- Слушай, не убивай, а?..

   Не обращая на него внимания, налетчик ворвался в следующую комнату. Там он застал трогательную картину, достойную кисти художников-передвижников. На огромной кровати, окруженной другими предметами очень дорогого и очень аляповатого мебельного гарнитура, среди подушек и одеял возлежал Пистон. За неделю, прошедшую после разгрома офиса, заплывшие глаза бандита сделались несколько шире, а кровоподтеки приобрели отвратительный зеленовато-гнойный оттенок,- последнее, впрочем, являлось несомненным признаком выздоровления. К ложу Пистона был придвинут справа журнальный столик, на котором теснились упаковки с соками, йогуртами, фруктовыми пюре и прочие продукты, употреблению которых не особенно мешала вывихнутая челюсть бандита. Слева от ложа за передвижным столиком на колесиках восседали полный мужчина, одетый дорого и со вкусом - Назим, как догадался бородач,- и перезрелая крашеная девица весьма вульгарной наружности, обильно увешанная украшениями из желтого металла. Оба взирали на Пистона с таким подчеркнутым состраданием, что оно поневоле казалось фальшивым. Впрочем, Пистон, судя по его скорбному лицу, был искренне тронут. В тот миг, когда незваный визитер появился на пороге комнаты, Назим и девица как раз хлопнули по рюмке виски и принялись закусывать очищенными от кожуры ломтиками ананаса. Увидев фигуру на пороге, Назим поперхнулся и зашелся в надрывном кашле, а девица сделала попытку отъехать по паркету в угол вместе со стулом. Однако ее движение оказалось слишком резким: в воздухе мелькнули жирные белые ляжки, раздался слабый вскрик, стул   отлетел в сторону, а девица всем своим немалым весом грянулась об пол и на некоторое время затихла. Туфля, слетевшая с ее вскинутой в воздух ноги, описала несколько пируэтов в воздухе и приземлилась на выбритую и намазанную зеленкой макушку Пистона. Бандит вздрогнул в испуге и вжался спиной в подушки.

  - Привет, Пистон,- жизнерадостно поздоровался бородач, поигрывая пистолетом. - Произошла маленькая неприятность: твой друг приехал на встречу со мной, но забыл деньги.

   Назим, коренной москвич, хотя и татарин, из долгого общения с кавказцами вынес сомнительное убеждение в том, что наглость - второе счастье. Поэтому он, опомнившись после первого потрясения, обратился к пришельцу:

  - Слышь, мужик, тебя сюда звали? Ты чего беспредел творишь? Знаешь, что за это бывает? Тебя же сто раз отпетушат за такие дела!

   Бородач повернулся к Назиму, словно только что его заметил, взял прислоненную к изножью кровати палку, которой Пистон пользовался для хождения в туалет, размахнулся и ударил Назима палкой по голове. Раздался отчетливый костяной стук. Назим, начавший было привставать, с выражением крайнего изумления на лице вновь опустился на стул.

  - Тебе слова не давали,- укоризненно заметил бородач и ногой выдернул стул из-под Назима. Бандит тяжело грохнулся на паркет рядом с тихонько подвывающей девицей. Некоторое время он лежал неподвижно, как бы собираясь с мыслями, затем зашевелился, отполз к стене и смирно сел, уже не рискуя проронить ни слова. Борис и Костя втолкнули в комнату Утюга, дрожащего кавказца и еще не вполне очухавшегося охранника.

  - На пол!- скомандовал Костя. - Ноги шире! Руки за голову!

   Несколькими пинками он заставил лежащих принять желаемую позу. В его движениях явно просматривалась милицейская выучка. Впрочем, Костя и не скрывал того, что был когда-то милиционером: приехав в Москву из владимирской глубинки, он поступил в милицию, стал москвичом, женившись   на москвичке, однако вскоре угодил в тюрьму из-за происков продажного начальства, не простившего ему чересчур ретивой борьбы с рэкетом. Борис также прошел через тюрьму: в Бутырский следственный изолятор его упрятали те же люди, которые посадили в тюрьму Костю. Борис пытался стать предпринимателем, однако не желал платить никаким "крышам", ни милицейским, ни бандитским. В конце концов он так намозолил глаза и тем, и другим, что купленные стражи порядка вменили ему в вину незаконные валютные операции и еще несколько подобных статей, столь же нелепых в условиях рынка, однако еще не отмененных. Доказать, правда, им ничего не удалось, но никто всерьез и не собирался что-либо доказывать: несколько месяцев в Бутырке сами по себе являются достаточным наказанием, особенно когда на воле дочиста обворовывают склад с принадлежащим узнику товаром. Таким образом, если иметь в виду краткую историю жизни Бориса и Кости, то становилась понятной та готовность, с которой они восприняли слова бородача:

  - Какой-то скользкий человек этот Пистон. Говоришь ему о деньгах, а он делает вид, что не понимает. Таких убивать надо. И приятели у него наверняка такие же, их тоже придется убить.

   Кровожадное заявление предводителя налетчиков не вызвало у его подчиненных никакого протеста - наоборот, они деловито переступили с ноги на ногу, становясь поудобнее для стрельбы. Пистон завозился на кровати, словно его кусали блохи, охранник и Утюг замерли на полу, крашеная девица сделала лужу, Назим проклинал тот миг, когда согласился на предложение Пистона приехать в гости и обсудить меры по борьбе с беспределом. Подал голос только перепуганный кавказец:

  - Слушай, я не скользкий, я про деньги понимаю. Не убивай, а? Сегодня денег нет, завтра дам деньги, клянусь хлебом...

  - Завтра само собой, завтра и ты заплатишь, и он,- бородач кивнул на Назима. - Если будете живы, конечно. Сегодня-то мы пришли с Пистона получить, а он платить не хочет. Мы же не можем убить одного Пистона, а   остальных вот так просто отпустить...

  - Слушай, зачем так просто? Я деньги даю,- опять встрял кавказец.

  - Ну нет, или уж никого не убивать, или всех,- покачал головой бородач. Слово "убивать" в его устах звучало так отвратительно буднично, что Пистон не выдержал. Живо представив себя застывшим среди окровавленных простынь и с бессмысленной ухмылкой мертвеца пялящим в потолок остекленевшие глаза, бандит показал на резной шкаф и завопил:

  - Там бабки, в кейсе! Ровно двадцать тыщ баксов! Подавитесь!

   Борис, повинуясь кивку бородача, прошел к шкафу, достал кейс, вернулся обратно к двери и, присев на корточки, принялся считать деньги. В комнате на некоторое время воцарилось молчание, слышались только шорох купюр да сиплое дыхание Пистона. Затем Борис поднялся на ноги с кейсом в левой руке и пистолетом в правой и доложил:

  - Все в порядке, ровно двадцать штук.

  - Поздравляю,- усмехнулся бородач,- все хорошо, что хорошо кончается. Но наше сотрудничество только начинается. Ваша контора,- показал он на Пистона стволом пистолета,- сделала только первый взнос. В дальнейшем вам предстоит делать их ежемесячно. Размер взноса я пока определяю в десять тысяч долларов. Затем, когда наши люди поподробнее ознакомятся с вашей документацией и с источниками ваших доходов, сумму взноса мы уточним. Согласитесь, что лишнего мы не просим, три шкуры не дерем, но прошу учесть: пришли мы, как говорил Ленин, всерьез и надолго. Теперь что касается вас,- показал бородач пистолетом сначала на кавказца, а потом на Назима. - Завтра каждый из вас приготовит и передаст вот ему,- главарь налетчиков кивнул на Бориса,- по двадцать пять тысяч долларов. Сумма для вас вполне посильная, и не советую спорить, а то я ее подниму. Сопротивляться тоже не советую: все ваши кормушки у нас под контролем, и если мы не убьем вас сегодня, то сможем это сделать в любой другой день. Пусть ваш человек принесет деньги на стадион "Наука", на футбольное поле. Он должен быть один. И не дай Бог, если   что-нибудь случится вот с этим прекрасным молодым человеком,- бородач похлопал по плечу Бориса. - Вырежу вас и всю вашу родню до десятого колена.

   Главарь налетчиков так посмотрел на Пистона, что тот машинально вскинул руки, как бы защищаясь. Назим тем временем тупо смотрел на кейс, и на щеках его набухали желваки. Наконец он не выдержал и сквозь зубы прохрипел: