Вы думаете, вот сейчас-то и начнутся приключения? Ничего подобного! Никаких приключений. Мне, собственно, даже не о чем рассказывать. Этот день абсолютно не отличался от предыдущего. Следующий, кстати, тоже. Менялись сакли и старухи. Хотя, по правде говоря, эфенди зря старался. Он мог бы использовать одну и ту же саклю и одну и ту же старуху. Мы бы все равно ничего не заметили. А может, так оно и было?

Единственное, что могу сказать, — за это время мы вполне могли бы доехать по самым труднопроходимым горам до Анталии и там сделать блестящий репортаж о раненых боевиках, проходящих курс лечения на таком любимом всеми нами курорте. Мы даже сбились со счета — сколько дней проплутали в горах.

В очередной поездке, когда мне окончательно надоело рассматривать внутреннюю сторону собственных век, я, ни к кому персонально не обращаясь, громко задал вопрос:

— Как вы думаете, господа, зачем уважаемый эфенди тратит на нас, недостойных, столько драгоценного самопального бензина?

— X… знает, — Костик был лаконичен.

— Ведь если цель, — продолжил я, — в том, чтобы нас запутать, то она была достигнута, ну, примерно сто — сто пятьдесят литров бензина тому назад. Может быть, даже больше. Сейчас я затрудняюсь сказать точнее. Значит, дело в другом, — я важно поднял вверх указательный палец, и, не рассчитав (глаза-то завязаны), больно ткнулся им в крышу автомобиля, — ой, бля… да, так вот, я не об этом, дело, значит, в другом!

— Кончай глаза выковыривать, — Костик был предельно лингвистически точен, — говори прямо.

— Так вот, это значит, что они не могли допустить, чтобы мы оставались в Махачкале, и правильно — нас схватили бы местные сатрапы, а на место назначения нас доставлять по каким-то причинам еще рано, — я был горд своим умозаключением.

— Блестяще, — сказал Костя, — только это значит, что один из вас — мудак.

— Не понял?

— Либо ты, либо уважаемый эфенди.

— Опять не понял?

— А почему нас нельзя было просто держать все эти дни в одной и той же сакле? Поэтому либо эфенди — мудак, если просто так возил нас по горам, либо, если в этом был какой-то смысл, ты мудак со своей логикой.

Хочу обратить внимание читателя: мы настолько обнаглели, что вели этот диалог в присутствии эфенди, от которого в общем-то зависела наша жизнь. Или не зависела?

Я спохватился и закончил дискуссию очень нетривиально.

— Восток — дело тонкое.

И тут оживился эфенди:

— Эээ, умныкы, сэйчас прыэдэм — пасмотрым, кто мудак, кто нэ мудак… Заскучали? Скоро вам будет не до скуки, — последнюю фразу он произнес совсем без акцента.

Мне стало не по себе. Еще через несколько минут эфенди сказал:

— Снимай повязки.

Дорога шла по гребню горы. Справа и слева — глубокие ущелья. Впереди — блокпост. Шлагбаум. Военные. Ну, вы поняли какие. На шлагбауме большая табличка. На ней по трафарету (фабричным способом?) надпись: «СТОЙ! ЗДЕСЬ ДЕЙСТВУЮТ ЗАКОНЫ ШАРИАТА!»

— Ни фига себе? Эфенди, где мы?

— В Карамахи, слыхал? Теперь не скучно?

КАРАМАХИ! КАДАРСКИЙ АНКЛАВ! Еще бы не слыхал. Гиляны — куда мы ездили в предыдущую экскурсию — просто детская песочница по сравнению с этим.

Ваххабитская республика, давно отделившаяся от России, с которой даже федеральный центр предпочитает не связываться. Степашин, еще будучи главным ментом, совершил сюда «визит доброй воли», зачем-то подкрепив ее двумя самолетами с гуманитарной помощью.

В моем мозгу пронеслись события последних дней. Вторжение в Ботлих — еще немного, и это была бы единая, огромная по местным меркам территория — Чечня, Ботлихский район, Кадарский анклав, еще полшага — и над Махачкалой взвился бы зеленый флаг с черным волком… а там… брр… Так вот что имел в виду Надир, говоря, что скоро будут «мэста паынтэрэсный»! Вот где мы были ему нужны! Только зачем? Дурацкий вопрос — здесь будет война. В том числе и информационная. Одного Мовлади Удугова для этого мало. Здесь нужны журналисты серьезного канала, которые будут передавать правдивую информацию. Правдивую? Конечно. На войне всегда две правды.

Влипли. Я проклинал себя. Опять проклинал. Очень хочется работать нестандартно? На, получи! Хочется делать такие материалы, какие другие (подземные черви, толкающиеся штативами на пресс-конференциях) делать не могут? На, делай! Мы — самые крутые, правда, Михаил Александрович? Вперед! Вот только если у меня окажется своя, третья правда, что тогда? Или если я не соглашусь с ИХ правдой? Как на это посмотрят гостеприимные горцы? «Пирэс-канфирэнсия» состоится уже здесь, без участия ФСБ? Сучья работа, сволочная.

Ладно, чего сейчас об этом. Спокойно. Спокойно! Разберемся. Не впервой. Хотя такое, конечно, как раз «впервой».

На все эти размышления на самом деле ушло секунды полторы.

Мы подъехали к шлагбауму. Он поднялся. Ни вопросов, ни проверок. Нас ждали. Я оглянулся. Шлагбаум опускался. Я подумал было, что это опускается шлагбаум нашей жизни. Но вовремя одернул себя. Не надо грустно-лирической дребедени. Разберемся.

Окончательно привел меня в чувство Костик. Он уже расчехлил свою верную спутницу и «поливал» из окна все подряд. Вот самообладание! Или непонимание ситуации? Да нет, вряд ли. Не мальчик.

А снимать было что. Большие дома, мощные заборы, каждое окно, дыра, щель превращены в амбразуры. И «КамАЗы». В каждом дворе, у каждых ворот, просто на обочинах. Огромное количество!

Я слышал, что перевозки грузов — основной бизнес местного населения. А основной груз — оружие.

На улицах многолюдно. Женщины, грязноватые дети, мужчины с оружием. Золотая Орда. Дети, кстати, тоже с оружием. С настоящим. На одном из перекрестков шла игра в зачистку.

Остановились у какого-то дома. Эфенди скомандовал на выход. Выгрузились, зашли во двор. Во дворе встретил старик. Эфенди с ним обнялся. Перекинулся парой фраз. Кивнул в нашу сторону. Мы подошли.

— Будете жить здесь, у него. Его зовут Шамиль.

Старик слегка поклонился. Мы представились.

Пожали руки. Он не показался мне неприятным или враждебным. Благообразный такой. Сказал, что рад дорогим гостям. Я кисло улыбнулся.

Потом он меня поразил. Он сказал — «хлеб-соль». Разборчиво, с приемлемым акцентом. Но главное — смысл. Бандитское гнездо, линия Маннергейма, можно сказать, а тебе говорят — «хлеб-соль». Звучит это, правда, как «хлэп-сол», но все равно приятно. Впрочем, ни того, ни другого не предложил.

— Располагайтесь, — сказал эфенди, — он вас будет кормить, поить.

— Поить? — мы оживились.

— Водой, иногда — чаем.

— А… А чего еще нам делать?

— Ждать. К вам придет Джабраил. Он вас проинструктирует.

— А! Руководитель программы, шеф-редактор, так сказать, — я пытался шутить.

Эфенди пристально посмотрел мне в глаза.

— Вроде того, — он опять говорил почти без акцента.

— А сколько ждать?

— Сколько надо.

— Очень любезно с вашей стороны. А кроме как ждать, мы еще что-то можем делать?

— Гулять. По этой улице. Не дальше.

— А снимать?

— Нет.

— Но вы же в машине не возражали?

— В машине вы были со мной. А так — нельзя. Вы нам здесь живые нужны.

— В течение какого времени?

— Ты мудак?

— Нет, я корреспондент. Хотя как корреспондент я, конечно, мудак. Был бы не мудак, снимал бы сейчас открытие нового магазина Гуччи на Тверской.

— У тебя иногда бывают хорошие шутки. Редко, но бывают. Значит, ты не мудак.

— Спасибо, эфенди.

— Ты нам нужен живым. А сколько мы все здесь проживем — вопрос не ко мне, к Аллаху.

— Оптимистично.

— Ждите Джабраила, салям.

Мы вошли в дом. Это была не сакля — именно дом. Большой, добротный. Мне живо представился подвал, а там — ходы, ходы, бомбоубежище, бетон. Многие «КамАЗы», которые мы видели, были покрыты густой цементной или бетонной, я не очень разбираюсь, пылью.