригласил весь Орден в "Стреляного воробья". Они там читали свои стихи, а мы, естественно, пели, так и познакомились.
- А что вы тогда пели?- поинтересовалась Альбина. Ее подруга по имени Ольга была занята тем, что оборонялась от заигрываний Алексея, которые тот осуществлял как бы между делом, но чрезвычайно настойчиво.
- Что пели?- переспросил Саша. - Ну, конечно, не это - это я только что сочинил... Ну вот про Алису пели.
- Ой, Саша, спой про Алису!- захлопала в ладоши Альбина. Ольга тоже оживилась и хотела было присоединиться к просьбе подруги, но ее отвлек щипок Алексея - она сердито взвизгнула и отвесила своему обидчику затрещину, которую тот принял стоически.
- Дай-ка инструмент,- обратился Алексей к Бивневу,- я эту песню знаю.
- А я что, не знаю?- огрызнулся актер. - Ты давай за девушкой ухаживай. Каждому свое.
- Внимание, песня!- воскликнул Саша и начал:
Когда мы с тобой повстречались, Алиса,
Не знаю, зачем я в тот миг не ослеп.
Сияла в ночи дискотека "У ЛИС Са",
Плясали бандиты под музыку "рэп".
На запах валюты тебя потянуло,
Меня потянуло к твоей красоте,
И нежной пиявкой ко мне ты прильнула,
И я ощутил холодок в животе...
- Внимание, припев тут нетрадиционный,- предупредил Саша.
Теперь я прощаюсь, Алиса,
Обратно меня не зови,
По году рожденья ты Крыса,
А крысы не знают любви.
Живу я в глухой деревеньке,
Тебе меня здесь не найти.
Желаю тебе мои деньги
В могилу с собой унести.
- Как! Я тоже Крыса!- отбиваясь от Алексея, возмущенно воскликнула Ольга. - Я что, не знаю любви?
- Настоящей - не знаешь,- сурово произнес Бивнев. Певец с надрывом продолжал:
Того, что имел я, тебе не хватало,
Хоть все, что возможно, я в жизни имел.
Богатство в трубу на глазах вылетало,
Однако тебя я одернуть не смел.
По-разному мы подрываем здоровье,
Уходим во мрак в силу разных причин,
Однако я понял, что только любовью
Возможно сгубить настоящих мужчин.
- В припеве слова уже другие,- вновь предупредил Саша.
Прощай, дорогая Алиса,
И мне удалиться позволь;
Позволь мне уйти за кулисы,
Сыграв мою странную роль.
За рюмкой я дни коротаю,
К тебе позабыл я пути,
Но все же твой образ мечтаю
В могилу с собой унести.
- И вправду непонятно, припев это или еще что,- заметил Бивнев. За столом разгорелся спор о правилах сочинения песен, а Корсаков поднял трубку зазвонившего телефона и услышал голос Бориса. Некоторое время он молча слушал, потом произнес:
- Хорошо, понял. Сегодня сможете все сделать? Отлично... Без меня справитесь? Ладно, потом позвоните сюда же. Что слышно про Ищенко? А почему так долго не сообщали? Ладно, поиски прекращайте, на них уже нет времени. Сразу он не расколется, а когда расколется, будет уже поздно.
Повесив трубку, Корсаков задумался. Похищение капитана говорило о том, что он недооценил противника, в данном случае - московских бандитов. Но до начала акции оставалось слишком мало времени, чтобы бандиты успели чему-то серьезно помешать. С другой стороны, и на поиски капитана тоже не оставалось ни времени, ни людей. Приходилось делать то единственное, к чему Корсаков в течение всех своих войн так и не смог привыкнуть - списывать еще живых товарищей в графу "безвозвратные потери". Группа прикрытия ничего не смогла выяснить у соседей Ищенко, хотя терпеливо дождалась того момента, когда сосед Юрец пришел в себя. То, что похитили капитана бандиты, можно было понять и без Юрца, а никаких дополнительных подробностей тот добавить не сумел. Корсаков же сразу решил, что на Ищенко вышли через какого-то близкого капитану человека, и поклялся про себя выяснить, чьих рук это дело, если останется в живых. Расследование не выглядело безнадежным - близких людей у Ищенко было не так уж много... Тут Корсаков наконец понял, что его уже давно трясут за руку.
- Виктор,- капризно пропела Альбина, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на его лице,- о чем ты думаешь? Песня обо мне, слушай! Саша, ты самый любимый!- воскликнула она, заключая Сашу в объятия и довольно нескромно запуская руку ему под рубашку, но при этом косясь на Корсакова. Тот невольно улыбнулся и подумал о том, что никогда и нигде, в каких бы странах ему ни приходилось жить, жизнь не заставляла его смеяться так часто, как в России, хотя ни благополучием, ни спокойствием российская жизнь похвастаться не могла. Саша кое-как вырвался из рук Альбины и провозгласил:
- Песня-тост за младшую хозяйку "Притона". Подхватывают все!
Альбина, Альбина, я был человеком,
На жизнь зарабатывал сам,
Но в сумраке черном я волком позорным
Скитаюсь теперь по лесам.
Я жадно смотрел в твои очи, Альбина,
В коварные очи твои,
И сбился я с круга - ни стало ни друга
Теперь у меня, ни семьи.
- "Каховка, Каховка, родная винтовка",- пояснил Бивнев. - Песня про бронепоезд.
- Я что, похожа на бронепоезд?- икнула от изумления Альбина.
- Не слушай этого интригана,- фыркнул Саша. - Ты песню слушай!
Тебя окружали веселые хлопцы,
А я был не нужен тебе.
Сжила ты со свету беднягу-поэта,
Чтоб смело предаться гульбе.
Оброс я усами, когтями, зубами
По ведьмовской воле твоей
И яростным волком брожу по проселкам,
Пугая людей и зверей.
Альбина, плутовка, ты словно винтовка -
Все части на месте в тебе.
С цевья до приклада - лишь ты мне отрада
В моей горемычной судьбе.
- Почему он сравнивает меня черт знает с чем? То с бронепоездом, то с винтовкой?- недоуменно спросила Альбина, глядя прямо перед собой.
- Поэт,- с преувеличенным почтением отозвался Бивнев. Саша продолжал:
Альбина, Альбина, я слышу твой голос,
Когда же к тебе прибегу -
"Какой ты упорный, волчина позорный",-
Ты мне говоришь, как врагу.
И вновь ты картечью палишь из двустволки,
Моих не жалея седин.
Навеки умолкли веселые волки,
В живых я остался один.
И я выхожу на глухой полустанок,
Пургой занесенный почти,
Сижу под луною и жалобно вою
На старом запасном пути.
