Я успокоился. Даже стало как-то неловко. Но виду не подал. Командир!

— Вот и терпи. Разговор на эту тему — первый и последний. В Моздоке — пожалуйста — мирный российский город. В поле, в горах — хоть чуть-чуть заикнешься, все: рюкзак — Моздок — Москва. Понял?

— Понял.

На протяжении всей этой безобразной сцены остальные члены группы вели себя по-разному. Диму этот разговор откровенно забавлял. Вакула, насупившись, листал какой-то журнал. Про видеомагнитофоны, кажется.

Самолет пошел на посадку.

Моздокский аэродром — отдельная тема. Вообще-то он предназначен для стратегической авиации. Это значит — страны НАТО фигачить. Но в последние годы его функции изменились. Роль НАТО играла Чечня. Стратегические бомбардировщики убрали. Их место заняли «СУ-27» и прочая реактивная тактическая мелочь. Еще сюда прибывали транспортные «Ил-76» с техникой и «живой силой». А уже отсюда техника уходила в Чечню своим ходом, а «живая сила» перелетала туда же на вертолетах «МИ-8» («корова»), иногда на «МИ-8» («дрова»), Так было в прошлую войну.

Спустившись по трапу, я понял, что ничего не изменилось. Каждые несколько минут в небо взмывала пара «сушек», а другая пара в это же время садилась. А еще «Ил-76»-е, «Ту-134»-е и т. д. А еще под крыльями путались всякие вертолеты. Думаю, ни один аэропорт в мире не работает с такой нагрузкой. Я еще в ту войну поражался квалификации военных авиадиспетчеров. Здесь все на них молиться должны.

Стоим на взлетке. Идет мелкий противный дождь. Вокруг грохот, военная суета. А мы стоим. Чего стоим-то? А об этом просто никто не подумал. Ни Собакина, ни я. Нет, в принципе ничего страшного. Отсюда до города и пресс-центра пешком минут сорок. Ходили. Но «телецентр»! Стараюсь думать быстрее — я командир все-таки, надо завоевывать авторитет. Вот и первый повод. А чего тут думать? Не Домодедово. Ни такси, ни «Газелей».

— Мужики, — говорю, — стойте здесь, я скоро приду.

Без особых надежд бреду на площадку перед аэродромным строением (именно строением, иначе и не скажешь). Много солдат, дождь, одна БМП, несколько «пазиков». В них грузятся военные. Без шансов. Вдруг в стороне замечаю «Урал». Люблю я эту машину. Подхожу, но иллюзий не питаю. За рулем прапор.

— Слышь, мужик, выручи, а?

Бесстрастный взгляд с высоты кабины.

— Мы из Москвы, с телевидения, у нас аппаратура, нам бы до пресс-центра добраться.

— А где вы?

— Да вон — на взлетке стоим.

— Садись.

He веря своему счастью, запрыгиваю в кабину.

— А начальство есть?

— Ну… я начальство.

— Да нет, там, в пресс-центре вашем.

— Да… должно быть. А вам зачем?

— Как зачем, отметку в путевом листе поставить — доставил журналистов с Москвы.

— Не проблема. Я тебе в случае чего сам поставлю.

— Не пойдет. Штамп нужен.

— Да найдем штамп, делов-то.

— Смотри.

За этим разговором въехали на взлетку. Выпрыгиваю из кабины. На лицах подчиненных — уважение. Они вообще слегка потерялись при виде этого военно-вавилонского столпотворения. А тут начальник с целым «Уралом».

— Давайте, мужики, грузимся, быстро.

Погрузились. Ребята залезли в кузов. Я, как положено, в кабину.

Узкая, почти прямая дорога в город. Много военной техники. Еще больше — грузовиков с солдатами. Пешие колонны. Камуфлированный муравейник. А над всем этим — серое небо, в воздухе — мелкие капли дождя, такие мелкие, что похоже на туман. Такая погода всегда угнетает. А если ты еще и на войне, да в первый раз… Бедные солдаты, шагающие вдоль дороги. Бедные коллеги, трясущиеся в кузове. Трясущиеся? Знали бы они, как бывает. Да, а погода… И как это «сушки» работают? Опыта прибавилось?

Въехали в город. Ну, городом это трудно назвать. Двухэтажные серые дома, одна улица (все остальные — переулки). Единственный признак светской жизни — пьяные люди в синей форме.

Пресс-центр. Двухэтажное здание, похожее на сельскую школу. Садик. Если бы не погода, было бы очень мило. Впрочем, я этот домик хорошо помню, с 94-го.

Выхожу.

— Ребята, сидите пока, не выгружайтесь, пойду узнаю, что и как.

Прапорщик открыл дверцу.

— Про путевку не забудь!

Не оборачиваясь, поднял вверх руку — не забуду.

Захожу. Типа проходная. На проходной мент. В каске. Зачем ему здесь каска?

— Вы к кому?

— Здрасьте, во-первых. Во-вторых, я к себе.

— Это как?

— Да так. Это пресс-центр?

— Ну.

— А я пресс-работник.

— А-а-а. А документы можно?

Протягиваю документы. Внимательно изучает.

Отдает.

— А нет никого.

Я опешил.

— Как это нет?

— Так.

— Но пресс-центр работает?

— Работает.

— А как же никого нет?

— А я знаю? Мое дело — охранять. Вот — охраняю.

Фигня какая-то. Ничего не понимаю.

— Слушайте, товарищ, я с телевидения. У нас там аппаратура дорогая. Не под дождем же ее держать. Мы ее сюда занесем, а потом будем разбираться, ладно?

— Не положено.

Проработали вопрос, да? Порешали? Я же говорил. Точнее, думал. Вот что значит жизненный опыт. Хотя что это меняет? Ну не уходить же? Аппаратура, чтоб ей лопнуть. Авторитет, опять же. Повторяю атаку.

— Ну, я же — пресса. Значит, могу воспользоваться пресс-центром?

— Не положено.

— Ну и что нам делать?

— Вам — не знаю. Мое дело — охранять.

— Блин! От кого? От журналистов?

— Не положено.

И так минут десять.

Спасение пришло неожиданно. С улицы вошел человек. Лет сорока пяти. Стрижка «под ноль». Высокий. Плотный. В камуфляже. Из-под куртки виднелась тельняшка. На лице — небритость, перешедшая в аккуратную бороду. Гражданский, подумал я.

— Добрый день.

— Здрасьте.

— Вы кто?

— Я — Кирилл Крестовников, канал «Один+».

Он протянул руку. Я пожал.

— Костя. Заместитель руководителя пресс-центра.

Я чуть не сделал сальто. Точнее, если бы умел, точно сделал бы.

— Вы нас спасете!!!

— Какие проблемы?

Он смотрел на меня добрыми, умными, адекватными глазами.

— Да у нас там аппаратура в машине, — я махнул рукой в сторону улицы, — и вообще.

— Это в «Урале», что ли?

— Ну да.

— Выгружайте, заносите.

Я победоносно посмотрел на мента и выскочил на улицу.

Выгрузили. Отметили путевку — штамп у Кости был, надо же! Отдал водиле путевку. В нее завернул двести рублей. Он был очень доволен. Уехал.

В Костином кабинете было уютно. Стол, стулья, видавший виды диван. Электрический чайник, колбаса, сыр.

— Так вы, значит, работать приехали?

— Ну да.

— Интересно. А у нас пока еще не было команды на прием журналистов.

Ну, вы поняли, что я подумал насчет «политической составляющей», «это очень важно» и «порешали вопрос». Как бы ему намекнуть?

— Слушай, Костя, — мы уже минуты две были «на ты», — мы тут, так сказать… ну, в общем, в некотором роде, по инициативе господина Соколстремского…

— Да ну?! Как интересно! Я вообще-то сам из его аппарата. Сюда прикомандировали. А про вас мне никаких директив не было.

Ну, вы поняли, да…

— Слушай, я когда сюда ехал, меня Нелюбов уверял, что все согласовано.

— Не сомневаюсь. Там — согласовано. Они просто забыли сюда сообщить.

— А что же делать-то?

— А ничего. Располагайтесь. Здесь, правда, не очень, но вы ж не на фестиваль ехали. Изучите город.

— А работать-то?

— А работать пока не над чем. Войска начали продвижение по Надтеречному району Чечни. Район дружественный. Сопротивления нет. Это я вам военную тайну раскрываю, но ее все знают.

— Клево. Ну так, может, нам тоже начать продвигаться?

— Начнете. Я вам только аккредитацию завтра справлю, и продвигайтесь.

— А согласования? Тебе ничего не будет?

— Да пошли они на хер. Надоели. Дальше Чечни не пошлют.

— Интересно. Мы с тобой в одном направлении думаем.