Странное явление людей-грибов Доктор Чех обсудил с историком Семыгиным. Антон Павлович высказал предположение, что с первыми заморозками хиппи исчезнут, так как грибы не могут поддерживать активную фазу жизнедеятельности в зимнее время. Аркадия Юрьевича же интересовал другой аспект проблемы, а именно, он выдвинул гипотезу, что дух леса, который присутствует в славянской мифологии под именем Леший, вполне возможно не вымысел, но конкретное указание на то, что древние славяне хорошо знали человека-гриба и сосуществовали с ним бок о бок, иначе, откуда бы взялся настолько живучий образ Лешего, прошедший через столетия? Ведь и до сих пор Леший фигурирует в народном фольклоре в образе древоподобного существа, облепленного грибами. А если это так, то хиппи не исчезнут бесследно, и на следующую осень появятся снова.
Как и предсказывал доктор Чех, с первыми заморозками хиппи пропали, но в начале следующего лета, уже подтверждая теорию историка Семыгина, люди-грибы, как ни в чем не бывало, проросли опять.
— Глава 12 —
Дата, выбитая на каменной плите,
и записанная в приходских книгах,
появится после нашей смерти;
мы мертвы, если нас ничего не трогает —
ни слово, ни желание, ни память.
Х. Л. Борхес, «Дворец».
В 1979-ом весна, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление зимних холодов, взяла Красный в осаду и принялась наносить по городу точечные удары. Выглядело это следующим образом: в отдельных районах вдруг начинал таять снег, в то время, когда на остальной территории Красного скрипели морозы. В очаговых оттепелях снег таял быстро и через пару дней сходил полностью, обнажившаяся земля парила, и бродячие собаки собирались на этих отвоеванных весной участках греться на солнце, потому что солнце только туда и светило. Но затем зима собиралась с силами, поднимала вьюги и безжалостно заметала обнаженные земли сугробами бурых струпьев. Так продолжалось три месяца, вплоть до начала июня, так что даже Праздник Победы, в силу климатических катаклизмов, провели кое-как. Но, в конце концов, зима отступила, снег сошел окончательно, и в город победоносно вошло раскаленное железное лето.
Антон Павлович как-то пожаловался друзьям, что погода в их городе уже не просто непредсказуема, но пугающе неопределенная и сумасбродная, словно управляют ею не климатические законы планеты, но слепой случай. На что Аркадий Юрьевич, безразличный к климату Красного, заверил друга, что неопределенность вскорости станет обычным явлением, и не только в Красном, но и во всей Стране Советов, потому что Грузинская ССР приняла конституцию, в которой основным языком отныне является грузинский, а не русский, как это было и есть во всех остальных республиках-побратимах.
— Это — начало конца, — заключил историк Семыгин. — Когда империя СССР развалится, а это закономерно в силу исторически сложившихся законов существования империй, я не удивлюсь, если грузины из наших союзников станут нашими врагами.
— Что за глупости вы говорите, голубчик, — пожурил его Антон Павлович. — Вспомните нашего покойного товарища Гуридзе. Неужели вы думаете, что такие люди способны поднять на нас оружие?!
— Войны делают не народы, Антон Павлович, их делают политики. Я видел, как это происходит. В Будапеште, например, когда в наши танки летели бутылки с зажигательной смесью. И бросали их не солдаты — обычные граждане Венгрии. Вот скажите, могли бы вы когда-нибудь предположить, что мы будем воевать с Венгрией? С Польшей? С Чехословакией? То-то и оно. Мы любим наших братьев славян, но о нашу любовь Политбюро вытирает ноги и отправляет туда войска. Потому что все решает политика, а она — всегда вытирает ноги о свой народ.
Антон Павлович отмахнулся от мрачных предположений Аркадия Юрьевича, но осадок тревоги остался, к тому же обстановка в городе становилась все более напряженной, и доктор Чех не мог этого не замечать.
В конце июня, едва пересекши городскую черту, сошел с рельс железнодорожный состав, увозивший на «землю» пол сотни вагонов чугунных болванок. В крушении локомотив загорелся, но через час был потушен Черным Мао, который не мог позволить тонам солярки превратиться в дым. Труп погибшего машиниста Fluvius nigra поглотила тоже. Помощник машиниста, совсем еще мальчишка, пережил старшего товарища на пару часов. Вытолкнутый машинистом из кабины в момент крушения поезда, при приземлении он отбил себе селезенку, а, кувыркаясь по лезвиям кинжальной травы, исполосовал себя в фарш и вскоре скончался от потери крови.
Движение поездов остановили на две недели. Когда стали искать причину катастрофы, выяснилось, что корни близстоящих деревьев подняли железнодорожное полотно. Эти корни откопали, но распилить их удалось только ножовкой с алмазным напылением, обычная пила быстро тупилась, не оставляя на древесине и следа. Тайга стала железной в прямом понимании этого слова, к тому же, в ней не осталось и намека на зелень — лес окружал Красный плотной черной стеной. Горожан больше не требовалось предупреждать об опасности прогулок по лесу, потому что эти прогулки давно уже были невозможны, — если от лезвий травы еще спасали металлические подковы и набойки на подошвах, то продраться сквозь острые, как бритва, и твердые, как углеродистая сталь, заросли было равнозначно самоубийству. Но и это было не самое страшное, — черная тайга начала медленно наступать на красный город, постепенно сжимая кольцо окружения.
Тихон Маслов в армии отслужил только год. Осенью 1977-го он, напившись браги, избил до полусмерти своего ротного, а протрезвев, уразумел, что теперь его будущее — дисбат, такой перспективе огорчился, и решил «делать ноги». Тихон вооружился автоматом Калашникова и покинул расположение части, взяв курс на юг. Он не очень переживал о содеянном, как и о том, что оставляет любимую родину, полагая, что вряд ли Китай окажется хуже, чем Красный. Но КНР — не та страна, где следует искать убежища, — едва вступив на китайскую территорию, старший из Масловских отпрысков рухнул на землю, скошенный пулеметной очередью узкоглазых пограничников. Факт нарушения границы вооруженным советским солдатом взволновал как китайскую сторону, так и советскую, но до повторения Даманского конфликта 1969-го года дело не дошло, обеим странам хватило здравомыслия не раздувать войну из-за глупости отдельно взятого индивида. «Маслов Тихон Аркадьевич погиб при несении боевой службы, оберегая границы СССР», — значилось в телеграмме, отправленной воинской частью в Красный.
Петю Маслова в армию не забрали, потому что теперь он работал на заводе помощником токаря и был единственным кормильцем в семье. Мать Пети Нина Павловна часто хворала, ее мучила астма, подводило сердце, Юле, по причине ее врожденной слепоты, доктор Чех еще пятнадцать лет назад определил инвалидность, Артем и Демьян были несовершеннолетними, а старший брат Тихон погиб на Советско-Китайской границе, — в общем, Страна Советов позволила Пете от военной повинности уклониться.
К этому времени теория твердотопливных реактивных двигателей Петей и Вениамином Альбертовичем были изучены достаточно глубоко, и детально отработаны на практике, мало того, Цандеровский завершил и отправил в «область» свой монументальный труд под названием «Физика сгорания твердого топлива». Но Петю все меньше интересовали модели, хотя его стремительные ракеты уносились в небо на километр, а то и выше, — он жаждал подняться в небо сам.
В конце июля Петр Маслов пришел к учителю физики Цандеровскому и сказал, что намерен строить дельтаплан. Вениамин Альбертович знал, что дельтапланы — аппараты довольно ненадежные, но перечить своему лучшему ученику не стал (а более толковых и целеустремленных парней Цандеровский в своей жизни не встречал), и согласился помочь Пете всем, чем сможет. Заручившись поддержкой преподавателя, Петр приступил к конструированию дельтаплана и к концу лета его закончил.
